интересов и их общих разногласий. Брукманн сказал, что в штабных документах операция получила кодовое наименование «Черный туман». На деле выходит, что – нет. Все-таки – «Schwarze Nebel». А они здесь, в лесу, – пушечное мясо. Правда, под огонь снайперов попали сами носители высокой крови.
Радовский разделил своих людей на мелкие группы численностью до двух человек, определил им квадраты поиска. И теперь сидел в штабной избе и ждал результатов. Хотелось выпить. Но со Шмитхубером пить не хотелось. Не та компания. Командир опорного пункта, обер-фельдфебель о чем-то оживленно беседовал с лейтенантом. Похоже, они оказались земляками. Видимо, вспоминают, какой вкусный и наваристый айнтопф[12] готовили им жены до войны.
Но в следующее мгновение Радовский снова вернулся к своим размышлениям. Советы тоже действовали в составе разведгруппы. И действовали очень эффективно. В какой-то мере в неудаче второй группы виноваты именно они, подразделение «Черный туман», ведь именно им отведена роль щита от возможного огневого воздействия советских разведгрупп. Щит в нужную минуту оказался далеко в стороне. По чьей глупости, пока неизвестно.
Люди Шмитхубера явно бездельничали. И это раздражало Радовского. В конце концов кому нужен этот чертов самолет?
Немцам, конечно же, не хотелось совать свои головы под пули, тем более в своем тылу. Или Шмитхубер имеет какое-то определенное задание, в суть которого не посвящен он, назначенный руководителем поиска. Вот тебе и четвертый батальон.
Радовский отхлебнул из армейской фляжки, которую ординарец Лещенко предусмотрительно оставил на столе, и подошел к окну. Дождь не прекращался. Иногда порывами ветра его затаскивало на окна, крупные капли матовыми штрихами размазывало по стеклам. Еще и погода – дрянь. И Радовский сделал еще один глоток из фляжки, на этот раз потяжелее. Это был коньяк. Не французский, конечно. Где здесь достанешь французский коньяк? Вадим Зимин, конечно, достал бы и здесь. И сидели бы они сейчас, среди болот, в лесах Могилевской губернии, и пили бы настоящий «Леро» или «Курвуазье» из бочек лимузэнского или гасконского дуба. А почему бы и нет? Сюда бы зондерфюрера Зимина. Нет, поручика Зимина. Мы пили бы «Леро» и с удовольствием закусывали его квашеной капустой и огурцами из простой здешней дубовой бочки, которая в общем-то ничуть не хуже гасконской или лимузэнской. Вадим наверняка бы предложил сходить на болота, пострелять уток. За неимением женщин – охота. Что может быть прекраснее?!
А тут ходи хвостом за этими колбасниками.
За окном мелькнул унтер, провожавший их к сгоревшему «мессершмитту». Унтеру лет двадцать. Может, двадцать два. Чем-то похож на Курсанта.
Радовский отступил на шаг от окна, чтобы его не было видно с улицы, и принялся наблюдать за немцем. Вот он подошел к женщине-проводнику, о чем-то спросил ее или просто заговорил. Та внимательно посмотрела на него и ответила что-то по-немецки. Унтер, должно быть, услышал то, что хотел услышать. Подошел к ней вплотную. Та чистила кобылу. Найда, чувствуя новую хозяйку и ее ласку, ловила женщину то за рукав, то за плечо своими чуткими губами. Когда к ним подошел унтер, кобыла потянулась к нему, но тут же недоверчиво отпрянула, стоило тому протянуть к ней руку. Какая умная лошадь, подумал Радовский. И в памяти его на какое-то мгновение вспыхнула другая. Вернее, другой. Его конь. Буян. Которого он, поручик Радовский, бросил когда-то под Ново-Алексеевкой с притороченной к седлу казацкой шашкой с обломанным клинком. И которого он видел совсем недавно здесь, неподалеку, когда возвращался с Озера, навсегда, как ему казалось, оставив свою семью. Найда такая же умная и ласковая, каким был Буян. Как она похожа на него!
Наконец он стряхнул оцепенение. Снова подошел к окну.
