— Это американский полковник Роббинс, — успокоил я его. — Он хотел бы задать вам вопрос.
— Да, хотел бы, — окончательно обнахалил американский подданный. — Мне кажется, вы — самый настоящий крестьянин! Таких парней я видел только на картинках в журналах. Не голодаете ли вы? Хватает ли вам еды?
Калинин, несомненно, шел из столовой, где только что знатно отобедал, потому что непрестанно цыкал зубом и ковырял ногтем между зубами.
— Благодарствую, — заявил он с явным облегчением, ибо, уж кто-кто, а он-то знал ответы на поставленные вопросы. — Кормят меня хорошо. Правда, осетринка сегодня была с душком. Непорядок.
Американского полковника ответ 'настоящего крестьянина' удовлетворил, он вернулся в 'комнату свиданий' и объявил:
— Значит, если не скажу, что надо, картинок не дадите?
— Не дадим.
— Точно, не дадите?
— Ни за что.
— Вот, черт! Тогда подтверждаю, что крестьян в Союзе ССР кормят хорошо. Один Клод Моне.
— Вот и славно, — обрадовался Сталин. — Все ли в порядке, Григорий Леонтьевич?
— Не знаю, мировая общественность может не поверить, факты — вещь упрямая, их ведь не спрячешь.
— Ничего, сожрут.
— А теперь, когда все позади, хочу спросить у вас, Иосиф Виссарионович, — обратился к Хозяину американский полковник Роббинс. — Почему вы не поставите перед вашими замечательными учеными самую главную задачу ХХ века, почему не прикажете воскресить Ленина? Сейчас самое время — ровно десять лет прошло с того трагического январского дня. Пора.
— Мы думаем об этом, — со значением сказал Сталин и вышел из кабинета.
* * *
Товарищ А. довел меня до рабочего места, не проронив при этом ни единого слова. Но едва дверь закрылась, он повел себя крайне странно. Сознаюсь, что не ожидал от товарища А. столь бурного проявления эмоций. Он метался по кабинету, как зверь в клетке, скрежетал зубами и тихонько подвывал. Потом начал колотить своим кулачищем в стенку. Немного успокоившись, он обратился ко мне:
— Видит бог, Григорий, что я ни в чем не виноват. Сам знаешь, тебя подводить мне не с руки. Не я же это придумал! К тому же, спрятаться мне не удастся, бить будут нас с тобой обоих, если подведем. Поплатимся за преданность и усердие. Ты прости меня. Не хотел я. Заставили меня, заставили.
— Да в чем дело, товарищ А.? — спросил я. — Случилось что-нибудь?
— Случилось. Ох, случилось…
— Говорите, вместе подумаем, может быть и обойдется…
— Случилось самое страшное — этот америкашка подтолкнул Хозяина к ужасному — он все-таки решился оживить Ленина, Ильича нашего незабвенного. И заниматься этим будем мы с тобой. Точнее, заниматься будешь ты, а я вместе с тобой отвечать.
— Звучит не очень страшно, признался я.
— А ты знаешь, что были уже добровольцы, которые занимались оживлением Ильича. Где они сейчас, покойнички?! Может, два-три человека и бродят еще где-нибудь в лагерях, но отыщут и их! А ты говоришь — не страшно!
— Не понимаю, как можно оживить умершего человека.
— Можно, если это Ленин, то можно. Впрочем, никто на успех особенно и не рассчитывает. А пострадаем мы только за то, что участвуем в этом мероприятии.
— Но насколько я понял, товарищ Сталин сам принял решение…
— Принял, а потом забудет об этом, может же забыть! Или передумает… Может и передумать. А тогда будут искать крайних, нас, то есть.
Товарищ А. тихонько заныл, смахивая кулачищем крошечные слезки. Я вспомнил Семена Михайловича Буденного и поразился точности его характеристики обитателей Кремля. Действительно, жизнь здесь — самый дорогой товар.
Не знаю уж, о чем размышлял товарищ А., но слезки его вскоре высохли, и он тихо сидел у стеночки, немигающим взглядом уставившись в одну точку. Казалось, что жизнь покинула его. Так просидел он час, два, три… Я уже стал забывать про него, увлекшись работой над своей монографией, но тут открылась дверь, и на пороге появился Сталин.
Товарищ А. моментально вскочил, я последовал его примеру.
— Садитесь, — промолвил Сталин. — Дело так повернулось, что решили мы поручить вам ответственное задание. Будете воскрешать Ильича. Докладывать о ходе работ надлежит лично товарищу Сталину. И никому больше. Если товарищ Сталин узнает, что еще кто-нибудь прослышал о нашем начинании, придется вас ликвидировать. На повышение, так сказать, послать в небесную канцелярию.
— Слушаюсь, товарищ Сталин, — без обычного энтузиазма в голосе отозвался товарищ А.
В последнее время вождь явно увлекся теорией классовой борьбы и парил теперь в разреженном воздухе теории построения социализма в отдельно взятом государстве, мне пришлось спустить его на грешную землю.
— А может, не стоит нас убивать?
— Есть другое решение, слушаю? — заинтересовался Сталин.
