– Ну что ж, товарищи, давайте решим насчет карнизов. Кто хочет сказать?
Встал тот же Федулеев и пошел:
– Что ж у нас получается? И за карнизы и за флинтуса платят одинаково. Но ты прибей сначала карниз, а потом прибей флинтус. Карниз, он наверху. Во-первых, подставку надо какую ни на есть – или бочку, к примеру, или ящик какой-нибудь. Залезь на него да бороду кверху тяни. А прибьешь – потом ишшо перестановку этой самой бочки сделай. Да со стороны погляди – не косо ли? А теперь возьмем флинтус. На колено припал, стукнул молотком – и вся недолга. Потому как он внизу. Дак разве ж можно все равнять? Так нельзя. Это дело решить надо.
Федулеев сел, а я сказал:
– Хорошо, решим на общем собрании в другой раз.
– Нет, давай сейчас! – закричали из зала.
Тут поднялся Петя Долгий и сказал:
– За карнизы будем платить вдвое больше. Согласны?
– Согласны! – весь зал проголосовал.
Я опять говорю:
– Товарищи, у кого есть слово про Манолиса Глезоса?
– У меня имеется, – встал Якуша Воробьев. – Я, товарищи колхозники, предлагаю поддержать Манолиса Глезоса. Потому как я сам сидел – знаю, каково там. И ежели можно скостить ему срок, давайте попросим. Отчего ж не попросить?
Я что предлагаю – пусть мои два пуда пшеницы, которые я в прошлом году внес на помощь Вьетнаму, перешлют Манолису Глезосу. А то ведь их во Вьетнам так и не отправили. Чего они в колхозной кладовой валяются?
Тут встала Маришка Дранкина, наша кладовщица, и задала ему вопрос:
– Дак ты же их забрал в прошлом году!
– Это когда я их забирал? Когда?
– Вот тебе и раз! А кто их за помол Галактионову отдал? Кто?
– Я их отдавал?
– Но ты же велел отдать Галактионову!
– За помол?
– Да, за помол.
– Да как он помолол? Разве ж это помолол? Изжевал и плюнул. За такой помол с него еще взять надо, а не ему платить…
Все засмеялись. А я постучал о графин карандашом и строго сказал:
– Товарищи, мы должны говорить на политическую тему, насчет соблюдения прав и Конституции. Про закон! Вот об этом кто хочет – пожалуйста…
Встал Иван Дранкин, Маришкин тесть:
– Вы вот что скажите, закон у нас будет или нет?
– Какой закон?
– Известно какой… насчет скотины.
– Ну, при чем тут скотина?
– Как это при чем? Вчера корова Шабыкина зашла ко мне на двор и два центнера картошки съела.
– Не ври! Два центнера не съест – лопнет! – крикнул кто-то из зала.
– Дак в том-то и дело, что слопала. Бока во как разнесло, – Дранкин показал руками. – Прямо бочка.
– А что ты с ней исделал? – крикнул Шабыкин.
– Я взял да и пырнул ее в это самое обжорство… В бок то есть…
– Прошу записать это показание! – крикнул опять Шабыкин.
– А ты погоди! Отвечать за свою корову сам станешь, – обернулся к нему Дранкин, и потом – снова в президиум: – Дак что ж получилось? Шабыкин забрал мою корову и не отдает. Вот я и спрашиваю: закон у нас будет или нет?
Я обернулся к Пете Долгому, а он опять в бумаги прыскает. Молодой, опыта воспитательной работы у него нет. Ведет себя, как в школе, когда ученик чепуху несет. А тут еще встает кладовщица Маришка Дранкина и про свое:
– А с семенами когда решат? У нас они, что рожь, что пшеница, что ячмень, – все заодно числятся.
– Товарищи, это ж вопросы чисто внутреннего противоречия. А мы решаем в международном плане. Понимать же надо…
И тут, скажу вам, мое замечание так сильно подействовало, что даже все Дранкины замолчали. А я еще добил Маришку:
