Бирра и Джинджер послушно потрусили в угол.
— Привет, дорогая, как дела? — спросил муж, поцеловав Розу.
Пьер Луиджи сидел, уткнувшись в бумаги, и лишь махнул ей рукой.
— Волнуешься? — сказал Руджеро и подвинул жене стул.
— А что, заметно? — улыбнулась Роза.
— Ты похожа на девчонку, которая задумала какую-то шалость, — заметил Руджеро.
— А ты как слетал? — поинтересовалась Роза.
Они не виделись три дня. Руджеро только что вернулся из Рима самолетом.
— «Роза Летициа-64» — просто прелесть, — сообщил Руджеро, зажигая сигарету. — Комфортабельный салон, мощность — поразительная, и точен, как хронометр.
С нескрываемым удовольствием Руджеро выпустил струйку дыма.
Муж Розы теперь совсем не напоминал того тощего, растрепанного мальчишку, с которым она столкнулась на улице в Бенде. Это был уже не тот лихой воздушный всадник, позволивший ей некогда испытать счастье полета на Стейтен-Айленде. Руджеро выглядел процветающим промышленником и вел себя соответственно. Но он терпеть не мог, когда Роза дразнила его «акулой бизнеса», так некий остроумец окрестил людей разбогатевших, а те, кто богатства не достиг, охотно употребляли это выражение. Миланцы прозвали аквариумом здание на проспекте Венециа, заселенное исключительно богатыми промышленниками. Жильцы дома — не в меру упитанные — походили друг на друга зализанными волосами, костюмами классического покроя, пальто с меховыми воротниками и бриллиантовыми кольцами на мизинцах.
— Всегда приятно слышать, как хвалят собственную работу, — усмехнулась Роза. — А ты что скажешь, Пьер Луиджи? — обратилась она к брату.
— Слова не многого стоят, — проворчал Пьер Луиджи.
Он, как и прежде, был худощав и всегда спокоен. Его не изменили ни деньги, ни власть. Пьер Луиджи смотрел на мир единственным глазом, в котором огонек интереса вспыхивал лишь тогда, когда он трудился над усовершенствованием моделей самолетов. Он обладал редким чутьем механика и воображением. Богатство воспринимал как неизбежное следствие работы, а дело свое Пьер Луиджи любил безумно. Его раздражало светское общество, где с удовольствием появлялись Роза и Руджеро. Ни одна женщина не возникла на его горизонте, сбывалось пророчество старого Иньяцио: Пьер Луиджи умрет холостяком. Даже Коррадино, легкомысленному брату Руджеро, не удавалось завлечь Пьера Луиджи в какую-нибудь авантюру.
Роза провела рукой по волосам, приводя в порядок непокорные локоны.
— А ты, как всегда, спокоен, — сказала она, обращаясь к Пьеру Луиджи.
— Конечно. Работа завершена. Результат вполне удовлетворителен. Нет оснований для тревоги.
— А я ужасно волнуюсь, — призналась Роза.
— Хочешь выпить? — спросил Руджеро, верный американским традициям.
— Этого еще не хватало! — воскликнула Роза.
— Военный самолет готов, — сказал Пьер Луиджи, оторвавшись наконец от документов и складывая их в папку.
— Как-никак, а сегодня мы заключаем самый крупный контракт после продажи самолетов бельгийцам из компании «Сабена» и чехам, — заметила Роза, пытаясь оправдать собственное волнение.
Появился служащий компании и объявил о прибытии китайской делегации. Спор пришлось прекратить.
— Не принимай во внимание мои выходки, — извинился Пьер Луиджи. — Мы с Руджеро сделали великолепную машину, а ты заключила контракт, устранив всех конкурентов. Воздадим хвалу самолету «РЛ- 64» и личным достоинствам Розы Летициа.
— Спасибо за поддержку, — со вздохом сказала сестра, — мне она очень нужна.
