погода наконец-то угомонилась, апрель заполнился солнцем, отогревается земля... В ласковом безветрии покойно сквозили струйки сигаретного дыма, негромко перекликались голоса, сыпался смех девушки с короткими капризными волосами, парень в синей куртке, чуть улыбаясь, обнимал ее - непринужденность, нежность, ясная песня весны в сиреневом утре... Крутилась возле их ног небольшая черная собака - ухоженная гладкая шерсть лоснилась на солнце, подыгрывала блеском общему веселью.
А над ними, на вершине холма Лесь Пейчара стоял перед камнем и что-то в его позе привлекало их внимание: поднимали головы, но - ненадолго, тут же и возвращались в свою беззаботность. Только девушку заинтриговало: что там могло занимать этого долговязого типа с седыми космами из-под черной шапочки, в обшарпанном плаще? Воспитанная варшавская девочка, она деликатно отводила глаза, возвращалась в поток слов синекурточного приятеля, но когда на холме стало пусто, она спросила парня: - Яцек, а что там наверху?
-Где?
- Вот здесь, на пригорке...
- Камень, там что-то про войну... Геройские подвиги предков... Что-нибудь такое...
- Яцек, как же ты не знаешь? Столько лет здесь живешь, мимо ходишь...
-А ты?..
Оба рассмеялись, но потом слабое любопытство подтолкнуло их подняться к камню, и когда Лесь Пейчара, уже уходя по мощеной дорожке между кустами, обернулся, он увидел перед камнем на холме девушку с короткой стрижкой и парня в синей куртке, положившего руку ей на плечо. Они стояли перед надписью, читали. У ног их суетилась черная собачка с бодро взвинченным хвостом. Собака взволнованно обнюхала камень, по-
вернулась и подняла заднюю лапу. Тугая, золотистая на солнце струя мочи ударила в угол камня, в то как раз место, где раньше стояла поминальная чаша.
Лесь Пейчара глядел на писающую собачку и чувствовал, что ему пятьдесят, что жизнь - дело утомительное, что ясное небо полно холода и весна все еще не весна. И все-таки...
И все-таки...
...и все-таки многодневный дождь утих, небо посветлело, и в разрывах туч проглядывало садящееся солнце, чей закат не мог состояться, поскольку на севере России июль - время белых ночей. Исходили паром озера и лес, в белых клубах ворочалась чаща. Сырой воздух к ночи холодел; облегченный от влаги, он тянул кверху туман от озер, и вскоре светлым дымом заволокло впадины между холмами и всю дальнюю даль: словно облака пали на окрестность, не стало видно земли, лугов, реки и озер, только местами из белесой мглы вставали темные контуры стогов и перелесков, как бы парящие в небе, и деревья, поднявшиеся из бело-сизого тумана в сизо-белую высь, между небом и невидимой землей, зыбкостью очертаний словно обозначали мир по ту сторону человеческого разумения. Фантастика ночи усугублялась беззвучием, даже редкие вскрики птиц исчезли, остались в ушедшем дождливом дне. Святая Мария, Божья Матерь, Избавительница от всякой беды всех, осенила мир спасительным своим Покровом, и воцарилась тишь, и вышним покоем опахнуло усталую от ненастья землю.
...и вошла женщина в храм, чудом уберегшийся от пагубы столетий и случайностей, чтобы сейчас вовлечь ее в полет фресок: перед нею многолюдие вселенских соборов, ниже мраморный глянец белого пояса с кружевами орнамента, выше голубизна и охра евангелических сцен и фигуры святых, грешников, царей, пророков - взгляд женщины, ее душа, мысли ее несутся в ласкающих волнах красок по столбам и стенам, через “О тебе радуется”, через четыре сцены Благовещения, мимо волхвов на игривых лошадках, танцующих под аккомпанемент серебристых горок, мимо пронзительно созвучных, в лад их судьбам, Марии и Елизаветы, и в подпружья арок, вслед цветным силуэтам изогнутых, и к Спасу в куполе придела, и наконец – к центральной апсиде. Сюда наплывает из оконного проема ясность дня или белой северной ночи, сюда из храмовых высот бросают белый отсвет медальоны со святыми, здесь по стенам кружит вереница белых фигур, огромность которых разряжена бесплотностью; они уводят женщину в белое царство непорочности, увенчанное лазурью купола, где в золоте святости являет себя Совершенство -
Божья Матерь.
