— А это кто? Чё-то рожа больно знакомая? О, так вы ж как две капли…
— У меня с войной свои счеты…
— Оттого и едешь с нами?
Афганец только отвел глаза в сторону.
— Так это же не Харьков. Это ж площадь Зыгина в Полтаве. Я же там учился. И призвался оттуда. Ты что, и в Полтаве был? — едва не плача от счастья, спросил Богдан. — Бакшиш* *
— Не могу — бакшиш.
Богдана посетила озорная идея:
— А давай меняться?!
Белоград не сомневался, что сейчас сразит афганца наповал. Хотя и торгаши они редкие, но против такого товара, он был уверен, никто из них не устоит. Еще он знал, что афганцы уважают как сам процесс торговли, так и партнера, если он соблюдает обряд. С видом знающего цену своему товару нувориша Богдан вынул из кармана малахитовые четки. Мокрые от пота камни засверкали черными гранями в лучах восходящего солнца.
Четками афганец явно заинтересовался. Он даже протянул руку за ними. Но Богдан действительно знал цену своему товару. Он и не собирался менять трофейное малахитовое ожерелье на кусок бумажки, пусть даже с троллейбусами из цивилизации. В данный момент, ему было просто забавно подразнить афганца. Тот так и не дотянулся до четок — с озорной улыбкой на лице Богдан одернул руку. Однако, веселухи не получилось. Внезапно осипшим голосом малишенок произнес:
— Не делает чести воину торговать товаром, добытым в сражениях. Ты ведь в бою его добыл?
— Ты откуда знаешь?
Вместо ответа афганец заключил глубокомысленно:
— Трофеи у воина можно только отвоевать.
Белоград взвесил четки в руке, еще раз бросил взгляд на фотку с троллейбусом и вернул ее афганцу:
— Жаль! Ну да ладно. И сам скоро там буду.
Зарычали движки, и колонна, поднимая тучи пыли, продолжила свой путь. Километров через пять на горизонте показалась афганская техника. Боевые машины в этой колонне чередовались с размалеванными, обвешенными побрякушками, как новогодние елки, грузовиками. Торгаши всегда старались подгадать свои поездки под движение колонн боевой техники. Так было больше шансов доехать до места назначения без приключений. Правда, бывало и наоборот. По каким каналам торгаши узнавали о планах военных задолго до самого события — одному Аллаху известно. Но только идиоту было непонятно, что через афганские войска идет утечка стратегической информации. Из-за этого и били эти караваны. А вместе с ними и шурави доставалось.
— Разведбат, — опознал наметанным глазом Белоград.
С недавних пор все операции проводились только с участием местных. Чаще всего это был именно разведбат. Многих из этих воинов ребята успели уже в лицо запомнить. Богдану вспомнилось, как однажды в горах он познакомился с их комбатом. Если шурави старались брать в горы побольше боеприпасов, то афганцы отдавали предпочтение жратве и одеялам. Знали, что «шурави» все равно за них отвоюют. Однажды во время операции, зимней ночью, когда дневная жара сменяется пронизывающей морозной сыростью, Белоград, продрогший до мозга костей, заполз к афганцам под одеяло на ночлег. В кромешной темноте Богдан не стал присматриваться, кого из сонных 'братьев по оружию' он растолкал с помощью приклада и какой-то там матери. Только утром оказалось, что это были командир афганского разведбата и его замполит. Конфуз закончился тем, что впоследствии эти двое при встрече с Белоградом, будь то в бригаде или на операции, неслись к нему здороваться за руку, словно они с малых лет одну отару пасли.
Колонна остановилась.
— Ну-ка, маршируй к своим. Мне за тебя влепят по самые 'мама не горюй', — бросил Богдан афганцу.
При воспоминании о маме к горлу подкатил горький комок.
Малишенок с пониманием молча спрыгнул на дорогу и протянул руку за своим оружием. Опять едва не сковырнулся.
