обломки. Мы уже получили урок, тяжкий урок, так что теперь с этим покончено, ясно?»
«Хорошо, хорошо! Я просто… Я только хотел попросить открытку или фотографию, если возможно…» И он уезжает из города, так ничего и не посмотрев.
Вот на теплоходе боцман вдруг тычет в его сторону пальцем и говорит: «А этот-то что тут делает? Что у нас с дисциплиной, а? Ну-ка, по-быстрому отправьте его в трюм. Две склянки только что пробило». И, насвистывая, уходит, а Перо надрывается до конца круиза.
Но он не возражает, не жалуется. Он думает о несчастных, которые вообще лишены возможности путешествовать, в то время как он путешествует, путешествует без конца.
В апартаментах королевы
Когда Перо прибыл во дворец со своими верительными грамотами, королева ему сказала:
— Так-так. Король сейчас очень занят. Вы увидитесь с ним попозже. Если вы не возражаете, около пяти мы отправимся к нему вместе. Его величество очень любит датчан и с большим удовольствием вас примет, а пока вы можете немного пройтись со мной.
Дворец у нас такой большой, что я вечно боюсь заблудиться и вдруг оказаться рядом с кухней, а вы ведь понимаете, какой это был бы жуткий конфуз для королевы. Пойдемте вот так. Этот путь я знаю хорошо. Вот это моя спальня.
И они заходят в спальню.
— У нас остается еще добрых два часа, и вы могли бы немного мне почитать, правда, у меня тут нет ничего особо интересного. А может быть, вы в карты играете? Правда, должна вам признаться, что всегда сразу проигрываю.
Ну, вы уже, наверно, устали стоять, а сидеть вам быстро надоест, так что мы можем полежать вот на этом диване.
Но вскоре она снова поднимается.
— В этой комнате всегда кошмарная жара. Если вы поможете мне раздеться, это будет с вашей стороны очень мило. А потом мы сможем поговорить как следует. Мне так хочется расспросить вас о Дании. Кстати, это платье настолько легко снимается, не пойму, и как это я целый день остаюсь одетой. И не заметишь, а оно уже снято. Видите, стоит поднять руки вверх, и его снимет даже ребенок. Ну, я бы ему, конечно, не разрешила. Нет, я люблю детей, но во дворце и так столько сплетен, и потом, дети вечно все портят.
И Перо ее раздевает.
— Только, знаете, вы уж и сами не оставайтесь при параде. Одетый человек в спальне выглядит так чопорно, да и вообще, пока вы в таком виде, мне страшно, что вы уйдете и бросите меня одну в этом огромном дворце.
И Перо раздевается. Потом в одной рубашке ложится.
— Еще всего только четверть четвертого, — говорит королева. — Вы, правда, столько всего знаете о Дании, что смогли бы рассказывать целый час и три четверти? Нет, я не буду так много от вас требовать. Я ведь понимаю, что вам пришлось бы нелегко. Дам вам еще немного собраться с мыслями. А пока вы думаете, раз уж мы рядом, я хочу вам показать что-то очень странное. Мне интересно знать, что об этом скажет датчанин.
У меня вот здесь, на правой груди, три маленьких пятнышка. Нет, постойте, маленьких только два, третье побольше. И видите, то, что побольше, ужасно похоже на… Нет, в самом деле, любопытно, ведь правда, а на левой, представьте, ничего нет! Она совершенно белая!
Слушайте, скажите мне что-нибудь об этом, но сначала изучите все хорошенько, не торопясь…
И Перо изучает. Он прикасается, неуверенно проводит пальцами, и это исследование повергает его в дрожь, так что пальцы повторяют свой округлый путь снова и снова.
Перо размышляет.
— Я вижу, у вас возник вопрос, — говорит королева спустя несколько минут, — теперь мне ясно, что вы настоящий специалист. Вам интересно, нет ли у меня таких пятнышек где-нибудь еще. Нет, — заключает она и страшно смущается, так что вся краснеет.
— А теперь расскажите мне о Дании, только придвиньтесь близко-близко, чтобы я не отвлекалась.
Перо пододвигается, ложится с ней рядом, и теперь он уже не в состоянии ничего скрыть.
И в самом деле:
— Ну знаете, — говорит она, — я-то думала, что у вас больше почтения к королеве, но в конце концов, раз уж у вас так вышло, я не хочу, чтобы это нам помешало потом побеседовать о Дании.
И королева привлекает его к себе.
— И главное, погладьте мне бедра, а то я боюсь, что сразу отвлекусь и забуду, зачем я вообще ложилась…
. .
Ужасные происшествия, как разнятся ваши завязки и сюжеты, печальные происшествия, и за всем этим стоит какой-то неумолимый враг.
Ночь с болгарами
— Такое дело, возвращались мы домой. Ошиблись поездом. А там была куча болгар, и они все шептались между собой не пойми о чем и ерзали без конца, ну мы и решили с ними сразу разобраться. Достали револьверы и стрельнули. По-быстрому, а то от таких не знаешь, чего ждать. Важно было успеть первыми. Они вообще-то удивились, но от этих болгар ведь не знаешь, чего и ждать.
— На следующей станции сядет много народу, — говорит начальник поезда. — Пересаживайтесь вот к ним (и он показал на трупы), чтобы все поместились в одном купе. Не вижу причин, почему бы вам с ними теперь ехать в разных.
И смотрит строго.
— Да-да, сейчас пересядем, о чем говорить. Конечно. Ради бога.
И быстренько подсаживаются к трупам и подпирают их по бокам.
Но не так-то это просто. Семь трупов и трое живых. Трое парней втискиваются между холодных тел, а «задремавшие» головы то и дело клонятся и падают им на плечи. Будто урну несешь на плече, такие холодные. Шершавые урны, чувствуешь их щекой, и жесткая щетина на них стала расти в два раза быстрее.
Вся ночь впереди. Потом на заре надо попробовать смыться. Может быть, начальник поезда уже забыл. Важно оставаться спокойными. Попытаться не привлекать его внимания. Сидеть теснехонько, как он велел. Вести себя хорошо. А утром потихонечку свалить. Перед границей поезд обычно замедляет ход. Тогда сбежать будет проще, а границу перейдем чуть подальше, лесом, с проводником.
Так они себя уговаривают не волноваться.
В поезде трупы трясет куда сильней, чем живых. Они боятся быстрой езды. Не могут ни минуты спокойно усидеть. Клонятся все ниже и ниже, норовят встрять в разговор — ну никакого терпения.
За ними нужен глаз да глаз, и отвлекаться нельзя: прижимаешь их к спинке сиденья — один по правую руку, другой — по левую, наваливаешься всем телом, но головы у них все равно постукивают.
Держать трупы надо крепко — вот что главное.
— Может, кто-нибудь из вас, месье, уступить место вон той пожилой даме?
Попробуй откажись. Перо сажает один труп к себе на колени (другой все еще прислонен к нему справа), и слева садится пожилая дама. Вот дама задремала, голова ее склоняется. Головы дамы и трупа сталкиваются! Но просыпается только первая голова и вскрикивает: вторая совсем холодная, дама в