Она - на троне, Иисус еще не отнят от материнских колен, и ликуют по обе стороны трона ангелы. Коричневато-красным облаком летит плащ Богоматери в лазурном подкупольном пространстве, пурпур омрачает душу женщины, но сверху вниз и слева направо внутри сферы купола спирально струятся линии, они манят взгляд к просветам голубого хитона Марии, к восторгам охры трона и подножия и одежды Христа, к желтым всплескам нимбов и ангельских крыльев. Фигура Богоматери, изогнутая поверхностью купола, склоняется над женщиной, царственная скорбь Всех Заступницы, За Всех Печальницы, повинуясь кривизне свода, нисходит в ее разум. А в синеве неба бряцает медь нимба, и внутри него светит покоем всепонимания овал северного лица, хотя и затуманенного тенью: предчувствие сыновнего страдания пробелами проступает на нежном лике Марии, стынет в миндалевидных глазах тоска, горько сложен рот...
Изображение одаривает женщину возвышающей печалью, сферическое пространство объемлет ее цветовыми потоками и втягивает в себя, в сокровенную глубину бывшего алтаря. Покоряясь, женщина ступает на шаг вперед, и загиб свода выдает свою хитрость: на лице Богородицы исчезают темные тени, уголки губ поднимаются и весь облик ее освещается улыбкой. Истаивает мрак горя, радостной ясностью полнятся глаза Святой Девы, строгий силуэт ее теперь лелеет в себе мирную тишину, и скорбь пурпура одежд переплавляется в торжество добра. Лик Матери, светлый Лик Любви восходит над женщиной, дыхание надежды овевает ее сердце.
Так вот почему из-под печально-красного плаща Богоматери светит радостью голубой хитон, - догадывается женщина. Вот зачем под глазами Марии блики пробелов - то внутреннее сияние нетленного добра! Вот где истина!..
Истина, добро, мудрость - в старину были синонимы. И тот, Мастер, кто пятьсот лет назад опередил улыбку Джоконды, не играл вогнутостью свода, не бахвалился техникой. Мудрый, он постиг смысл двусмысленности: скорбь и радость нерасторжимы. От страдания к улыбке - шаг. От печали к надежде, от горя к свету –
один только шаг...
7. ИСХОД
ЕВАНГЕЛИЕ от МАТФЕЯ (19:14):
...Иисус сказал: пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне; ибо таковых есть царствие небесное [2, с. 2036].
3. ЛУКАШЕВИЧ (
Эсэсовец Зепп Гедрейтер был специалистом по убиванию младенцев, которых сам хватал за ножки и убивал, ударяя головкой о забор [3,т.1,с.8б1].
ЯНУШ КОРЧАК (
Ребенок, которого ты родила, весит десять фунтов. <...> Ты родила восемь фунтов воды и два фунта пепла. А каждая капля этого твоего ребенка была паром облака, кристаллом снега, туманом, росой, ключом на дне, мутью городского канала. Каждый атом угля или азота находился в миллионах различных соединений. Ты лишь собрала все то, что было.
Земля, подвешенная в бесконечности.
Близкий друг - солнце - пятьдесят миллионов миль.
Диаметр маленькой нашей земли - это лишь три тысячи миль огня в тонкой десятимильной остывшей скорлупе.
На скорлупе, наполненной огнем, среди океанов - брошена горсть суши.
