«Вы знаете, эта высокая рыжеволосая, стажер, мадам М. — бывший травести, да-да… Она получила разрешение изменить свой гражданский статус и теперь защищает проституток. Видите, что творится!»
Они поджидают меня на углах, осматривают меня, словно радаром. Точно так же, как полицейские, налогосборщики и дамы, ответственные за реадаптацию проституток. Если вдруг мне удается заработать немного денег и я позволяю себе жить чуть-чуть получше, на это немедленно обращают внимание. Меня тут же обвиняют в том, что я наживаюсь на проститутках, получаю взятки и что я вообще фальшивый адвокат, который пользуется положением, чтобы передавать заключенным записки и даже «пушки». Напрасно я засыпала письмами генерального секретаря ассоциации по защите проституток, напрасно писала статьи в специализированные издания, выступала по телевидению и радио от их имени. Хотя я и не отрицаю, что была проституткой, я не выношу ярлыка транссексуала. Мне всегда было стыдно, и я хочу вычеркнуть это из памяти. Но в таком окружении это невозможно.
И дело не только в нем. На меня положила глаз полиция нравов, мафия от проституции. Мои телефонные разговоры прослушивают — в рабочем кабинете, в телефонной будке возле моего дома…
Я слишком сильно «высунулась». Правда, я выиграла несколько дел, но я слишком много говорила, слишком много писала, я явно переусердствовала в борьбе, которую считала праведной. И теперь они меня подозревают в нечистых помыслах, каждый, конечно, в меру своей испорченности. Мне нужно уйти в тень, прекратить борьбу, ибо предупреждение достаточно серьезно. Я никогда, видимо, не стану просто женщиной, которую никто не знает. Мод все еще боится полиции нравов, боится той стеклянной клетки, боится этих господ из адвокатуры.
К тому же Мод надоело работать на уголке стола, согнувшись в три погибели над папками, набитыми делами из комитетов «исчезнувших», «побитых» женщин и прочих ассоциаций.
Итак, нищенская зарплата, одиночество. Лишенная любви и радости, настоящей привязанности «адвокатша». Жалкая война во имя заведомо проигранных сражений… Я снова оказываюсь в кабинете врача, потом другого… Депрессия, переутомление: я полнею, дурнею, волосы и кожа становятся такими же невзрачными, как белье из хлопка; супермаркеты взамен изысканных магазинов, сандвич с колбасой вместо икры, одиночество вместо разделенного с мужчиной ложа.
Автомобильные гудки, сирены, конфетти, хлопки пробок шампанского в честь нового, 1983 года совсем не вселяют в меня радужных надежд, не возвещают весну в моей долгой зиме, не обещают оазис в пустыне этой жизни.
Я это ощущаю, я это предугадываю. Я безнадежная горемыка.
— И тебе это удалось? Ну, фантастика!
Немногие старые приятели, с которыми я попробовала возобновить отношения, считали мою жизнь фантастической, настоящим приключением, а мое перевоплощение — тоже фантастикой. У них только это слово и было на языке; и во время ужинов, и во время кратких встреч слово «фантастика» повторялось бесконечно. Потом они исчезали.
Но один из них остался, и я уцепилась за него, как утопающий за соломинку. Мы познакомились в то время, когда я уже выдавала себя за женщину, и поэтому я могла рассказать ему не все. Я могла признаться, что была проституткой, но не во всем остальном. К тому же он не имел понятия о той проституции, которой я занималась. Он принимал меня за раскаявшуюся куртизанку, за образованную женщину, возвращающуюся в свою среду. Я чувствовала себя почти хорошо, я привязывалась и привыкала к нему все больше.
— Ты должна бросить этот крошечный кабинет и эту дурацкую работенку. Ты можешь найти хорошее место в деловом мире. Защита проституток — занятие бесперспективное…
Его звали Жильбер Т. Ему было около пятидесяти лет; приятная внешность и неплохое положение. У него, конечно, со временем будет хорошая пенсия, но любит ли он меня? Он говорил:
— Нам многое предстоит сделать вместе.
