– Багды фи![1] – приветствовал их Коньков по-удэгейски.
– Багды фи! Багды! – оживленно отозвались старики.
– Хорошая будет оморочка! – похвалил Коньков плотника. – На такой до большого перевала доберешься, легонькая, как скорлупка. – Коньков хлопнул ладонью по корпусу новой оморочки, и гулкое эхо шлепка отдалось на дальнем берегу. – Во! Звенит как бубен. Шаманить можно.
Старики опять, довольные, заулыбались.
– О до![2] – обратился Коньков к самому ветхому старику с желтым морщинистым и безусым лицом, в меховой шапочке с кисточкой на макушке. – Ты знал ученого Калганова?
– Калганова все село наше знай, – ответил тот. – Хороший человек был. Кто его убивал, свой век не проживет. Сангия-Мама[3] накажет того человека.
– А у вас на селе не знают, кто это сделал?
– Не знают.
– Когда у вас последний раз был Калганов?
– Неделя, наверное, проходила.
– Почему наверное? А точнее?
Собеседник Конькова посасывал трубочку и молчал, словно и не слыхал вопроса Конькова.
Коньков допытывался у других стариков:
– А может, две недели прошло? Никто не помнит?
– Может быть, две, понимаешь, – ответил лодочник.
– Так две или одна?
– Зачем тебе считай? Две, одна – все равно, – сказал старик в шапочке.
– Нет, не все равно, – сказал Коньков, несколько обескураженный таким безразличием.
Потоптался, подошел опять к плотнику, тесавшему лодку.
– Не продашь?
– Для себя делай, – ответил тот.
– Н-да… А кто из вас хорошо знал Калганова?
– Сольда, – ответил лодочник.
– Который это Сольда? – спросил Коньков.
– Я, понимаешь, – ответил старик в шапочке.
– Ты с ним в тайге бывал?
– Бывал, такое дело. Проводником брал один раз.
– Ты ничего не замечал за ним? Может быть, он ругался с кем? Враги у него были?
– Может, были. А почему нет?
– Да не может быть, а точно надо знать.
– Не знай.
– Ну, как он относился к вашим людям и вы к нему? Не обижал?
– Его смешной, понимаешь, – ответил Сольда, выпуская клубы дыма. – Немножко обижал.
– Каким образом? – оживился Коньков.
– Его говорил: человек произошел от обезьянка.
Старики засмеялись, а иные стали плеваться.
– А чего тут смешного или обидного? – удивился Коньков.
Сольда поглядел на него, как на неразумного младенца, вынул трубочку и мундштуком ткнул себя в голову.
– Разве я обезьянка? Тебе чего, ребенок, что ли? – и, скривив губы в саркастической усмешке, стал говорить горячо и яростно: – Мы видали, такое дело, обезьянку. В Хабаровске было совещание охотников. Потом в цирк возили, обезьянки показывать. Маленький зверь вертится туда-сюда. Как может человек произойти от такой зверь? Разве я, понимаешь, туда-сюда голова верти? Детей за такое дело наказывать надо.
Коньков едва заметно улыбнулся и спросил:
– А как ты думаешь, Сольда, от кого произошел человек?
– Наши люди так говорят: удэ произошел от медведя. Его зовут Одо, старший рода, понимаешь. Это правильно. Медведь ходит важно, никого в тайге не боись. На двух ногах может ходить, одинаково человек.
Старики закивали головами:
– Так, так…
