большим спортом, который объединял сейчас народы. Высшая лига была той же, что и до отказов и демаршей национальных федераций. Вся компания во главе со «Спартаком», и «Динамо» Тбилиси тут, на шестом месте, только никакого «Жальгириса» (ни из Вильно, ни из Ковно). Ни в высшей, ни в первой, ни в многочисленных Зонах. В Литве сейчас стреляли вовсю. Зато появился таинственный ЦДОФ, очевидно, Дом офицеров, еще и центральный. И ВВС опять был жив, восстал из пепла и занимал скромное десятое место. Первая лига была в основном центрально-российской, но где-то в середине фигурировали три «Динамо» — Бухарест, Будапешт и София. Гурник из Польской Советской Социалистической Республики оплошал и замыкал таблицу. И немудрено. Капитан знал, что сделали с Польшей его боевые товарищи год назад. Но поляки настырно и мужественно отстраивали Варшаву вновь. Точнее, было трудно понять, кто порушил больше, мы или супостаты. За Польшу боролись голубые каски из ООН. Там их застала война, там они переменили голубой цвет на боевую раскраску, там все и полегли, но порушили немало. «Ничего. Полякам не привыкать. И вся страна поможет. От Курил и до Белграда. Кстати, где там Белград? Ага! В третьей зоне класса „Б“. Ладно, потом разберемся. А где родной Таллин, сиречь Ревель, сиречь Колывань? Нет вовсе. Как и „Жальгириса“. Ладно, будем болеть за „Даугаву“. Не совсем чужой город. Только это теперь не „Даугава“, а „Западная Двина“. Вот она. Во второй зоне, но наверху. Будем надеяться». Слегка оторопев от футбола, капитан взял «Красную Звезду». На первых полосах помещался ответ мировому сообществу, хотя трудно теперь было понять, что же это такое, по поводу концентрации советских войск на границах Норвегии. Советские власти в Гельсингфорсе отвечали, что выводимые для передислокации из Западной Европы войска некуда более разместить. Норвежцы не соглашались. Гельсингфорс и Москва убеждали. Затем примерно на полстранице — проблемная статья о неудаче с формированием Ла-Манша, запускался пробный шар об использовании Главного Оружия. Перевернув страницу, капитан быстренько пробежал глазами заметки, посвященные быту наших частей во временно оккупированной Испании, Португалии и Италии. Раздавались похвалы в адрес мудрых правителей этих чудесных стран, вовремя вышедших из войны и впустивших ограниченные контингента наших войск. В результате никаких разрушений, люди сыты и счастливы. Коммунистические партии набирают очки на выборах. На третьей странице шли будни СМЕРШа в бывших балтийских республиках, а теперь губерниях. Здесь капитан окончательно уяснил, что СССР простирается в бывших границах, это теперь Россия с административным губернским делением вместо республиканского. А все, что возвращено и приумножено в Европе, — это союзные республики бывшего СЭВ. Плюс Албания. Плюс Югославия. Все остальное — временно оккупированные территории. В Скандинавии ограничились Финляндией, ставшей теперь губернией с автономией, и, естественно, Аландскими островами. На четвертой странице обнаружилась сатира, юмор, футбол, хоккей и прочая чушь.
Внимательно прочитав статьи о восстановлении единого народохозяйственного комплекса в «Колыванской правде», капитан вдруг обнаружил, что никакой Эстонии нет вовсе. Тартуский район стал Юрьевским и отошел к Пскову. Нарва, теперь Рогудив, вернулась в Петербургскую губернию, Пярну стал древним Перновом и вошел в состав какой-то таинственной Западно-Двинской области, и туда же почему-то ушел Кохтла-Ярвеский район. А Харьюский район, естественно, стал Колыванским и был сам по себе. В этом месте капитан почувствовал настоятельную потребность выпить. Но выпить было более нечего, и тогда он, прихватив побольше денег, отправился все же в театр, сиречь Дом офицеров. Сумерки тем временем разлеглись окрест, положив мягкие лапы на крыши городка.
