— Заткнись! А ты хавай, чмо рогатое!
— Холера!
— Пасть заткни! — рявкнул Юсуф.
Старостенок утвердительно кивнул головой и схватил со стола винтовку…
Равиль глазам своим не поверил: 'Шурави сами глотки друг другу рвут! Вам и помогать не нужно, собаки…'
Рустам успел зацепиться за ремень. Но Старый в гневе — чисто 'каток с горы'. Молниеносным ударом в ухо Старостенок снес Мамедова со стула. Благо Рустам не выпустил ремень из ладони и откатился в песок вместе с винтовкой. Через мгновение стул полетел Халилову в спину. Следом понесся Старый. Юсуф еще не успел испугаться, как на его голову обрушился град ударов. Уже после он не мог вспомнить, как проутюжил на пузе весь песок возле машины.
Только сейчас на плечах Старостенка сумел повиснуть Белоград:
— Старый!.. Старый!.. Старый, стоять!..
Перепуганный Маслевич забился под гусянку.
Пытаясь отцепиться от Белограда, Старостенок заорал:
— Я заткну щас, бабай грязный! Я тоби щас Буратину, од вуха до вуха розирву!..
Халилов, тем временем, пришел в себя и, размазав по губам кровь, бросился в атаку:
— Ах ты, сука…
Но перед ним, как из-под земли, вырос Мамедов. Отшвырнув в сторону винтовку, Рустам поймал на лету кулак Халилова, завел его в сторону и за спину и уложил земляка мордой в песок.
— Дан, держи Старого! — заорал Рустам.
Но Старостенок смел Белограда как муху и уже занес для удара ногу. Если бы не Рустам этот удар пришелся бы Халилову в голову.
Равиль давно искоренил в себе чувство злорадства. Сейчас ему было только стыдно, что его народ подчинился этим не знающим веры и уважения друг к другу гиенам. А Орхан уже был на месте. Даже успел уже осмотреться. Равиль видел, как брат поднял вверх руку с взведенным для стрельбы пистолетом и многозначительно посмотрел в сторону дувалов. Равиль уже приготовился, было, спрятать бинокль и выдвигаться следом за Орханом. Но события на посту внезапно приняли совсем неожиданное развитие.
Солдаты уже не пытались сдержать друг друга. Теперь драчуны быстро перемещались вдоль реки, к валуну, за которым скрывался Орхан. И Орхан этого не видел! Равиль поднял автомат…
Но Орхан уже тоже понял, что солдаты приближаются к укрытию. Шурави так орали, что и за рекой можно было услышать, несмотря на бурное течение. Только скрыться он уже никак не успевал. Да и некуда было. Разве что в Кабул*
Первым у камня над рекой оказался Мамедов. Он глазам своим не поверил, когда нос к носу столкнулся с афганцем, да еще и с афганцем с гранатой в руке. Оба застыли будто каменные. Прежде чем понять, что произошло, Рустам успел прочитать испуг в глазах противника. Сам же испугаться не успел…
Стрелять прицельно не позволяли кусты. Вдоль берега, от самой машины до валуна, за которым скрывался брат, они надежно скрывали шурави от прицела ППШ. Равиль решил ждать до последнего, решающего момента…
Орхан очнулся первым. От волнения, он не почувствовал усилия, с которым оторвал кольцо предохранителя. Уже не соображая, что делает, он отбросил гранату прямо перед собой и прыгнул в мутные волны Кабула.
Хлопок запала отрезвил всех. Но у Мамедова было больше времени, чтобы прийти в себя и оценить положение. 'Эфка…' — отметил он про себя и удивился — насколько безмятежно. Мысленно он начал отсчитывать секунды: '…Два… мама…' Граната еще не успела остановиться: '…три…', — Рустам бросился ей навстречу. Она еще раз подпрыгнула на каком-то бугорке…
Глава третья
Предпраздничная суета на кухне тоже часть обряда торжества. Много позже, он понял, что вся эта суматоха одна из самых приятных составляющих любого празднества. Они всегда готовились к застолью вместе. Уже стало традицией — Двадцать третье февраля они отмечали у Валентины.
Алексей так и не научился отличать, когда жена иронизирует, а когда говорит серьезно. Но в такой день любые упреки были бы неуместны:
— О, Гос…споди! И о чем же ты думал, когда этих несчастных создавал?!
— Чего да…ать? Ты вообще молчи, ребро…
— Ну, кому ты это нарезаешь, шахтер? Троглодитам своим?
Колбасу он действительно покрошил слегка крупновато.
— Сегодня, девушка, Вы будете хавать то, что Вам приготовит Ваш троглодит. Я понимаю, не вы этот праздник придумали. Но это ничего не меняет. Я лично прослежу — не дай божок, кому нибудь из вас не понравится.
Лидия с игривой улыбкой размахнулась на мужа столовой ложкой. Под стол прятаться было бы чересчур, но изобразить испуг он постарался. И тут же бросился в атаку. Он указал пальцем в сторону сковородки, в его глазах заискрилось пламя праведного пролетарского гнева, во взрывоопасной смеси с кавказским темпераментом и он перешел к активным наступательным действиям:
— Эта как панымать? Ты шьто, женьщина, баранына аскверныл? Мой пазор хочишь, да? Вах, вах, вах! Шьто тэпэр луди скажут? Вай, вай, вай!
Лидия только усилила «натиск» — под руку попалась поварешка. Не тут-то было — Алексей спрятался за дуршлагом и принялся отчаянно «отмахиваться» черпаком.
— О…о, рыцарь уже обнажил оружие. — Валентина как раз принесла на помывку бокалы.
— Валь, ты глянь, как он над салатом поиздевался.
Валентина едва сдержала снисходительный смех:
— О, небо! Какой пассаж!
— Чего…о? — постарался изобразить возмущение Алексей.
— Валь, он этим еще и наслаждаться обещал нас заставить.
— Ну, просто именины сердца, а не День Советской Армии.
Всем своим видом Алексей постарался продемонстрировать, что ему есть, чем гордиться.
— Ой, гля, а хвост распустил! — уже едва сдерживая смех 'подлила масла' Лидия.
— Ну, чисто, вагон руды на-гора отгрузил. — подыграла Валентина.
— Валя, где наш запасной орден «Славы»?
Трель дверного звонка они услышали только со второго раза.
— О! Канкурэнт? В маём гарэме? — Алексею не хотелось выходить из роли. Он снова изготовил к бою черпак и дуршлаг. — Чачки вынымай!
Но Валентина, казалось, озаботилась:
— В самом деле… Кто бы это..? Сашка еще с утра к Женьке своей убежал…
В глазах Матери вспыхнула смешанная с надеждой растерянность.
— Та не…э, не может быть, до приказа еще сорок дней, — постарался успокоить ее волнение Алексей.
— Может, Ирина? — высказала она догадку.
— Богданчика? А чего, в прошлом году она меня поздравляла. И отмечали мы тоже у Валюхи… Все вместе.
— То в прошлом… Чует мое сердце — поссорились они. Уже год она глаз не кажет.
— Та брось ты… дело молодое. У него таких Ирин еще двести сорок восемь штук будет… Пошли,
