Со стен в красивых обоях смотрят семейные портреты и, казалось, одобряют это решение. До блеска начищенная мебель, бархатные кресла, ковры, кружевные скатерки, ряды кастрюль в кухне, все вокруг одобряет принятое решение.
Пьер, муж молодой женщины, не понимает, что происходит с его истекающей кровью женой. Говорят о чахотке, но Луиза умирает не от нее…
Пьер в двадцать девять лет становится вдовцом с умственно неполноценным ребенком на руках, у которого нет будущего, и неизвестно, кому он вообще нужен. Однако ничего не поделаешь.
После погребения молодой матери все расходятся, шепотом обсуждая будущее. Луиза мертва, но ее старшая сестра, одетая в траур, жива. Жюльетта — высокая, красивая, с такими же светлыми, как и у младшей сестры, глазами — свободна.
И снова звучит голос: Жюльетта выйдет замуж за своего деверя. Она должна заменить умершую сестру и воспитывать ее несчастного малыша. Это единственно возможный выход.
Другой голос неуверенно возражает:
— Мне кажется, Жюльетта влюблена… Во всяком случае, за ней ухаживает этот молодой человек… Как же его зовут?..
— Неважно. Он художник, и Жюльетта никогда не попадется в его сети. К тому же у нее очень развито чувство долга…
Как и для Луизы, как и для несчастного младенца, они нашли решение и для Пьера с Жюльеттой. И для меня.
Этот роман, от которого словно веет духом прошлого века, продолжается в провинциальном городе накануне Второй мировой войны. Неважно, что мир должен взорваться, лишь бы в семье все шло по правилам.
Итак, Жюльетта, твое будущее определено. Оно окажется мучительным и трудным… 1939 год — хороший год для брака по расчету. И этот несчастный болезненный ребенок, появившийся из чрева твоей младшей сестры, будет взлелеян тобою. Он этого не знает. Совесть мира, несчастья народов не волнуют его.
Вот ты и замужем, Жюльетта, за человеком, который любил твою сестру и которого любила она. О чем ты думаешь? У тебя нет времени думать. Поезд с солдатами уже ушел, и от этого условного супруга осталось лишь кольцо на твоем пальце. То самое, что носила твоя сестра… Ну что ж, надо жить и ждать возвращения пленного.
Пьер вернулся другим человеком. Он познал колючую проволоку и унижения, он печален и зол, и он будет твоим мужем, отцом твоих детей. Ему необходим реванш в этой жизни. Реванш необходим всей семье. Надо забыть эту драму, надо любить, надо начинать сначала… Все и начинается сначала, но не так, как нужно было бы…
Жюльетта при смерти. Она беременна и думает, что скоро умрет. В этот необыкновенный день врача не могли найти, поскольку город был в полной эйфории б июня 1942 года. Свобода близка, американцы прибывают, и в то же время вокруг пустыня.
Однако Жюльетта не умрет в этой пустыне, словно новая вспышка жизни охватывает ее, и она рожает.
Пьер погружается в черную меланхолию. Он не хочет, не может понять, почему несчастья обрушиваются на него. Новорожденная девочка умирает сразу в этот долгий-долгий день.
Пьер плачет в одиночестве от страшной тоски. Какое проклятье висит над ним?
Жюльетта тяжело дышит, но постепенно успокаивается. Она только что почувствовала смерть совсем близко… Точно Луиза тянула ее за руку.
Семья утешает, обнадеживает, хоронит маленькое существо, и как всегда находится кто-нибудь, кто предсказывает:
— У тебя будут другие…
28 июня 1945 года Жюльетта снова при смерти. Теперь она это чувствует. Врач, склонившийся над ней, бессилен. Пьер слышал, как он произнес какие-то варварские слова: «Кризис эклампсии». Конвульсии, боли, судороги, но Жюльетта борется. Врач говорит:
— Надо попробовать кесарево и освободить ребенка.
Ребенка… Можно ли это назвать ребенком? Ему всего 26 недель, и мало надежды на то, что он выживет.
