Снаряд этот, или ракета, или десница Божия, пропорол потолок «Праздничного» как раз над сценой, по ту сторону защитного стекла, и пришло пламя, всеядное и сильное, и воздух сжался, чтобы лопнуть и пропустить к Харламову то, что он вовсе не хотел слышать, так как взрыв этот разметал всех, кто был сейчас на сцене, испепелил их и разбросал окровавленные клочки плоти и удобных одежд, размазал по стенам. Стены выдержали, выстояли, приняв в себя боль и ужас.
Решетка же легендарная, предмет насмешек и анекдотов, сделала свое дело. Она спасла Емельянову, накрыла ее, прижала к спинкам кресел, бросила на них, сдавила деформированными балками, осыпала стеклом. Изрезанная, растерзанная, но все же живая, только что без сознания, народная певица была через шесть минут перенесена в реанимобиль, который, сорвавшись с места, помчался по заранее намеченному на случай катастрофы маршруту в военно-медицинскую академию.
Из ушей Харламова текла кровь, он шатался и смотрел на выводивших его из горевшего здания людей выпученными глазами.
Через час в городе было введено военное положение, а в Москве собралось на экстренное заседание правительство.
Нечто, похожее на крылатую ракету, прилетело со стороны морвокзала. Это показали многие очевидцы. И действительно. Стояла пришвартованная к берегу баржа без названия, но с номером, на ней не было ни души, только на палубе рельсы направляющих, как у «катюши», только выносной пульт пуска на берегу и еще кое-что другое. Баржу тут же взяли под усиленную охрану, район оцепили, подняли по тревоге всех, кого можно, и, естественно, опять никого не обнаружили. Похватали человек сто сгоряча по каким-то наводкам и байкам свидетелей пуска ФАУ, как тут же прозвали снаряд изумленные жители города многих революций, восхождений во власть и крушений надежд и упований.
Никакое колдовство, никакой морок не помогли бы сейчас Телепину проникнуть внутрь. Он ощущал силовое поле противопсихотропных генераторов, понимал, что это там блокируют входы и выходы от нематериального вмешательства, но бороться против генераторов этих не мог. Не смог бы их преодолеть и тот, кто был гораздо ближе к рукотворной мистерии духа. Тот, кто купил его, Валеру Телепина, не за деньги, не за вечную молодость или богатство. Он продал свою душу за Знание. И когда добрался до сердцевины этого знания, до его сути, понял, что сделка была неприбыльной. Но следовало платить по долгам. Душа его, веселая прежде, совсем не черная, жадная до жизни земной и оттого распалявшаяся порывами сладостного ветра, утреннего солнца и вкусом красного вина, выпитого возле уснувшей, наконец, женщины, душа, хотевшая большего и оттого с легкостью проделавшая путь вниз, душа его теперь была полна печали. Но все же существовал выход. По строгому кодексу чести, которому подчинялись сделки этого рода, по некорректности такой вещи, как Постижение Знания, существовала малая возможность маневра и изменения своей участи. Если бы Телепин попросил себе дипломат с долларами, или удачную сделку на бирже, или вечную молодость попросил бы, то, что труднее, но выполнимо в принципе, он не смог бы избегнуть своей участи. Договор пришлось бы выполнять. Теперь все же существовал шанс. Искупительный и гибельный поступок.
Система охраны «Праздничного» изучалась «Трансформером» давно и основательно. То, что внутри, было хотя и интересно, но все же не суть важно. Интересна была наружная охрана. Возле всех дверей нечто вроде печально известной «Альфы». Это уже прошлое. Как называется теперь эта команда, которая была в силах не раз одна изменить ситуацию на всем огромном пространстве России и всего, что прилагается к ней в виде сателлитов и капризных попутчиков, ведь так близка она была к той тонкой жилке, что пульсировала на сиятельном виске… И не на одном. И не раз.
На месте «космический» камуфляж, пуленепробиваемые каски, автоматы-крошки.
Далее просто спецназ. Потом ОМОН. И несколько колец просто объединенных групп милиции, ФСБ, ГРУ. И Бог знает еще кого. Именно объединенных. Чтобы не случилось сговора.
Телепину выправили камуфляж спецназовский, такой, какой во втором кольце, крайнем к помещению. И на этот раз спецназовцы не решились снять с лиц черные чулки с прорезями. В этом и был шанс.
