окрестности Самарканда, копался в архивах, расспрашивал стариков. Наконец, он решил осмотреть архивы земельной управы.
После окончания рабочего дня, когда изнуренные жарой и пылью чиновники покидали земельную управу, археолог забирался в архив и методично просматривал документы многолетней давности. Документы пахли птичьим пометом и едкой самаркандской пылью. Вечерами на неяркий свет керосиновой лампы залетали летучие мыши и чиркали крыльями об облезлые стены.
Через несколько месяцев работы Вяткин отыскал документ XVII века, в котором говорилось о продаже участка под названием «тал-и-расад», что означает «холм обсерватории». Находился этот участок на холме Кухак, по соседству с мазаром Сорока девственниц.
…У подножия холма Вяткина поджидали дехкане. Они уже час стояли под солнцем и следили за странным русским. Вяткин сказал, что ему понадобятся землекопы, он хорошо заплатит. Сам губернатор дал разрешение производить раскопки. Это было правдой. Канцелярия губернатора выделила восемьсот рублей – сумму ничтожную, но Вяткин не надеялся даже на нее.
– Здесь копать нельзя, – сказал старый узбек. – Святое место. Здесь был мазар…
– Но ведь мазар не мог занимать весь холм.
– Не знаем, не знаем…
– Еще раньше здесь была обсерватория Улугбека. Большая обсерватория, куда больше мазара. Ее я и хочу найти.
Старики недоверчиво качали головами. Они решили, что русский собирается искать клад.
…Али-Кушчи взлетел, пришпоривая коня, на холм обсерватории. Черные деревья вокруг громадного круглого здания шуршали под ветром осенними листьями, будто чешуйками кольчуги.
Сторож испуганно выглянул из проема двери, узнал Али-Кушчи и помог ему сойти с коня.
– Страшны мои сны, – сказал сторож. – Сейчас прибегал Юсуф из кишлака.
– Все правда, – ответил Али-Кушчи, – повелителя нет…
На сером от пыли лице сокольничего льдинками застыли глаза.
– Где звездочеты? – спросил он.
– Кто прячется в домах за арыком, кто скрылся еще утром.
Али-Кушчи взбежал по широкой лестнице. Масляные плошки горели, как всегда, – сторож помнил о своих обязанностях. Со стен глядели знакомые картины небес и созвездий. Еще недавно Улугбек со своим помощником размышляли, как лучше украсить дом науки.
Подковки сапог выстукивали неровную дробь по мраморным плитам. Сквозняк вытянул из кельи листок рисовой бумаги с вязью цифр и бросил под ноги Али-Кушчи. Тот не остановился. Он спешил наверх, в комнату Улугбека.
Через полчаса Али-Кушчи спустился вниз. Сторож тащил за ним туго набитый бумагами мешок.
– Дай лепешек на дорогу, – сказал сокольничий, приторачивая мешок к седлу. – Я не успел взять из дому.
…Больше никто не подходил к зданию, не поднимался на его плоскую крышу, чтобы следить за движением светил в черном небе. Покрывались серой пылью хитроумные приборы, и пустынны были залы и кельи, расписанные картинами и схемами, изображавшими планеты, звезды и земной шар, разделенный на климатические пояса: люди не смели подходить к проклятому шейхами холму. Пока не смели…
Но однажды утром муэдзины возвестили о воле шейхов: обсерватория, прибежище неверия и скверны, должна быть разрушена. Память об Улугбеке должна быть стерта с лица земли.
…Первыми к подножию холма успели дервиши. За ними потянулись верующие и любопытные. Дервиши бесновались, подогревая толпу. Они тяжелыми кетменями, палками, ногтями выламывали изразцы, украшавшие обсерваторию, разбивали приборы. Вскоре на холм втащили привезенные по приказу Абд ал- Лятифа стенобитные машины. Некоторое время крепкие стены сопротивлялись ударам, но все больше кирпичей и плит отлетало от основания, и наконец стена рухнула, подняв к раскаленному небу тучи желтой пыли. А потом пришла ночь, и холм был пуст, и не осталось на земле следа Улугбека, и шейхи легли спать спокойно.