Тем не менее он освобожден от страданий матери, жертвой которых был и он сам. Он слаб, у него не хватает сил даже на первый крик, и он похож на крошечное неземное существо в своей железной колыбели, слишком большой для него. Жюльетта не умрет. Между двумя судорогами она слышит:
— Это мальчик… — И тут же погружается в благостное беспамятство.
Это мальчик… Он родился в клинике, война кончилась, все хорошо, мир постепенно становится лучше. Отец любуется сыном. Что его беспокоит? Спросит ли он врача? Осмелится ли? Нет. Ребенок просто недоношен, зачем задавать глупые вопросы? К тому же будет ли он еще жить? Окрестим его, настаивает семья. Дадим ему имена мужчин нашей фамилии… Жан, Паскаль, Анри… имена военных, нотариусов, священников… Надо торопиться; если он умрет, то умрет крещеным.
Видели они все? Дедушка, бабушка с материнской стороны, тети и дяди, друзья — заметили они? Спросили себя?
В таинственной глубине гостиной, защищенной плотными шторами, за толстыми стенами дома, что они говорили друг другу тихими голосами?
Может быть, ничего, может быть, они предпочли не обсуждать этот вопрос? Но какой вопрос? Жюльетта будет жить. Пьер, ее муж, заявил о рождении сына, и в актах гражданского состояния записали: Жан Паскаль Анри… Так что за вопрос?
Я — этот вопрос. Но они о том не знают, что бы они ни думали. Я должен выпутываться один. Прежде всего надо выжить, перейти из состояния плода в состояние младенца.
Можно ли меня показывать? Мама меня запеленала, бабушка стала качать, и все умолкли. Долго еще будут молчать по поводу меня. Прилично ли было для отца и матери, столько выстрадавших, для всей семьи, такой почтенной, прилично ли было, спрашиваю я вас, вернуться к чиновнику, ведающему регистрацией актов гражданского состояния, и заявить ему: «Извините, пожалуйста… Не могли бы вы помочь, мы не совсем уверены, что это сын…»
В 1945-м никто не ходил консультироваться с врачами по поводу пола ангелов. О специалистах тогда ничего не знали, не знали, и что такое эндокринология, гормоны и все те вещи, которые создают из пола целую проблему. Тогда все были невеждами и трусами. Наверное, в этом их вина… Наверное, они думали о воле Божьей, которая наказала отца и мать неизвестно за какой грех. А потом каждый сказал себе: «Все устроится». И за эту мысль все ухватились как за спасительную соломинку.
К тому же у ребенка есть член. Недоразвитый, возможно, но мужской. Бесспорно, мужской. Тут нельзя ошибиться.
Итак, Жан Паскаль Анри, ты будешь жить таким, какой ты есть. Смерть слишком свирепствовала до твоего появления на свет. Дьявол слишком преуспел. Ты — Моисей, спасенный из плохого многотомного романа, который предшествовал твоему рождению. Ты будешь жить и ты увидишь… даже если позже, намного позже, в отчаянии ты осмелишься написать своей семье: «Моя драма началась в 1938 году, в тот момент, когда умерла Луиза. Будьте вы прокляты…»
Однако посмотри, Жан Паскаль Анри, ты очень красив. Ты похож на маленького лиса изящной мордочкой, тонкими губами и зелеными глазами. У тебя золотистый взгляд, словно отблеск заходящего солнца, с дикими золотисто-желтыми бликами, странный взгляд. Откуда такой незнакомый взгляд в этой семье?
Непонятно. Я не тот, кого вы хотели, я выживу, но моя жизнь — это сплошная опасность, вечная борьба, которая превратится в войну, а вы мои враги, вы, кто хотел любить меня иного. Я — падший ангел, мечтающий о небесах в глубине ада. Но в один прекрасный день мне нужно будет совершить прыжок и родиться снова, вопреки вам всем и назло вам всем.
Пока что я сын, они так говорят. Они увековечили этот факт, запечатлев его в документах, в регистрационных книгах. Они подписались за меня. У меня есть пол, я выживу, я выйду из этой почтенной клиники почтенного города Руана, где была убита Жанна д'Арк. Сегодня убивают меня.
