такое, что грозит ей бедой.
— Бабушка, почему ты так напугана? — спросила она.
Тем временем Вера вымыла ее, вытерла чистым полотенцем и полностью переодела.
— Там были пятна крови у тебя на рубашке, — объяснила она, хоть девочка и не могла понять.
— Ой, бедняжка Музетто ранен? — забеспокоилась Анна.
— Нет, это синьор Леоне, наш сосед. — Вера тщательно осматривала ее, пыталась припомнить, как все происходило в последние минуты. Да, простыня была запачкана, ночная рубашка тоже, но девочка к пятнам не притрагивалась, она не совала руки в рот.
— Синьор Леоне заболел? — допрашивала Анна.
— Сегодня ночью у него началось кровохарканье. Он потерял много крови. Час назад приехали из больницы забрать его. Его унесли на носилках. Кот входил в его дом, потом с грязными лапами прыгнул к тебе на постель. О, Господи! — вздохнула она. — На, выпей-ка побыстрей свое молоко, — и поставила перед ней стакан и миску с горячей полентой. — Придется прокипятить рубашку, простыни, все.
— Меня тоже надо прокипятить? — невольно сострила Анна.
— Не своди меня с ума, — воскликнула бабушка, хватаясь руками за голову. — Ешь, и пойдем к пекарю. Нужно позвонить от него твоей матери.
Прижимая к себе внучку, словно желая защитить ее от невидимой опасности, Вера взяла ее на руки и пошла звонить на квартиру Вергани, где Мария убирала в последний раз.
— Привези ее сюда, — не теряя самообладания, сказала она. — Об остальном позабочусь я сама.
Подручный пекаря предложил отвезти Веру с девочкой на мотоцикле с коляской, которым пользовался, перевозя мешки с мукой.
— Господь воздаст тебе за это, — поблагодарила она доброго парня, который рад был оказаться полезным.
Мария ждала их на корсо Индепенденца у подъезда дома, и, пока Вера объясняла ей все подробности случившегося, подъехал сверкающий лаком автомобиль.
— Хорошо, мама, — сказала Мария. — Благодарю тебя. — Она подтолкнула Анну к машине, и девочка села туда, как Золушка в волшебную карету, не спрашивая почему.
— Чей это автомобиль? — спросила Вера.
— Чезаре Больдрани. С этого дня наша жизнь изменится, мама. Больше никаких жертв и нищеты. Дети страдали довольно, и мы с тобой тоже. Сегодня Анна познакомится с отцом. Он прислал за ней.
— Сначала подумай о своей дочери, — сурово ответила та. — Позаботься о ней. Если она заболела, вылечи ее. А потом уже решай, что тебе подскажет твоя дурная голова.
Из этого волнующего разговора девочка поняла только одну фразу: «Сегодня Анна познакомится со своим отцом». Так в ее сознании соединились болезнь синьора Леоне, кровавые следы от Музетто и знакомство с богатым отцом, чей автомобиль возник перед ней как по волшебству в свете бледного зимнего солнца.
Они медленно поднялись по широкой мраморной лестнице палаццо на Форо Бонапарте. Анна была подавлена его молчаливым величием, и ее неугомонный язык впервые в жизни помалкивал. Слишком многое произошло с ней за это утро: сначала кот, потом бабушкин страх, потом поездка на мотоцикле, потом этот автомобиль, который был гораздо красивее и интереснее, чем карусель с белыми лошадками, на которой она однажды каталась.
— Сегодня утром ты познакомишься со своим отцом, — сказала ей Мария по дороге с мягким спокойствием. Она хотела посоветовать дочери хорошо себя вести, но потом раздумала. — Мы приедем в огромный дом со множеством ковров и картин, с большой ванной, в которой полно горячей воды.
— А я смогу там играть? — спросила она. — Смогу привести туда Джулио?
— Ты сможешь играть и привести Джулио. А если захочешь, то и бабушку.
Анна была довольна, потому что ехала в большой красивый дом своего богатого папы, богатого, как сор Пампурио, где она сможет играть с Джулио и с бабушкой. Но больше всего она была горда, что у нее такая мама, которая никогда не обманывает, что все так и случилось, как она обещала.