Он часто уезжал по делам своей фирмы, и мы виделись два или три раза в месяц, но в эти дни, рядом с ним, будь то в ресторане, в машине или в моей маленькой квартирке, я наслаждалась жизнью. Постепенно он стал мне необходим. Когда он уезжал, образовывалась страшная пустота. Самолеты, поезда и вечное «до свидания».
Я стала плохо себя чувствовать, пополнела, меня все время тошнило. Я обратилась к моим врачам по гормонам, они делали что могли, но однажды один из них заявил мне прямо:
— Вам необходима нормальная эмоциональная жизнь, иначе ваша нервная система не выдержит и вы плохо кончите.
Нормальная эмоциональная жизнь… Я люблю мужчину, разве этого мало? Я веду себя как наивная девчонка, я следую за ним повсюду, разве этого недостаточно?
Странная нищенская любовь. Я бережно подбираю крохи этого чувства в ожидании того дня, когда он мне наконец скажет: «Мод, собирай вещи, мы переезжаем ко мне. Ты будешь ждать меня в моем доме, и там ты будешь хозяйкой…» Я мечтаю, я воображаю себя его женой в прекрасной квартире в Западном округе, где я не бывала. Я терпеливо мечтаю… Я познаю радость и счастье, мы строим все больше и больше разных планов. Каждая наша встреча для меня словно луч солнца. И вдруг однажды:
— Ты знаешь, Мод, я был в Индокитае.
— Я знаю.
— Там я встречался с такими необыкновенными девушками… Я был военным, понимаешь?
Я понимаю, я улыбаюсь, мне хорошо с этим человеком, который не избегает таких женщин, как я, и знает мне цену.
— Там были и транссексуалки, просто прелестные девушки…
Что это? Рука помощи? Ловушка? Он о чем-то догадался?
Я продолжаю улыбаться и стараюсь сохранить спокойное выражение лица. Несколько секунд длится молчание. Не признавайся, Мод, не признавайся ни за что. Все будет хорошо, если сейчас ты ничего не скажешь. Люби его, как если бы ничего не случилось. Позволяй ему ухаживать за собой, принимай подарки, пользуйся вечерами, которые он отдает тебе, несмотря на всю свою занятость.
Наступает конец зимы. Холодно, идут дожди. Франция превратилась в политическую трибуну в преддверии выборов. Мне наплевать на политику, а ему — нет.
— В такое время дела идут плохо. Мне предстоит важная поездка. Недели на две, может, больше. И потом надо съездить в Европу. Мы не можем видеться какое-то время…
— Куда ты едешь?
— В аэропорт. Я уезжаю через час.
— Я сейчас к тебе приеду.
— Нет-нет, ты не успеешь. Я дам знать о себе…
Все кончено, это как удар кинжала в спину. Его молчание длится до сих пор.
В этом жалком состоянии меня застала приятельница, бывшая проститутка из Марселя с ужасающе трезвым рассудком.
— Ты что, буржую поверила? Ты, бедняжка, хотела с ним счастье свое найти? Ну да, буржуи, они, конечно, привлекают. Они поиграют с нами, а потом все равно бросают. Нечего и думать попасть в их мир. Велика честь…
Я это знаю, я всегда это знала, но все же я мечтала, и я так верила в эту мечту, что проводила целые вечера у телефона, ожидая звонка. Ведь я даже не удостоилась права на нормальное расставание, на сцену прощания. Значит, моя история любви не была единственной для него. Только я могла это вообразить.
Я была для него лишь легким развлечением, а потому не заслуживала никаких объяснений; целый год надежды выброшен на помойку. Это помойка для меня, и в ней еще есть место.
Давай, Мод, берись за свои досье, проглоти слезы и думай только о работе. В Марселе немало девушек, нуждающихся в защите, они зовут тебя на помощь, их преследуют.
У моего патрона сегодня странный вид:
— Эти девушки, которые сюда приходят без предварительной записи… Вы распыляетесь, я хотел бы, чтобы вы работали более собранно.
Краткая беседа в Совете коллегии адвокатов. Мой собеседник старается избежать слишком прямого