Капитан зашел в несколько магазинов. Маргарин, салака, темные макароны, молоко, картофель, хлеб. Все по карточкам. За деньги можно было купить, например, рыбные консервы. И только чистая русская речь. Уцелевшие жители городка заговорили по-русски сразу и без акцента. Он припомнил рождественские витрины довоенного времени, золотые шары, елочки и ленты. Как будто колокольчик потусторонний звякнул и умолк. Теперь он в точно такой же рождественский вечер шел по совершенно безлюдной улице, где витрины были или пусты, или зашторены, и шел в надежде купить что-нибудь, чтобы как-то прийти в себя. Театр сиял окнами: видимо, там работал стационарный дизель-генератор, а может быть, он оттого сиял, что кругом была кромешная темнота. Капитан поднял голову. Улица вся была видна отсюда с горы. Лишь страх, зыбкий и зримый, растекался из окон, будто клей, и светился на мощеных тротуарах. В кинозале большая часть публики — офицеры и их дамы, пропущенные в этот храм после строгой проверки документов, которой подвергся и капитан, — наблюдали перипетии старого фильма с Аленом Делоном и Катрин Денёв. Меньшая часть публики пила и закусывала в буфете. Капитан сразу оценил выбор напитков и закусок. Здесь был и свежайший окорок, и сыр, и салаты, и копченые колбасы, и котлеты, и многое другое. Он постоял перед стойкой и взял стакан «Старки», ветчину и бутылку «Старого Таллина» с собой.
— Наборчик не желаете? — осведомился буфетчик, как видно, большой специалист своего дела. — Там закусить всякое и водочка. Все завернуто.
— Даже завернуто?
— И упаковано. В пакет. Рождество ведь.
— А два наборчика?
— Можно и два. Вы тут недавно?
— Да. Вчера с фронта.
— Из Франции?
— Нет. Я всего лишь освобождал Брно. И освободил.
— Говорят, во Франции плохие дела? Что-нибудь знаете про побережье?
— То же, что и все. И даже меньше. Там ведь не было газет. А что в городе-то невесело?
— Что вы, товарищ! У нас в городе весело. Только вот никак не подберем ему русское название, — и он искренне рассмеялся.
— Ты тут прибереги наборчики, товарищ. А я посижу несколько. И вот это что, курица? Копченая? Возьму. И пивка пару. Ага.
Капитан-присел в углу за пустым столиком, а так как не мог определенно решить, каково ему сейчас и есть ли у него Родина, то выпил залпом водку, закусил ветчиной и стал попивать пивко. Вокруг шумел праздник. Офицеры с дамами отдыхали. Буфет был обширен, но, однако, что здесь было еще в этом огромном доме? Раньше на втором этаже играли в шашки и вязали спицами, так как в городке не было дома культуры как такового и соседство кружков с театром их только облагораживало. «Должно быть, там бильярд», — подумал капитан и, конечно, не ошибся. Он вовсе не играл в эту игру, а потому никуда не пошел, и стал вспоминать про роту, сержанта и про то, что сегодня там кнедлики и гости. Телефонистки. Дамочки. Он бы охотно позвонил сейчас знакомым дамочкам в Таллин, но никакого Таллина ни с одной «н», ни с двумя не было, а была древняя и таинственная Колывань, и, наверное, там сейчас в Домах офицеров тоже пили и закусывали. «Сколько же Домов офицеров нужно на всю Колывань?» — подумал капитан и решил, что не очень много. И так же ли темны там сейчас улицы, и что это, запретили им Рождество или как? Есть ли указы и постановления?
— Вот вы, майор, — остановил он пробегавшего с шампанским круглолицего весельчака, — вы католик или лютеранин?
— Как?
— Вы зачем сегодня празднуете?
— Товарищ! Мы победили. И потому Рождество ихнее как бы трофей. Там вот в буфете ликер с башенками на бутылке, а никаких башенок нет. Есть взятая высота 790. А ликер еще остался. Ты пойди, купи еще бутылочку. А то если нет Таллина, ни старого, ни нового, то, естественно, и ликера не будет. Пойди попей. Ну, пока, — и он ускакал.
«Как это — нет башенок? Здесь и войны-то не
«Так. А где мне найти телефонистку? Очевидно, на телефонной станции. Потом домой». И капитан встал.
— А вот и он! Друг сердешный. Капитанчик! Друг детства, комендант города Геша вошел в буфет.
— А ну-ка, присядь и расскажи мне про старый город.
— Тс-с. Я тебе все расскажу. Потом. А я вот не один. Это Зина, а это Эрика.
— Я рад с вами познакомиться. Но мне нужно идти.