Марии не пришлось звонить у двери. Амброджино был уже на пороге с распростертыми объятиями.
— Синьора Мария, — воскликнул он со странной гримасой и с глазами, полными слез. — Чеккина! — позвал он. — Иди-ка посмотри! Вернулась синьора Мария. И вернулась со своей девочкой!
— И такая же красавица, синьора Мария, — вмешалась Чеккина тоже со слезами в своих косых глазах, но с любопытством разглядывая девочку. — Как я рада! Как я рада!
— Вы все такие же добрые, — сказала в ответ Мария, — и ничуть не изменились. А я вот немного сдала. — Она и в самом деле отличалась от той изящной цветущей девушки, которая покинула этот дом пять лет назад. Она похудела, осунулась, но ее необычно бледное лицо, оттененное черными волосами, выбивающимися из-под грубой шерстяной шали, стало еще благороднее. Пальто было заштопано в нескольких местах, а на красивые ноги натянуты грубые темные чулки.
— А это ваша девочка? — спросил Амброджино, беря на руки Анну.
— Сколько лет, синьора Мария, — добавил он, с восхищением глядя на девочку. — И какую хорошенькую синьорину вы нам привезли.
— И в самом деле, хорошенькая синьорина, — как эхо, откликнулась Чеккина, протянув руку, чтобы погладить ее.
— Проходите, синьора Мария, — пригласил Амброджино, распахивая дверь. Он был все тот же, только чуточку менее болтлив и, может быть, чуть более печален. — Заходите, располагайтесь.
— О, Господи, а ведь синьор Чезаре еще не знает, что вы приехали! — всплеснула руками Чеккина. — Амброджино, иди позови его.
— Нет, — остановила Мария, — погоди минутку. Мне надо снять пальто и привести в порядок девочку.
— Вы прекрасны и так, — сказал Чезаре. Он появился в дверях прихожей. — Анна и Мария, — позвал он тихо. Он был такой же высокий и стройный, хотя, может быть, стал еще солидней и важней с тех пор, как она видела его в последний раз. В его лице, непроницаемом для других, Мария заметила волнение, от которого блестели его голубые глаза. И шрам на щеке казался заметней. Серебра в волосах стало чуть больше. Пиджак строгого элегантного костюма был расстегнут, и виднелась золотая цепочка, пересекавшая жилет.
Мария и Анна стояли неподвижно. Амброджино и Чеккина отошли в сторону и взволнованно наблюдали эту сцену, Чеккина вытирала глаза платком. Медленным привычным жестом Чезаре Больдрани вытащил из жилетного кармашка серебряные часы с эмалевым циферблатом и наклонился, показывая их девочке.
— Тебе нравится? — спросил он.
Анна внимательно посмотрела на крышку часов с фигурой какой-то странной женщины в тунике, с развевающимися волосами и завязанными глазами.
— Да, мне нравится. Это мама? — спросила она в свою очередь.
— Нет, — ответил он. — Это не мама. Но на нее похожа. Это богиня Фортуна. — Он нажал на кнопку, крышка открылась, и зазвучала чудесная мелодия.
Часы и музыка понравились девочке.
— Мама, ты слышишь? — сказала она, поднимая взволнованное личико к матери. И тут же обратилась к Чезаре: — А ты мне их подаришь?
Мужчина выпрямился и улыбнулся ей.
— Когда-нибудь, — ответил он, стараясь сохранить естественный тон голоса, — когда-нибудь эти часы будут твоими. — Он взглянул на зеленые глаза Анны, на светло-карие Марии, подумал о своих голубых и решил, что дочь должна была смешать эти два разных цвета, чтобы получить свой удивительный изумрудно-зеленый. Чезаре поцеловал Анну и Марию. — Добро пожаловать в ваш дом, — сказал он.
Мария была в замешательстве. Все, что она услышала утром от матери, не на шутку встревожило ее.
— С Анной случилась неприятность, — сказала она и коротко поведала о происшествии.
