— У меня нет причин подвергать сомнению ваши слова, но думаю, что вероятность этого не исключена.
— Могу я задать вам вопрос? — спросил он, галантно склоняясь к ней.
— У меня еще тридцать минут для вас. — Она держала банк и контролировала всю игру, как, бывало, ее отец, а не только следила за ставками и ходами. — Можете спрашивать у меня все что пожелаете.
— Скажите, у вас есть какие-то личные причины досадовать на меня?.. Простите, — предупредил он ее ответ, — но какую пользу вы лично извлекли бы из возможного скандала? В моих краях говорят, что, когда уголь не горит, он пачкает. И трудно поднять пыль на дороге, не запылившись самому.
— Вы думаете, мне есть что терять, вставляя запал в эту бомбу?
— Нет, графиня, — поспешно успокоил он ее, — но я уверен, что если вы вернете мне это досье, вы поступите мудро и дальновидно. Вы будете иметь в моем лице человека, всегда готового засвидетельствовать вам свою преданность.
— Видите ли, синьор министр, я очень мало понимаю в тех вещах, о которых вы мне говорите. Но я достаточно долго общалась с моим отцом, чтобы знать, что некоторые комбинации, с виду чистые и совершенно законные, делают иной раз возможным преступное сообщничество.
— Не забывайте, что ваш отец в качестве президента банка «Финмида» остается одним из контрагентов, одной из сторон в возможном судебном процессе. Он соучастник если и не прямой, то косвенный в этом союзе, который, по вашим словам, можно было бы счесть преступным, — напомнил министр с улыбкой, которая не сходила с его лица.
Анна несколько нарочито похлопала ресницами, как бы намекая на легкомысленность своего характера.
— Дело в том, что я никогда, по сути дела, не интересовалась этими проблемами. Мои интересы, как вы, возможно, знаете, совершенно другие: наряды, драгоценности, поездки, дети, светская жизнь. Вещи банальные, если хотите, но способные в общем-то заполнять существование женщины.
Ей хотелось еще немного подержать его на поводке, но министр уже выказывал желание вырваться.
— Если можете, скажите мне то, что знаете. Или, может быть, вы предпочитаете передать мне это с вашим доверенным человеком?
— Я знаю то, что мне рассказал отец, — ответила она, дружески улыбаясь. — И поверьте, я слушала его больше из чувства долга и дочернего уважения, без всякого интереса.
— Чезаре Больдрани, наверное, сказал, что скандал этот мог бы стать своего рода его местью Пеннизи и, давайте уж говорить прямо, его местью и мне.
— Вы помогаете мне, синьор министр, распутать этот запутанный узел. Да, вы верно угадали: старик поклялся отомстить вам обоим.
— Как видите, — развел он руками в притворном самоуничижении, — я, со своими скромными возможностями, все же неплохо информирован. Как бы то ни было, если я вас правильно понял, вы хотите распутать этот клубок.
— Совершенно верно. Когда Пеннизи-сын четыре года назад попросил вас, чтобы вы представили его моему отцу, вы тут же поручились за него. Вы сказали: «Синьор Больдрани, помогите этому парню, который хочет заняться строительством. Это будет одолжение лично мне». Я не уверена, что знаю все причины, побудившие моего отца дать согласие, возможно, какие-то я и забыла, но одну я точно помню. Старик знал, что этот сицилиец спроектировал квартал на окраине Трапани [8], чтобы «отрезать», как он говорил, множество бездомных от предместий. У вас в Трапани избирательный округ, и количество потенциальных избирателей, голосующих за вас, сразу бы возросло. Голоса бездомных, которые поселились бы там, голоса тех, кто работает в строительной промышленности, плюс семьи тех, кто строит дома, и тех, кто в них живет. Могу я, в свою очередь, задать вам личный вопрос?
— Ну конечно.
— Почему вы не захотели иметь дело с государственными банками, а вместо этого обратились в «Финмиду»?
— В силу стечения обстоятельств, — ответил он, ничего не объяснив, с типичной для политиков уклончивостью.
