Мария навострила уши — беседа мужчин перешла наконец на знакомую ей почву.
— Роза пренебрегает тем, что она моя жена, — признался он с печальной миной на своем арабском лице. — Но вряд ли сейчас подходящий момент для обсуждения таких вещей. У нас столько проблем…
Чезаре подумал минуту, потом сказал:
— Нет проблемы важней, чем та, что возникает в постели каждую ночь.
Пациенца провел рукой по жесткой бороде, которая старила его, и невольно вздохнул.
— Дело в том, что это даже не проблема постели. Это отсутствие ее, полное отсутствие.
Голубые глаза Чезаре взглянули на него с интересом. Он должен был выслушать его до конца.
— Ты хочешь сказать, что она не возвращается домой?
— Возвращаться-то она возвращается, — пробормотал адвокат, — но постоянно до поздней ночи где-то пропадает в гостях, у каких-то своих друзей. У нас с ней отдельные спальни. На пять дней ездила на Лазурный берег.
— Все с теми же друзьями?
— С теми, с другими… Какая разница? — Пациенца совсем пал духом, на него было жалко смотреть. — Тратит мои деньги на наряды и драгоценности, мне же наставляет рога.
— Ты олух, Миммо! — Чезаре резко прервал его, в первый раз повысив голос. — Вспомни, что рога, — уточнил он, успокаиваясь и беря свой привычный тон, — это не твоя проблема. Это ее проблема. Жозефина тоже наставляла рога Наполеону, но это не помешало ему стать французским императором. Понятно? И Наполеон кончил на Святой Елене не из-за этого. Тому были и другие причины. Ты знаешь это лучше меня.
Слова Больдрани вызвали у Пациенцы неожиданную реакцию.
— Нет, черт возьми! — взорвался он. — Мое терпение кончилось. Приду домой и выгоню ее.
Чезаре поднялся с кресла, обошел вокруг стола и, подойдя к молодому адвокату, взял его за подбородок рукой, словно это был его беспутный сын или младший братишка.
— Я бы оторвал тебе эту голову, — шутливо сказал он, — если бы она не была полна знаний, которые мне еще пригодятся. Кого ты выгонишь? Я тебя предупреждал, когда ты собирался на ней жениться?
— Было дело, — нехотя ответил Скалья.
Чезаре налил немного коньяку из тяжелой початой бутылки в стаканчик. Это нечасто случалось с ним.
— Видишь ли, друг мой, — снова начал он, вдыхая аромат изысканного коньяка, — ты должен терпеть. Ты хотел актерку? Ты ее получил. И теперь никаких скандалов. Ты ошибся? И теперь плати.
— Она шлюха! — воскликнул Скалья в сердцах.
— Она была таковой и раньше, — спокойно заметил Чезаре, разглядывая прозрачный узор стакана. — Хочешь выпить? — спросил он, предлагая ему коньяк. — Нет? Тем лучше. Мы говорили о Розе, — продолжил он разговор. — Шлюхой, я тебе говорю, она была и прежде. Кто рождается аббатом, а кто адвокатом. Некоторые женщины рождаются шлюхами. Твоя Роза родилась ею, и тут уж ничего не поделаешь. И не ее вина, что ты на ней женился. — В его словах была железная логика, и возразить на это адвокату было нечего.
— А если я ее выгоню? — настаивал он.
— Сделаешь то, чего она ожидает. — Чезаре был предельно четок. — Она только и ждет этого, чтобы потом шантажировать тебя. Ведь ты — ее дойная корова, и естественно, она тебя будет доить. Но сейчас она делает это умеренно, а после скандала войдет во вкус. Ссора тебе ни к чему, она тащит за собой ненависть, обиды. Худой мир лучше доброй ссоры.
Пациенца схватился руками за голову, но, успокоившись и поразмыслив, сдался.
— Что я должен делать?
— Ждать, мой мальчик, — посоветовал ему Чезаре, дружески похлопав рукой по плечу.
