различиях — все же родственные фигуры. Марксизм и фашизм — это попытки ответной реакции на устрашающие реальности современности».
Когда автор этой книги работал в еженедельнике «Новое время», наше немецкое издание распространялось в Германии. Один из немецких читателей, Курт Нагель, прислал в редакцию большое письмо, которое свидетельствовало о настроениях немцев, особенно восточных:
«Несколько десятилетий средства массовой информации всего мира писали только о преступлениях германских нацистов, воспитывали у немецкой молодежи комплекс неполноценности и угнетенное состояние духа.
Сейчас с громадным опозданием на вас хлынул поток ужасающих сведений об истинном лице большевизма. Я не знаю, чувствуют ли себя по-прежнему освободителями бывшие советские солдаты, ведь ваша армия, что называется, бросила Восточную Европу из огня в полымя. Один захватчик сменился другим.
К тому времени, когда Гитлера в Веймарской республике посадили в крепость за попытку путча (1923 год), коммунисты в России уже аннексировали Грузию, Азербайджан, Армению, Украину — свободные, независимые государства. Такая же судьба постигла потом Балтийские страны. К сожалению, эти государства не обзавелись договорами, какой Польша имела с Англией и Францией, поэтому из-за этих стран мировая война не началась.
Пока глупый Гитлер трубил на весь свет о своих замыслах, пока германская армия навлекала на себя возмущение всего мира, коварный грузин Сталин тихо делал все то же самое. Почему же Англия и Франция не объявили Сталину войну?
Ответ прост: двойные стандарты…
В «Архипелаге ГУЛАГ» Александр Солженицын пишет, что ГУЛАГ и Бухенвальд существовали одновременно. Я должен поправить Солженицына. Когда миллионы советских людей, в том числе и немцев, уже умерли от голода и холода, были расстреляны, околели в сталинском ГУЛАГе, нацисты еще только пришли к власти в Германии.
Национальные социалисты, которых мы, немцы, выбрали демократическим путем, вполне имели право преследовать германских коммунистов, которые хотели установить в Германии сталинскую систему со всеми ее ужасами. К тому времени, когда Эрнста Тельмана летом 1944 года убили в Бухенвальде, его товарищи по политбюро германской компартии Флиг, Нойманн, Шубберт и Шульте уже давно были уничтожены. Но не в застенках гестапо, а в лагерях НКВД.
Я не хочу оправдывать национальный социализм, но должен заметить, что свои преступления немцы совершили в основном в годы войны, когда мораль любого народа резко падает. Преступления советского коммунизма ужаснее, и о них знали все, за исключением самих советских людей. Вас постигла судьба обманутого мужа: все осведомлены о его позоре, кроме его самого.
Посылаю вам ксерокопию книги, которая вышла задолго до всех известных разоблачений сталинизма. Эту книгу рекомендовал нам в годы войны наш школьный учитель, член партии, чтобы мы поняли необходимость борьбы с большевизмом, старшим, но опасным братом национального социализма. У нас в Дрездене во времена Третьего рейха эта книга лежала в витрине любого книжного магазина.
Сюжет этой книги прост: молодой немецкий коммунист, который поехал строить социализм в Советском Союзе, рассказывает в ней о том, что он пережил с 1924 по 1934 год. Теперь вы поймете, что это не нацистская пропаганда!»
Книга, ксерокопию которой прислал нам в редакцию немецкий читатель, принадлежала перу бывшего коммуниста Карла Альбрехта и называлась «Преданный социализм. Десять лет в роли высшего государственного чиновника в Советском Союзе». Книга была издана в Берлине в 1939 году, то есть при нацистах.
