Снега уже не было, поэтому в руки хватали комья земли и бросали в Мару.
– Прочь от нас, злющая! Прочь!
Когда комья летят мимо, парни огорчаются, когда попадают, особенно по соломенной башке Мары, – взлетает смех к небу. А смех такой громкий и такой раскатистый, который может произвести только молодая и сильная грудь.
Но вот утихомирились понемногу, по крайней мере старшие. Тогда Мстивой, которому выпало править на празднике, выхватил из костра головню и поджег Мару. Дым и гарь поплыли долом. Но люди не обращают на это внимания. С шумом и веселым гиканьем парни подбрасывают ветки в огонь и горланят еще веселей, когда столбом взлетают к небу искры.
Девушки становятся в круг, ведут хоровод и припевают:
Одна песня сменяет другую.
Еще там, в городище, парни выбрали среди девушек лучшую: ту, что и лицом красна, станом гибка, словно березка. Женщины нарядили ее в белые праздничные одежды, надели на вымытые любистоком и распущенные по плечам косы венок из купав, посадили на белого коня, дали в руки сито с выпеченными, золоченными медом жаворонками и сказали:
– Нынче ты Добромира, невеста Ярилова, Весна. Поезжай в поле и одари всех своими дарами.
Пока девушки, которые сопровождают разукрашенную Весну, поют: «Дай нам ржи и пшеницы…», Весна раздает подарки, приглашает поселян к яствам, выставленным на белом полотне. Там и хлеб, и печенье, пироги, мед пчелиный и корчаги с хмельным. А еще – вепрятина, лосятина, зажаренные тетерева. Хватит всем и на всю ночь. Первыми, как и положено, усаживаются мужья с молодицами. Им негоже начинать праздник с танца – будут танцевать, когда захмелеют. Потому и не отказываются от яств и кубков и потчуют друг друга, а здравицы провозглашают в честь матери-весны, всеблагой Лады, богини слюба и перелюба. Да, да, и перелюба. Ведь среди мужей Выпала немало и таких, которые пришли праздновать с одной, а угощаются с другой, с той, которую хотела бы воля, да не сулила доля. Так где же угомонить ее, змею- присуху, как не на празднике Ярилы?!
А костры горят – не угасают, взвиваются ввысь, плывут долиной. И песня не утихает, и шум-гам идет и идет полями-перелогами, полями-выпалами. От веси к веси, от края и до края, на весь славянский мир.
слышится из круга песняров, а где-то в другом конце веселья взлетает еще громче и оживленнее:
– В «гори-дуба»! Идемте играть в «гори-дуба»!
Парни, откликаясь на этот призыв, выхватывают из круга своих избранниц и увлекают их, веселых, разгоряченных хмелем или только играми, туда, где собирается цепочка желающих играть. Становятся парами, ждут не дождутся, когда урядник выломает палку и позовет мериться: кому в паре стоять, кому пару искать. Миловидка и Божейко, как самые молодые, не рвались вперед, так как ни он, ни она еще не играли в «гори-дуба» и толком не знали, что и как. Когда начнется игра, присмотрятся, а тогда уж вступят в игру.
– Божейко! А ты чего мнешься? – позвал Мстивой-распорядитель. – Иди и меряйся, если не хочешь остаться последним.
Палку он вырезал длинную, и тем, которые меряются, приходится дотягиваться до верха. А это уже повод для насмешек и шуток. Ну а где повод, там и хохот.
– Не все то большое, что очень высокое.
– Разве?
– Да. Один говорил: высокий до неба, да не очень нужен.
– Не один, а одна. Ты это хотел сказать?
– Может, и это. Почему бы и нет.
Но вот среди тех, кто мерялся, остался один, кому выпало гореть. Парни с девчатами опять стали парами, ждут, затаив дыхание. Но парубок-неудачник и виду не подает, что недоволен: ходит перед всеми гоголем, хорохорится, наконец становится на указанное ему место и, подбоченившись, кричит что есть мочи:
– Горю, горю, дуб!
– Из каких яруг?
– Из выпальских!
– Чего ж ты горишь?
– Красну девицу хочу.
– Какую?
– Тебя, молодую!
Парень и девушка, которые стояли первыми, срываются с места и бегут, каждый своей стороной, туда, где выстроились пары. Тот, кто горел, норовит догнать девушку-беглянку и схватить ее до того, как она возьмется со своим избранником за руки. Да не на ту напал. Девушка бежала быстрее и успела-таки встать на безопасное место.
Игра повторяется. И один раз так, и другой, до тех пор, пока какая-то из девушек не замешкалась и не попала в объятия того, кто горит желанием любви.
Визг сменяется смехом, таким дружным, таким заразительным, что все возле яств замирают на мгновение, прислушиваясь к тому, что происходит у играющих. Но только на мгновение. За столом свои разговоры, смех. И игры свои. Один ластится к соседке, другой спаивает соседа или сам упился и улегся здесь же, третий подозревает что-то за женой, хмурится или хватает ее, словно татя на татьбе, за руку и