— Можно работы перенести из Кремля в другое место. И само оживление производить непосредственно в Мавзолее.
— Что ж, это выход, можно и так…
Он ушел, посасывая свою знаменитую трубку, а я принялся успокаивать товарища А… Смотреть на которого можно было лишь зажмурившись, словно он — электрическая лампочка в период накаливания.
* * *
Странные люди — большевики. Я уже и не припомню, когда мне в первый раз намекнули на предстоящее важное задание. Месяцы шли за месяцами, но никакой спешки не возникало, — они думали. Но стоило Хозяину произнести вслух давно ожидаемые слова, как товарищу А. сразу стало невтерпеж. Он потребовал, чтобы результаты были готовы к завтрашнему обеду. Его ничуть не волновала бессмысленность задуманного, поскольку партийное поручение по природе своей выше смысла и законов природы! Нет, ну, в самом деле, кому такое может прийти в голову — оживить Ленина! Я специально наблюдал за поведением товарища А., пытаясь обнаружить в его глазах понимание абсурдности проекта, но вынужден был с удивлением отметить, что лично он не нашел в таком задании ничего обидного или странного — партия поручила, значит, это надо сделать.
Нет, конечно, это дело ни на минуту не представлялось мне однозначно бесперспективным и обреченным на неудачу. Главное правильно определить, что следует считать успехом подобного предприятия. Мне показалось, что было бы правильно заняться подобным проектом с наибольшим размахом — вгрохать в разработки миллиарды рублей и заставить заказчиков ждать десять, двадцать, тридцать лет… За это время обязательно кто-нибудь умрет: или я, или Сталин, или идея воскрешения товарища Ленина…
Как бы то ни было, я решил воспользоваться случаем и принять посильное участие в этом проекте, придав своим усилиям по его реализации, законченный вид вяло текущей шизофрении. Предполагаемая длительность мероприятия и принципиальная невозможность достичь хотя бы промежуточного успеха, делало его сказочно привлекательным для людей, нуждающихся в постоянном и высоком доходе и не расположенных надрывать свой пупок, ради, так называемых, интересов страны и партии, слишком отвлеченных понятий в период построения социализма.
Совершенно очевидно, что успех проекта будет связываться начальничками с побочными разработками и исследованиями, но главное аккуратно подготовленными отчетами о проделанной работе. Думаю, что больших проблем здесь не возникнет, составим график представления соответствующих отчетов, обеспечим бесперебойную подачу докладных в самые высокие инстанции о необходимости увеличения финансирования, наладим регулярное посещение лабораторий компетентными комиссиями, которые должны благоговейно взирать на тяжелый труд лаборантов. И обязательно — уделять постоянное внимание к сенсационным, пусть и не подтвержденным впоследствии свершениям, и неустанно проводить активную рекламную кампанию — шумную, наглую и низкопробную. Корреспондент «Правды» должен быть у нас всегда под рукой.
Не сомневаюсь, что справлюсь. Наверное, мой труд отныне будет походить на шахматную партию по переписке.
Мои глубокомысленные размышления прервал внезапно ворвавшийся в кабинет товарищ А… Пустые глаза колодцы этого человека неопровержимо указывали, что он смирился с неизбежностью своей быстрой гибели. Мне захотелось успокоить страдальца, растолковать ему некоторые особенности реализации грандиозных научно-исследовательских проектов. Но передумал… Ясно было, что отныне товарищ А. может быть полезен, только если определяющей доминантой его поведения станет страх и ежеминутная борьба за собственную жизнь.
— Я чего надумал, — тихо сказал товарищ А… — Ты бы, Григорий, поговорил с нашим народным академиком товарищем Лысенко. Его опыт нам обязательно пригодится. Он-то все время на плаву, ничего его не берет.
— Обязательно поговорю, товарищ А… Спасибо вам за совет. Его опыт нам действительно пригодится.
Я был восхищен — вот, что такое принцип личной заинтересованности и опасение за собственную жизнь! Даже товарищ А. сделал над собой усилие и, отбросив привычку исполнять приказы, позволил себе самостоятельный шаг, не поинтересовавшись, как отнесется к подобной самодеятельности Хозяин. Скорее всего, он не похвалил бы нас. Но идея хороша — Лысенко, без сомнения, главный в Союзе ССР специалист по грандиозным и бессмысленным проектам. Он знает, как получить наибольшую прибыль из самой безнадежной затеи.
Надо идти, решил я.
* * *
Я остановился у кабинета товарища академика Лысенко, пытаясь так подготовиться к предстоящему разговору, чтобы получить максимум полезной информации и при этом не вызвать подозрений, и хотел уже пройти в приемную, но до меня донесся отдаленный выкрик.
— Григорий, подожди…
Я обернулся. В коридоре никого не было видно. Пожав плечами, я попробовал убедить себя, что это обычная галлюцинация, но выкрик повторился и, как мне показалось, раздался вроде бы ближе.
— Подожди, Григорий…
— Не торопитесь, я подожду, — ответил я.
В тот же миг возле меня произошло некоторое кружение в атмосфере, воздух стал медленно сгущаться, проявились причудливые тени, а потом —