Альбрехт описывал свои впечатления от жизни и работы в Советском Союзе:
«В декабре 1931 года я отправился в места важнейших лесоразработок на Урале в качестве представителя ЦК партии и Совнаркома. Задача: выяснить подлинные причины сбоев во время лесозаготовок…
Тысячи крестьян, у которых отобрали все их имущество, вместе с семьями поселили в землянках. Хотя они находились в лесу и дров было предостаточно, землянки не отапливались. Мне объяснили, что по распоряжению начальства топливо полагалось лишь тем, кто выполнит норму. Но я обнаружил, что в землянках вообще не было печек! У подавляющего большинства крестьян была только легкая летняя одежда — ведь их привезли сюда с юга…
Некоторые из них никогда раньше не видели леса, не говоря о том, что им не был знаком изнурительный труд на лесосеках, а от них требовали выполнения норм, которые не смог бы выработать и опытный лесоруб в Центральной Европе, получающий полноценное питание. Эти несчастные стояли передо мной со слезами на глазах. Они говорили мне о том, что среди них много больных, что их детям грозит голодная смерть…
С подлой изощренностью в этом лагере (одном из многих десятков, расположенных на Урале) сознательно уничтожают согнанных сюда людей, беспощадно обрекая их на голод… По сравнению с этим ужасным существованием самые опасные уголовники в самых нищих тюрьмах мира живут как господа. У них есть крыша над головой, им гарантировано ежедневное питание, а самое главное — они точно знают: когда истечет их срок, они выйдут на свободу.
У этих бывших крестьян ничего этого нет. Они знают, что находятся здесь для того, чтобы мучиться, надрываясь на тяжелейшей принудительной работе, до тех пор, пока не умрут, как скотина, где-нибудь в снегу… Я видел, как безрассудно расточались гигантский труд и энергия, как все приносилось в жертву одной цели — мировой революции, которая должна быть осуществлена путем агрессивных войн. Эти люди умеют только одно — уничтожать. Сталин строит свой социализм на горах трупов погибших от голода и казненных рабочих и крестьян…
Камера в Бутырке, куда меня посадили, была длиной десять метров и шириной семь. В царское время она предназначалась для двадцати четырех человек. Теперь в нее впихнули сто сорок семь заключенных. Сто сорок седьмым был я!…
С содроганием я думал о том, что бы произошло, если бы мне, как «новичку», пришлось бы занять место возле железной параши, до краев наполненной экскрементами. Оба окна из-за убийственных холодов были наглухо закрыты. Переполненная параша распространяла неописуемое зловоние…
Однажды в нашу камеру привели австрийца Франца Бальцера, который работал в Международной рабочей помощи. Через Межрабпом шел широкий сбор одежды, продовольствия и денег для Советского Союза. Хотя немцы после войны сами не ели досыта, они сочли своим долгом помогать голодающим в России. Бальцер же рассказал мне, что собранные деньги на самом деле использовались не для покупки продовольствия и лекарств, а предоставлялись в распоряжение аппарата Коминтерна. Бальцер был свидетелем попоек, которые устраивали руководители Межрабпома в Москве и Ленинграде…
Я бы хотел, чтобы все мои бывшие немецкие товарищи-коммунисты пережили вместе со мной это тяжелое время. Тогда бы они так же, как я, поняли, что их бесстыдно обманывали подстрекатели, находившиеся на содержании у Сталина, — Тельман и иже с ним…»
Немецкие историки, пытающиеся кардинально переосмыслить «непреодоленное прошлое», используют сталинские преступления как оправдание гитлеровских. Они понимают, что нельзя обелять гестапо, войска СС, айнзатцгруппы, которые уничтожали не только евреев и комиссаров, но и целые русские, сербские и чешские деревни, заподозренные в сотрудничестве с партизанами.
Но эти немецкие историки призывают подумать о «солдатах вермахта на Восточном фронте, немецких моряках на Балтике, которые предпринимали отчаянные, стоившие многих жертв усилия для защиты мирного населения Германии от оргий мести Красной армии, от массовых изнасилований, произвола убийц и поголовной депортации».
В сражениях с русскими на Восточном фронте немецкий историк Андреас Хилльгрубер видит «отчаянную защиту от агрессии ради сохранения самостоятельности и статуса германского рейха как великой державы. Немецкие войска на Восточном фронте защищали традиционные области поселения немцев, родину миллионов, составлявших ядро германского рейха».
Но ведь пока держался германский Восточный фронт, в гитлеровских концлагерях продолжалось уничтожение людей! Взаимосвязанность этих процессов историки, ревизующие историю Третьего рейха,