Обаяние и ум Розы приятно удивили высокопоставленного китайского генерала, который был невысокого мнения о женщинах вообще и об итальянках в частности.
Пьер Луиджи подошел к сестре и ласково сжал ей руку.
— Я тобой восхищаюсь, — признался он. — Мне иногда хочется, чтобы наши родители посмотрели, какой ты стала.
Оба вспомнили Анджело, но никто не произнес имени старшего брата.
— Без тебя и Руджеро у меня бы ничего не получилось, — сказала Роза.
Раздался негромкий стук в дверь, и на пороге появилась Джина, секретарша Руджеро, деловитая дама лет сорока, строгая и неприступная. Она жила только работой, отдав всю себя служению семье Летициа.
— Генерал Ли Ян, — представила Джина, распахивая дверь и пропуская вперед улыбающегося китайца, за которым следовали еще трое китайцев с такими же улыбками.
День выдался напряженным, переговоры завершились в положенный срок к взаимному удовлетворению сторон. Соглашение с китайскими националистами добавило денег в казну корпорации, и Летициа могли с оптимизмом смотреть в будущее.
В квартире на втором этаже небоскреба по проспекту Литторио царило необычное оживление, связанное, впрочем, не с одержанной победой, а с неожиданным недомоганием английского сеттера Бирры. Собака забилась в угол и выходить оттуда не желала. Бирра отказывался от еды, не обращал внимания на ласки хозяев и пребывал в глубокой апатии.
— Этого еще не хватало! — запаниковал Руджеро.
На вилле в Имберсаго держали много собак: английские сеттеры, ирландские спаниели, великолепные пойнтеры, отрабатывавшие свое за сезон охоты. Но Бирра и Джинджер были неразлучными спутниками Руджеро и даже его тайными конфидентами. Он привязался к ним с болезненной страстью, не лишенной налета суеверия.
— Ветеринара вызвали? — спросила Роза у Клементе.
Она имела в виду доктора Адольфа Штейнера, швейцарца, лечившего собак во всех богатых домах Милана.
— Мы его обыскались, но так и не нашли, — ответил Клементе. — Наверное, доктора вызвали куда- то.
Руджеро забыл о своем титуле графа Карпанцано и, вспомнив своих крестьянских предков, выпалил самые страшные проклятья на сицилийском диалекте.
— Несчастное животное умирает, — вопил он. — А этот докторишка пропал. Берет за визит кучу денег, а когда надо, его нет на месте!
— Успокойся! — сказала Роза. — Яростью ты собаку не вылечишь. Есть и другие ветеринары в Милане. Поищем.
Служанка приготовила для Бирры подстилку у окна. Неожиданно зазвонил телефон. Трубку взял Клементе.
— Говорите! — заорал он, насмерть пугая звонившего.
В Клементе осталось грубоватое простодушие крестьянина-бергамца. Он так и не научился сдержанному изяществу, каким отличались дворецкие в богатых домах, хотя всегда восхищался такими слугами. Но в нем было большее: верность семье и преклонение перед Розой. Слуги его уважали и боялись, друзья Летициа завидовали им: надо же иметь такого неподкупного сторожевого пса! За десять лет, проведенных в Америке, Клементе выучил английский, поскольку без языка ему было не обойтись. А вот итальянский ему давался нелегко. Он думал и чувствовал на родном диалекте. Крестьянское происхождение навсегда осталось с Клементе. Ко всяким современным выдумкам вроде телевизора он относился с подозрением и страхом.
Клементе выслушал сообщение и обратился к Руджеро:
— Господин граф, звонит ваша секретарша. Она нашла хорошего ветеринара. Он сейчас будет.
— Слава Богу! — с облегчением вздохнул Руджеро, проводя рукой по поредевшим волосам.
— Теперь успокоился? — спросила Роза. — Доктор появится с минуты на минуту. Уведи Джинджера, а я займусь Биррой.
— Да, конечно, — согласился Руджеро. — Но сразу сообщи мне, как дела.