— А не было ли здесь, скажем, желания обойтись без руководства вашей партии, обделать это дельце втайне от него? — Анна положила безделушку из слоновой кости на столик и откинулась в кресле.
— Не думаю.
Такой ответ свидетельствовал, конечно же, о его замешательстве. Не помогла министру и привычная самоуверенная улыбка, которую он сохранил несмотря ни на что.
— Впрочем, когда мой отец выкладывает несколько миллиардов, он всегда имеет на то веские причины. Во всем этом была одна деталь, отнюдь для него не второстепенная: финансирование через «Финмиду» держало Пеннизи подальше от рынка Севера. А поскольку вы знаете всю подноготную этих синьоров, вы тут же поймете, что я имею в виду: вымогательство, угрозы, шантаж и прочие криминальные вещи. На Севере Пеннизи всегда были нежелательны или, во всяком случае, представляли бы проблему. Я бы не хотела выглядеть сепаратисткой, но думаю, что если севернее Флоренции строительная промышленность и сохранила некоторую чистоту, то этим она обязана таким людям, как мой отец.
— Относительно этого у меня никогда сомнений не было, — согласился он.
— Старик Больдрани, — Анна говорила о своем отце как о человеке, принадлежащем прошлому, истории, — избегал насилия и предпочитал скорее предотвращать, чем подавлять. — Однако он когда надо приводил в действие и вторую часть этой формулы, — почтительно возразил экс-премьер.
— Возможно. Без точек опоры никто не поднимется столь высоко. Но как бы то ни было, он предпочел финансировать Пеннизи на Юге, лишь бы не дать им с помощью государственного банка прорваться в Милан.
— Допустим, что все обстоит именно так, — согласился министр. — И что дальше?
— В этом месте, как бывает в классических детективах, мне придется сделать небольшой экскурс в прошлое. Вы и Пеннизи хорошо знали друг друга. Эти строители обещали вам, помимо предвыборной поддержки, ассигнования в восемьсот миллионов…
— Партия… — начал он, но его тут же прервали.
— Партия тут ни при чем, и не пытайтесь переубедить меня, потому что здесь я не заблуждаюсь. Получив от одного из банков, контролируемых моим отцом, четыре миллиарда и вложив в строительное предприятие девятьсот миллионов задатка, Пеннизи оставили в своем кармане три миллиарда и сто миллионов, чтобы вложить их в собственность, в финансирование некоторых политических организаций, в ценные подношения и частные ассигнования. В заокеанские вояжи, чтобы заручиться поддержкой партнеров, в колоссальные ставки, достойные арабских шейхов, в казино на Лазурном берегу. И все это с деньгами семьи Больдрани. — Анна впервые заговорила как бы от имени Больдрани, как прямая его наследница.
— Вам бы романы писать, — пробормотал с потускневшей улыбкой экс-премьер.
— Но история, которую я рассказываю, имеет то преимущество, что она не выдумана и, как все невымышленные истории, документирована. Документы подтверждают достоверность сюжета и источников. Вам этого недостаточно? У меня есть факты и позабавнее. Пеннизи полагали, что под них не подкопаешься. Дома еще не были готовы, а они уже продали квартиры и без промедления оплатили банку проценты. Они двинули вперед новые проекты, некоторые уже одобренные.
Всегда приходится подстегивать кредиторов, особенно если они в тесной спайке с политиками. К тому же всегда имеются скрытые причины, которые обязывают позаботиться о том, чтобы, падая, не увлечь вместе с собой других.
— Видите, всегда есть угроза скандала и стремление избежать этого. — Министр лил воду на свою мельницу.
— Думаю, не всегда. Но возможно, я ошибаюсь, синьор министр, поскольку я говорю о вещах, известных мне через отца, а не из газет или других источников. Не знаю даже, совпадают ли все подробности и детали. У меня такая путаница в голове. Но одно я знаю точно — Пеннизи должен моему отцу, а значит, мне, целую кучу миллиардов. Кстати, есть доля правды в рассказах о той роскошной вилле с бассейном, которую Пеннизи вам якобы подарили? Нет, не отвечайте мне так сразу. Это можно и обойти. И