Слова Больдрани в конце концов ободрили его. Пациенца не лишен талантов, но он знал, что без Чезаре Больдрани он мало чего бы достиг. Он оставался безвестным адвокатом, подстерегающим клиентов в коридорах дворца правосудия.
— Чего мне ждать? — спросил он.
— Ждать, чтобы она ушла сама. — Чезаре подошел к двери и увидел, как проскользнула тень в коридоре. Он улыбнулся, догадавшись, чья это была тень.
— А если она не уйдет? — с сомнением заметил Пациенца.
— Она не выдержит и сбежит с кем-нибудь раньше, чем ты воображаешь, — уверенно предсказал он.
— Откуда ты знаешь? — Это был риторический вопрос. Если Чезаре что говорил, то уж он, разумеется, знал.
— Завтра же займемся расторжением твоего брака, — сказал он ему. — Я сам позабочусь, чтобы это произошло как можно быстрее и так, чтобы твоя синьора не могла ни на что претендовать.
— Ладно, пойду работать, — сообщил адвокат со вздохом.
— Клин клином вышибают, — одобрил Чезаре.
Выходя, Пациенца столкнулся с Марией. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять: она все знает.
— Видишь, как кончается большая любовь, — признался он ей печально. — После звона свадебных колоколов приходит отрезвление.
— Ничего, — сердечно сказала она. — Куда худшие вещи забываются. Любую ошибку можно исправить. — Она подумала о своих ошибках с Немезио, о своем неудавшемся браке, о тех испытаниях, что, возможно, судьба еще ей готовит, и улыбнулась адвокату. — Важно всплыть и любой ценой доплыть до берега, а там снова встать на ноги и вновь начать жить.
Однажды вечером на Форо Бонапарте пришли на ужин Риччо с Мирандой. Мария много о них слышала от Джузеппины и видела их мельком, печальных, в черном, на ее похоронах. Но сейчас они были именно такими, какими бедная Джузеппина их ей описывала: шумные и очень колоритные.
Риччо выставлял напоказ бриллиант, крупный, как орех, на мизинце, и другой, поменьше, на галстуке. Он был одет богато, но не как синьор. Его Миранда, хоть и обвешанная драгоценностями, тоже не отличалась элегантностью. Но простые лица гостей, их искренний смех и разговор, их незамысловатые шуточки оживили атмосферу в этом доме, серьезную и суховато-деловую.
Чезаре был необычно весел. Он совершенно отвлекся от своих всегдашних деловых забот и наслаждался атмосферой почти родственной, в которой ему не слишком часто приходилось бывать. Он даже заглянул в кухню, чтобы узнать, как обстоит дело с ужином, и посоветовать Марии, как лучше принять гостей.
Дом, тишину которого нарушали лишь осторожные шаги и сдержанные голоса слуг, казалось, превратился в балаган на деревенской ярмарке. Трое друзей смеялись, обменивались солеными остротами и делали замечания, понятные только им, в то время как граммофон орал во всю мочь.
За фамильярностью, с которой Миранда и Риччо обращались со своим старым другом Чезаре, угадывалось, однако, уважение, которое относилось прежде всего к его личности, к его прирожденной способности быть первым.
Вспоминая рассказы Джузеппины, Мария хорошо представляла себе тот барак, где родились и выросли Больдрани, их квартал у Порта Тичинезе, тот бедный люд, который их окружал: рабочих с фабрики, поденщиков, прачек. Сила Чезаре и Риччо, поняла Мария, именно в этом, в корнях, которые их питают и с которыми они не хотят порывать.
12
— Наконец-то я вновь в том саду, где цветет красота и поэзия!
— Немезио! — Мария остановилась как вкопанная, и сердце ее замерло. Он снова удивил ее своей ловкостью фокусника, возникнув перед ней внезапно, появившись словно из-под земли. Был июль, стояла жара, и солнце сияло вовсю.