…В Герате Али-Кушчи встретили друзья. Там звездочета знали. Али-Кушчи не раз уезжал в другие страны по поручению Улугбека, чтобы познакомиться с тем, что делают астрономы и математики. Поездки приводили сокольничего даже в Китай. В Герате он был в безопасности.
Через несколько лет Али-Кушчи, к тому времени уже известный на Востоке под именем «второй Птолемей», переехал в Константинополь, недавно завоеванный турками и переименованный ими в Стамбул. Там он завершил основное дело своей жизни: он отпечатал в типографии труды Улугбека – книгу его звездных таблиц и введение к ним.
Книгу погибшего хана сразу же перепечатали в Дамаске и Каире. В XVII веке ее трижды издавали в Лондоне, печатали в Париже, Флоренции, Женеве… Точность звездных таблиц настолько поразительна, что многие ученые сомневались в их подлинности: казалось невероятным, что в XV веке, до изобретения телескопа, она была достижима.
Книга разошлась по всему свету. Однажды ее увидел магараджа Джайпура Джайсингх II. Магараджа любил книги, а Аурангзеб, Великий Могол, суровый фанатик, испепеляемый жаждой власти и страхом потерять империю, презрительно посмеивался над причудами мальчишки – Джаисингху было всего пятнадцать лет. Но мальчишка был храбр, и отряды его верны. После одной из битв Аурангзеб обнял пятнадцатилетнего командующего джайпурской конницей и назвал его храбрейшим из храбрых.
А храбрейший из храбрых улизнул потом с шумных победных торжеств и скрывался в своем шатре. Он читал книгу хана Улугбека о звездах, и это было куда интереснее и важнее пира и славы.
Шли годы. Джайсингх много воевал, но, как только наступал перерыв в бесконечной цепи войн и походов, магараджа покидал армию и возвращался домой – в один из своих домов в Дели или Джайпуре. Там он в который раз раскрывал потрепанную книгу Улугбека. Полководец учился.
При дворе Джайсингха жили и работали крупнейшие индийские ученые: Уддамбри Гуджарати – автор первых индийских таблиц логарифмов и переводчик Улугбека на индийский, великие астрономы и математики Пундарик Ратнакар и Джаганнатх. Зная об образованности и мудрости молодого магараджи, ученые со всех концов разоренной страны стекались к нему во дворец, и каждому находилась там комната для работы, чашка риса и, главное, общество ему подобных.
И в 1724 году Джайсингх начал строительство первой своей обсерватории. Всего он построил их пять, и четыре из них сохранились по сей день…
Книга, повествующая о чудесах Индии, лежала на столе археолога Вяткина рядом с работами Улугбека и Али-Кушчи. В этой книге под старыми гравюрами, изображавшими странные, будто неземные, геометрически правильные здания, стояли слова: «загадочные», «таинственные». Автор книги, немецкий путешественник, рассказывая об этих, казалось бы, лишенных смысла сооружениях – об огромных каменных кольцах, треугольниках и величественных лестницах, ведущих в небо, считал их порождением мистических увлечений магараджи Джайпура Джайсингха II.
Вяткина не интересовали соображения несведущего в астрономии путешественника. Он знал, что Джайсингх был великим астрономом и в своих работах неоднократно подчеркивал, что он ученик Улугбека, хотя их разделяли триста лет.
Более того, Джайсингх писал, что многие его инструменты, по которым проверялись звездные таблицы Улугбека, – копии инструментов великого самаркандца, Джайсингх, хотя и знал о существовании телескопов и других оптических приборов и даже выписывал себе консультантов из Португалии и Англии, не доверял им. Он предпочитал пользоваться громадными каменными сооружениями, считая их более точными и надежными.
Вяткин, изучив инструменты Джайсингха, предположил, что в обсерватории Улугбека должны были находиться такие же приборы. А если так, то никакой фанатизм мулл и дервишей не смог бы полностью уничтожить обсерваторию.
Проходили драгоценные дни, но следы обсерватории не находились. Все три траншеи, проложенные с краев холма к его центру, углублялись в битый кирпич, обломки изразцов, цементную крошку, и казалось, что конца этому не будет. Словно кто-то старательно разгрыз и пережевал все то, что было когда-то зданием или группой зданий. Не встречалось даже целых кирпичей.
Два метра, три метра… уже не видны над траншеями головы землекопов, а картина не меняется.