Интересно, о чем они разговаривают? Да, подумал Радовский, это уже не те солдаты Германского рейха, которые пришли сюда в сорок первом году. Эти снисходят до общения. Стоило позимовать несколько зим, получить под зад в Сталинграде, под Курском и на Днепре, и характер
Радовский вышел на крыльцо, когда немец уже выходил со двора. Он приказал ему подойти и предложил составить ему компанию.
– Не могу позволить – служба, – ответил унтер и покраснел.
Видимо, предложение Радовского действительно смутило этого молодого служаку. Как будто они живут здесь, на болотах, этакими святыми старцами-затворниками группы армий «Центр».
– Ладно, свободны, – махнул рукой Радовский.
Над хутором пролетела парочка чирков. Уточка стремительно тянула впереди, а следом и немного правее, держа интервал на один корпус, шел селезень. Вот где хорошая охота, подумал Радовский, с восторгом провожая взглядом полет чирков. Он вспомнил подарок генерала Фейна – роскошную садочную курковку фирмы «Зауер и Сын» 1911 года выпуска. Она осталась в деревне под Омельяновичами, в доме, который он занимал. Долго ли ему удастся таскать ее в своем фронтовом багаже? И чьим трофеем станет она в ближайшем будущем? Какой-нибудь штабной майор из большевиков подберет ее среди брошенных мешков и чемоданов бегущей на запад немецкой армии…
Радовский подошел к женщине-проводнику. Погладил Найду.
– Жалко мне ее – под седло-то, господин майор, – сказала женщина и отпустила ногу кобылы.
– Называйте меня Георгием Алексеевичем.
Женщина кивнула.
– У меня к вам просьба, – сказал он. – Вы не могли бы мне составить компанию? Я хочу выпить, а одному как-то неловко. С подчиненными – тоже. Не подумайте ни о чем дурном. Просто я устал от одиночества. Вы меня понимаете?
– Да нет, не понимаю, Георгий Алексеевич. Попробуй понять вас.
– Вот вы и попробуйте. Не получается… Что ж… – И, не дожидаясь ее ответа, он взял ее под руку и повел в дом.
В настенном шкафчике он нашел чистые рюмки. Хлеб, рыбные консервы, искусственный мед и печенье – в ранце Лещенко.
– Вот, Аксинья Северьяновна, угощайтесь. А вначале давайте выпьем.
– За что же?
– А за то, чтобы все это поскорее закончилось.
– За это выпью, – согласилась она.
Радовский выпил одним махом. Положил на хлеб несколько кусочков сардин и протянул Аксинье Северьяновне.
– Я рад, что нашел с вами общий язык, – сказал он, когда она с благодарностью взяла хлеб с сардинами.
Как хорошо, думал он, ощущая действие коньяка, как хорошо… Оказывается, это счастье – сидеть в более-менее опрятной избе среди болот, в компании пожилой женщины из местных, бывшего председателя колхоза, пить коньяк «Jaegerbranntwein»[13], слушать ее рассказы о здешнем житье-бытье и ни о чем не думать. Это что, прощание с родиной?
Через час за окном мелькнула голова Лещенко.
Радовский встретил его на крыльце и по лицу ординарца понял, что в лесу что-то произошло.
– Что?
– В квадрате шесть ничего не нашли, – начал Лещенко. Но, как всегда, начал не с того, что и сам считал главным. В глазах стыло напряжение.
– Что еще?
– Сакович пропал. Никаких следов. Как в воду канул.
Вот и потери начались, подумал он. В воду канул… Хорошо, если Сакович действительно всего лишь по неосторожности утонул. Но если дозор возле Чернавичей сняли? Если так, то, значит, разведгруппа Советов, или группа поиска, бродит и в квадрате шесть. Довольно глубоко. И у них, по всей вероятности, более точные данные. Ведь мог пилот перед падением выйти на связь и передать свои координаты. А мог и вовсе уйти через линию фронта и теперь привел разведгруппу к месту падения своего самолета, чтобы демонтировать те приборы и вооружение, за которыми прибыли сюда из Германии люди Брукманна и сам Oberstleutnant.
