— Тонкая контора. Даже вывески нет.
— Хорошо, что мы люди некурящие.
— А я бы закурил, — говорит Струев.
— Струев. Обещай, что, если ты вернешься, найдешь Катю и моего кота. Кота можешь взять себе, а ей скажи, что я неплохим, в сущности, был человеком.
— А другу твоему что сказать? Крылатому?
— Чтобы он в следующий раз не шатался по окрестностям, а занимался каким-нибудь полезным делом.
Наконец Грибанов возвращается. С ним двое молодых людей, опрятных и складных.
— Пошли, — говорит Грибанов.
Мы идем вниз, на первый этаж, один сопровождающий впереди, другой — чуть отстав. Мы опускаемся на следующий уровень. Подвальный. Зальчик с диваном, коечками, столом и телевизором.
— Что это?
— Внутренняя тюрьма. — Чья?
— Неважно, — скромно отвечает Грибанов. — Поживете денек-другой. Здесь вы в полной безопасности. А мы кое-что проверим.
— Товарищ Грибанов… — пробует еще что-то уточнить Струев.
— Обед в два, завтрак в девять, ужин в семь. Туалет за той дверкой, — вступает в разговор молодой человек из сопровождающих, — постельное белье, сейчас принесут. Отдыхайте, товарищи…
Тайная доктрина полковника Левашова
Наконец пришел контейнер с телевизорами. Черно-белые были и раньше в штабе, у генерала, в лаборатории. Ретранслятор находился далеко, и сигнал был слабенький. Но умельцы наши сообразили насчет антенн, а потом и сферы появились. И в один прекрасный день началось светопреставление. Блюдец у нас было несколько, и, когда завезли львовские «Электроны», мирное течение жизни прервалось. Телепрограммы всех времен и народов принесли в наш «городок» фильмы, концерты, бесконечный футбол, эротические шоу мира. Начальники наши пробовали бороться с этим злом, увещевать, потом плюнули. Начиналась перестройка.
Я понял, кто такой Валентина, когда однажды ночью посмотрел длинный немецкий фильм о кубинском кризисе. Че Гевара сильно изменился. Он располнел, поседела шевелюра, не стало бороды.
То, что новый особист знал истину, я понял давно. Генерал знал несомненно. Наши умники из бункера не хотели знать ничего, кроме своих опытов. Все на объекте понимали, что там, под двадцатью метрами земли, страшное оружие, которому нет равных и которое ждет своего часа, но никто, видимо, не подозревал, что в гостевом доме, за территорией части живет легенда века, главный революционер, соратник, а может быть, противник Фиделя Кастро. Волею судеб оказавшийся здесь, заброшенный какой то невидимой силой, тайной структурой, очевидно, ненадолго, он остался здесь на десятилетия. Значит, снаружи что-то сломалось, рухнуло. И нет больше выхода. Только исход. Как и для всех нас.
К тому времени можно было поручиться, что у сиятельного узника нашего было некоторое количество отпрысков в здешней части. В начальной школе, которую пришлось организовать в клубе, числилось двенадцать учеников. По крайней мере трое пацанов и девчонка могли назвать папой гениального бойца с капитализмом. Но он тем временем отошел от дел. И прекрасный пол утратил к нему интерес, ибо уже давно не прибывало новых вольнонаемных сотрудников и их соратниц, а маленький наш гарнизон приходил понемногу в отчаяние, так как полет на большую землю откладывался на неопределенное время, а жизнь-то укорачивалась.
Валентино-Эрнест угомонился. Стал благообразным. Это и послужило поводом для того, чтобы он однажды получил предложение от командования выступить с докладом об интернационализме и на примерах показать помощь страны Советов странам, борющимся за освобождение рабочего класса или что-то в этом роде.
Он, нужно сказать, горячо взялся за дело, составлял конспекты в библиотеке, перетряс все старые подшивки, искал, очевидно, что-то и находил. Шел 1987 год, семидесятилетие революции. Перед собранием офицеры приняли в красном уголке. Герой наш до этого постился год и пребывал в полной трезвости. Нужно сказать, что он все так делал. Или в омут, или в просушке. Середины у него не было. Выйдя на трибуну как бы трезвым., стал понемногу пьянеть, а затем всё понеслось стремительно. К тому времени по-русски он говорил как рязанский малый и ругаться умел виртуозно. И вот начался доклад. Вначале генерал, парторг и, наконец, докладчик наш. Он, естественно, выбрал Кубу. Начал как и положено, а потом кто-то в зале заметил, что он говорит о событиях так, как будто в них участвовал. Возьми его да и спроси: «А нельзя ли подробнее о Фиделе?»
— Отчего же нельзя?
А товарища Че к тому времени несколько уже развезло.
— Главная задача тогда была несколько своеобразной. Куба ведь была раньше большим курортом. Сфера обслуживания. Неквалифицированный труд. Бары, красные фонари, мелкооптовая торговля.
Начальники наши одобрительно закивали головами… Ждут, как сейчас Валентина начнет рассказывать о социалистическом строительстве. И он начал.
— Специфика момента заключалась в большом количестве проституток. Это была головная боль руководства. Рауль, склонный к кардинальным решениям, советовал их выслать с острова. Или утопить. Фидель от таких предложений приходил в задумчивость.
— Товарищ Валентина, — влез парторг. — Это, конечно, интересно, но ближе к тексту, пожалуйста.
— Ближе так ближе, — согласился Че. — Их всех посадили на автомашины. Такси. Чинить они ничего не умели. Умели только ездить. Да и не надо было ничего чинить. Позвони — и тут же приедет бригада ремонтникое. Но проект оказался ошибочным. Мы получили около ста домов публичных на колесах.
— Товарищ Валентина! Кто вы? Вы что, герой кубинской революции?
— Я извиняюсь. Они там получили. Без меня. Тогда всех баб отправили на рубку сахарного тростника. Очень хорошие были расценки. Можно было заработать целое состояние. Но они ничего там рубить не стали. А производительность в соседних мужских бригадах резко упала. Пришлось дамочек с плантаций эвакуировать.
В зале все уже лежали от хохота. Особист с парторгом рвались стаскивать докладчика со сцены, но генерал был в благодушном настроении.
— Пусть продолжает. Послушаем. И он продолжил:
— Пришлось вернуться к естеству. — Здорово он уже говорил по-русски. Образно и тонко.
— Открыли маленькие такие бордельчики по всей Гаване. Причем анонимные. Въезжаешь на машине во внутренний дворик, в гараж, закрывается дверь, ты выходишь прямо в объятия чаровницы. Однажды мы с Фиделем поехали к сестрам Мартинес…
— Все, хватит, — не стерпел уже генерал. — Товарищ Валентина сегодня пьян, как кубинский батрак. Я прошу его сойти с трибуны. И объявляю ему пятнадцать суток домашнего ареста за клевету на кубинскую революцию и балаган. Когда арест закончится, предложим ему стать руководителем театра миниатюр. Способности налицо. А сейчас слово получает начальник испытательного стенда. Он расскажет о выполнении повышенных обязательств к семидесятилетию нашей революции…
После этого товарищ Че, как улитка, забрался опять на год в свой дом. Он появлялся, только когда ему нужно было починить телевизор, и капитан Терехин охотно проделывал это, и когда нужно