В три тридцать группа захвата «Трансформера» уложила спецназовца в чулке, который бодро шел через проходной двор одного из домов к своему фургону, стоявшему метрах в трехстах от этого двора. Видимо, это был какой-то начальник. Вроде командира отделения. Путешествие к фургону они совершали три раза в течение суток, всегда в определенное время. Был он примерно одного с Телепиным роста, только, естественно, пошире в плечах. Тело этого мужика мгновенно оказалось в подвале, «зачищенном» незадолго до этого для нужд «Трансформера». Захват пленного прошел быстро и аккуратно. Через тридцать секунд уже Телепин вышел из проходного двора, остановился метрах в сорока от фургона, сделал жест, как будто забыто что-то важное, пошел назад во двор. По переговорнику, снятому с офицера, теперь лежавшего в связанном виде и с кляпом во рту, Телепина спросили, что происходит? При этом назвали Славой. Он произносить ничего не стал, просто махнул рукой. Его могли не признать по походке и другим признакам. Этого не произошло. Затем Телепин вернулся в подвал, ему мгновенно пришили нашивки и другие знаки различия, споротые уже с пленного, объяснили, что в эфире все спокойно, и через три минуты он сам, послушав эфир, пошел. Он знал, что в любом случае путь этот будет последним. Но существовали варианты. Если его просто пристрелят сейчас или запытают немного позже, он проиграл. Если же удастся выполнить то, что так мучительно и трудно придумывалось в штабе «Трансформера», он спасен. Быть может.
Внешние посты он миновал классно. Славик, стало быть. Первое препятствие — вот оно. Сослуживцы Славика по команде. В чулках и непринужденной настороженности. Идет к нему мужик метров двух, автоматом на ремешке помахивает.
— И как же решим? Ты обещал.
Что он мог обещать? Теперь уже не важно. Только нужно видеть глаза партнера. Нужно положить руку ему на лоб. Там, где гипноз соприкоснется с мантрой, с заклинанием, с не колдовством даже, а иллюзией его, откроются каналы в мир иной. И он, Телепин, посредник и орудие этого мира, добьется своего.
— Харьку покажи свою. Тогда и решим, — сказал Телепин глухо, невразумительно.
— Зачем?
— Хочу видеть радостное выражение глаз.
— Дай-ка и я на твою посмотрю…
Одновременно поползли маски с прорезями, освобождая лица.
Глаза мужика двухметрового расширились от изумления, рот раскрылся, но уже заработал «генератор» в Телепине, его абсолютное локальное оружие. Только глаза в глаза. И руку на лоб. Не более того. А потом расслабиться.
Какие сны и чудные страны снились сейчас несчастливо подвернувшемуся под боевую руку Телепина бойцу секретного спецназа, было неведомо. Знал Телепин, что команда от него прошла, достигла цели, клетка из тончайших нитей сна захлопнулась. Одновременно они натянули маски и пошли каждый своей дорогой. Мужик этот огромный — навстречу другому, такому же, Телепин за угол «Праздничного», туда, где пожарная лестница и возле нее уже преграда посерьезней. Черный шлем.
— Открой личико.
— Чего? — голос из-под пластмассы этой сатанинской, не пробиваемой пулей.
— Серов, ты?
— Чего?
— Да ну тебя! — И стаскивает чулок с себя вновь Телепин. И сам приподнимает забрало рыцарское на лице не понимающего ничего парня. Взгляд злой, осторожный, умный. И уже отпрянуть пытается он от Телепина и не может. Получилось…
Чтобы дотянуться до пожарной лестницы, до ее нижней перекладины, до прута стального, нужно подпрыгнуть, подтянуться, перехватить руки, опять подтянуться, и наконец нога ощущает опору. Теперь вперед. Спокойно и непринужденно. Внизу, приткнувшись к стене, стоит как ни в чем не бывало «рыцарь» в камуфляже, посматривает вокруг. И видит сны. Может быть, те же, что и двухметровый в чулке. А может быть, вот так их и накумарили тогда, когда решалось многое и надолго. А потом выкинули на свалку истории.
Голова Телепина показывается над срезом крыши. Вот он уже на ней. Двое сидят на раздвижных