— Где он патроны к нему берет? От приколист. Да, командир?.. — заскрипело в наушниках искаженным голосом Мамедова.
Малишенок подтянул мешок на плечо и по колено в пыли бодро зашагал между машинами в сторону пестрой афганской колонны. Еще разок он оглянулся, крикнул: 'Увидимся, зёма!' — махнул рукой и исчез за ближайшим «Уралом».
Рустам заглушил движок и выбрался из своего люка на броню.
Такого механика-водителя, как Рустам Мамедов, — еще поискать. Машину он знал, как свои пять пальцев. Вел всегда нежненько, без рывков. Даже трогался мягко, будто на легковушке. Каким-то звериным чутьем ему удавалось вести машину 'след в след', ни на сантиметр не отклоняясь от колеи. Однажды узбек на спор уложил на дорогу свои часы и провел гусянку в миллиметре от них. Часы основательно присыпало пылью. Но этот Змей развернулся и проехал по тому же следу еще раз. Часы потом откопали — целехонькие.
А зимой, когда под Суруби прижали, только его опыт и спас. Места там жуткие. Горы, как столбы, стоят. Граната, брошенная там с вершины, до земли не долетала — в воздухе взрывалась. Тогда душманы подожгли три ведущих машины и такой огонь открыли… А у БМП-1 ствол на вершину не подымешь. Только на сорок пять градусов, не больше. Оставалось только из автоматов отстреливаться. А поди ты в него попади, под огнем, да еще против солнца. Да еще и неизвестно, где он сидит. Ох, сволочи, маскируются… Горный орел не заметит. Если бы Рустам не столкнул тогда горящие машины в пропасть, всем труба. А так броня отъехала на полкилометра и расстреляла гору под первый номер.
Кто бы мог подумать, что этот щупленький пацаненок на гражданке был учителем, и дома его ждут двое детей. Про второго сына Мамедов узнал полгода назад. По всем законам ему давно уже пора дома сопли своим орлам подтирать, а он тут благородного ковбоя из себя разыгрывает. Однажды даже в горы с пехотой напросился. Хочется ему, видите ли, все на своей шкуре испытать.
— Может, перекусим, командир? Они раньше, чем через полчаса не договорятся, — предложил Рустам.
Богдан, прослезившийся под впечатлением от увиденных родных пейзажей, не ответил ни слова. Только кивнул головой и постарался отогнать грустные мысли и убрать глаза подальше.
— Ты-то чего домой не едешь? Чего проще? Чё, твои не могут телеграмму прислать? Кто бы держал тебя? — давясь перловкой пополам с нерасплавленным жиром, спросил Богдан.
— Да какой смысл? Пока замполит бумаги оформит, пока начпо запросы составит, пока в округе разродятся — я уже по дембелю дома буду и третьего застругаю.
— Да уж. Ваши бабы на это дело порасторопнее любого генерала из округа будут.
Бойцы дружно стучали ложками по жестянкам. Еще пережевывая перловку, Рустам спросил:
— Говорят, в штаб приказ пришел. Теперь ближе, чем на сто метров, подходить к дувалам запрещается.
— Да. Замполит еще на прошлой операции доводил. А в дом входить разрешается только после афганского солдата. Чем эти генералы там думают?.. Если из дувала стреляют, ты туда афганца под пулеметом не загонишь. Вояки из них редкие. А когда в тебя «мочат» из всех стволов, попробуй, вспомни про их приказы. Вот и выходит: или стой под пулями, как мешок с костями, или свои же под трибунал отдадут. А если душман живьем попадается, его полагается, прикинь, афганцам передать.
— Это из-за мародерства и расстрелов мирных. Наши тут тоже помогли. Помнишь, весной три идиота с ПХД* *
Богдан кивнул, проглотил очередную порцию каши и добавил:
— Духи уже успели этот приказ по-своему оценить. Сначала мочат из-за дувалов, а как только мы
