— Годы берут свое, мой мальчик. Все мы стареем, — ответил он.
— Чем могу быть полезен? — вызывающе спросил Эмилиано.
— Мне ничем, — сказал он. — А матери своей ты нужен. Так что собирайся, я отвезу тебя к ней.
По тому, как предупредительно обращались с ним полицейские, было ясно, что монсеньору Бригенти каким-то образом уже удалось замять дело, и через четверть часа они с Эмилиано покинули тюрьму.
Эстер ждала их в номере на третьем этаже отеля «Савой». Обнимая ее, Эмилиано словно бы увидел мать другими глазами — никогда она еще не была ему так близка. Впервые за многие годы в ее объятиях он почувствовал себя в безопасности. Мать не спросила его о причине этого неожиданного бегства, не стала выяснять, почему он оставил жену в Сен-Морице и не явился на похороны отца. Она лишь тихо сказала:
— Мне очень не хватало тебя.
— А мне тебя, — прошептал Эмилиано.
Он скрылся в ванной, чтобы привести себя в порядок, а поскольку не во что было даже переодеться, вышел оттуда завернутым в белую махровую простыню. Мать и сын мирно пили чай в ее номере и говорили о чем угодно, но только не о том трагическом событии, которое поразило семью. Убаюканный родным голосом матери, Эмилиано, словно ребенок, заснул прямо в кресле в гостиной. Эстер разбудила его и отвела в номер, заранее снятый для него. Он был так обессилен, что лег в постель и тут же уснул.
Проснувшись на следующее утро, Эмилиано нашел на стуле рядом с кроватью новое белье и костюм. В гостиной перед подносом с первым завтраком сидел монсеньор Бригенти. Эмилиано поздоровался с ним и поблагодарил за своевременное вмешательство и помощь в разрешении конфликта с лондонской полицией.
— Будем надеяться, что подобное больше не повторится, — ответил монсеньор, намекая на бегство Эмилиано.
— Думаю, что это исключено.
Себастьяно дружелюбно улыбнулся ему.
— Надеюсь, чашка кофе тебе не повредит, — сказал он, предлагая составить ему компанию.
— А где мама? — спросил тот, отрезая себе кусок кекса с изюмом.
— Она ушла, — сообщил прелат. — Но не за покупками. Она пошла на прием к известному кардиологу. Мне с немалым трудом удалось убедить ее сделать это.
— Как она себя чувствует? — забеспокоился Эмилиано.
Прелат поднял на него испытующий взгляд.
— Твою мать никогда нельзя было назвать здоровым человеком. Ты и сам это знаешь. А события последних дней не пошли ей на пользу. Вчера у нее был небольшой приступ. Приехал врач и выписал направление к кардиологу.
Эмилиано благодарно взглянул на этого человека, который заботился о здоровье его матери словно любящий муж.
— И что ты собираешься делать теперь? — спросил его монсеньор Бригенти.
— Хочу задержаться в Лондоне еще ненадолго, — ответил он.
— А как твоя жена? — осторожно осведомился прелат.
Эмилиано вытер губы салфеткой и бросил ее на стол.
— Все в порядке, — сухо сказал он. — Она обо мне не скучает.
Бригенти не стал углубляться в эту тему, хотя было ясно, что между Ипполитой и Эмилиано произошло что-то серьезное.
— А твой отец?
— При чем тут отец?
— Ты даже ничего не спросил о нем.
— Все в прошлом, — коротко отрезал Эмилиано.
— Не совсем обычный способ хранить память о своем родителе, — поднял брови прелат.
Эмилиано потемнел лицом.
— Я еще толком не пришел в себя, — сказал он. — Мне нужно немного побыть одному. А вы что будете делать? — попытался он переменить разговор.
— Еду в Бразилию, — сообщил ему Бригенти. — Но не говори пока об этом матери. Я ей сообщу в свое время. Будь с ней рядом, если можешь. Ей нужна чья-то поддержка.
— Это наша прощальная встреча?
— В некотором смысле, — ответил Себастьяно, засовывая руку в карман и доставая что-то. — В участке мне выдали твои вещи. Среди них была эта булавка для галстука. Мне кажется, она принадлежала твоему отцу. Наверное, тебе будет приятно снова иметь ее.
— Я всегда буду благодарен вам за все, что вы сделали для меня, — сказал Эмилиано, беря булавку.
И двое мужчин попрощались, обменявшись крепкими рукопожатиями, в то время как гостиничный рассыльный уже взял багаж монсеньора Бригенти.
1990 год
АРЛЕТ
Глава 1
Ничего не изменилось в столовой виллы «Эстер» с тех пор, как я была здесь в первый раз с Эмилиано: те же потолки с лепными фризами, та же шелковая обивка на мебели, то же фамильное серебро на столе. Мы ужинали вдвоем с Эстер. Фабрицио придумал какой-то предлог, чтобы уехать, и нам никто не мешал. У Эстер в запасе было еще немало семейных историй, которые она хотела поведать мне, а у меня много вопросов, чтобы задать их ей. Молчаливое присутствие слуги-филиппинца, который подавал кушанья на стол, нам не докучало.
— И в плохом, и в хорошем Эдисон был незаурядным человеком, — сказала Эстер. — И это, возможно, как-то отразилось на детях. Сравняться с ним в делах было слишком трудно, поэтому они погрязли во всяческих раздорах и распрях. Их энергия уходила больше на соперничество между собой, чем на реальную деятельность в интересах издательства.
Я лишь кивала, слушая ее очень внимательно и стараясь удержать в памяти все, что она говорит.
— Так было, когда Лола и Валли объединились против Джанни, — продолжала хозяйка дома. — Это была грубая ошибка. Джанни — гений предпринимательства, и без него фирма начала приходить в упадок.
Я знала все о том, как Джанни Монтальдо был вытеснен сестрами из издательства, все о его изгнании из семьи. Эмилиано рассказывал мне об этом в подробностях.
Это случилось в восемьдесят втором году, и Джанни был коммерческим директором издательства, когда его зять, Коррадо Кайзерлан, обнаружил, что тот принимал дорогостоящие подарки от некоторых крупных поставщиков. Таков был Джанни с самого детства. Он никогда не мог устоять перед искушением урвать себе лишнюю долю, хотя и приносил своей деятельностью гораздо большую пользу.
Решение об исключении Джанни было принято на бурном семейном совете. Предостережения, с которыми выступил Эмилиано, и неодобрение этой слишком радикальной меры, с которым выступила Эстер, не повлияли на приговор. Верх взяла коалиция Лолы и Валли вместе с их мужьями.
— Монтальдо никогда не кусает Монтальдо, — напомнил им Эмилиано изречение старого Эдисона. — Если вы нарушите этот принцип, вы долго будете расхлебывать последствия.
Но никто не послушал его. А вскоре после этого Джанни уступил свою долю, равную двадцати процентам от всего пакета акций, Джованни Ровести, старинному конкуренту издательства «Монтальдо».