- Ни фига себе... это же невозможно – шептал пораженный путник.
- Что невозможно? – спросил Доктор, вытирая рукавом лицо – Нет такого слова: «невозможно». Есть не понимаю, не осознаю. Для человека, по сути, если разобраться в этом вопросе основательно, нет ничего невозможного, но проблема нашего вида заключена в том, что свое несовершенное видение и понимание мира мы выдаем за единственно возможную истину. Говоря «невозможно» - не сможем никогда. Вопрошая – как возможно и ища причины, при желании осознать и внутренней зрелости принять искомое - найдем ответ.
- Ну, я где то так и понял – обалдело пробормотал путник, рассматривая ровную как стекло каменную дорогу - а что же это все-таки было? Большое такое…
- Любопытство не порок – рассмеялся Доктор – а нормальное стремление человека к познанию, так уж мы устроены. Другое дело, что некоторые вещи нам знать рано по определению. Могу утолить вашу жажду к познанию – сам не знаю что это. Но оно очень сердитое и очень голодное и теперь не вылезет.
- Точно? – с сомнением покосился заново созданную мостовую Трак.
- Уж будьте уверены. Когда кеноиды за что-то берутся, то доводят начатое до конца. Если вам интересно, что это такое, то спросите лучше у них, думаю, расскажут. Они не прочь позабавится с новой диковинкой, на Глуши они каждую щель знают, а тут все по-другому, масса новых возможностей для исследований.
Путник неопределенно кивнул, и, пребывая в глубоком ступоре, не заметил, когда седой лесник завел БТР и колона пошла вперед по гладкой, словно вылизанной временем каменной кладке заполнившей дыру в земле. Он опомнился только тогда, когда БТР мягко проурчал мимо него, обдав выхлопом солярки, едва успев запрыгнуть наверх, в последний момент ухватившись за протянутую Ирисом руку.
- А ты, как я погляжу, ничего – скосил глаза Ирис, когда тот обессилено прислонился к броне – быстро сориентировался. Обычно человека клинит от неожиданности, даже вякнуть не успевает, как его пришибет. Похоже кены правы - среди вас полно пассивных менталов. Кто знает, Зона она ведь тоже, зря не проходит для человека. Я вот все думаю, доберемся до Периметра, а что дальше? Наружу, даже если и отпустит Зона, я не пойду, не смогу, наверное. Уходили сопливыми мальчишками, а вернулись другими и все вокруг другое, чужое, не наше. А тут все знакомо, каждый кустик, каждая тропка и шелест ветра в лицо, правда, Аргуша?
Пес заскулил, лизнул лесника в лицо, смахивая с его щеки соленую слезу. Сколько лет прошло, а они не разучились плакать. Иногда без слез, просто сжимая до боли, до скрипа зубы, сидя возле тела погибшего товарища. Может потому и остались людьми, а это самое тяжелое – быть человеком.
Колонна прошла меж покореженных столбов блокпоста путников, на которых раньше висели мощные ворота закрывавшиеся сервомоторами, теперь валявшиеся в зарослях бурьяна измятые, оплавленные, ненужные. Слева виднелись развороченные бетонные блоки - все, что осталось от подземного бункера, защищавшего наряды от непогоды или внезапно налетевшего прорыва. Сидевший спереди Кипарис внезапно поднял автомат наизготовку, но путник ухватил за ствол:
- Опусти оружие, там не в кого стрелять.
- Так бандит же. Гляди, вон на верхотуре маячит, справа от проема, за плитой.
Бойцы прикипели взглядами к серому, основательно разрушенному прорывами зданию, на самом верху которого, за огрызком панельной плиты, виднелся краешек истрепанной заношенной кожанки. За оружие хвататься лесники не стали, многозначительно посмотрев на Трака, который тяжело вздохнул, поднял автомат и, тщательно прицелившись, выстрелил в стену рядом с видневшейся черной кожанкой, неизменным атрибутом джентльменов удачи. Кожанка вздрогнула, метнулась в провал дверей и отчаянно кувырнулась в заросли высоченной, густой крапивы. Судя по обрывкам витиеватых ругательств на фене пополам с русским, ее приземление прошло довольно удачно, но наружу она не собиралась. БТР мягко остановился, и из люка показалась седая голова водителя-лесника:
- Что за цирк? Чего ржете?
- Да тут урка один в крапиву рухнул, ругается, а наружу не хочет, стремно.
- А, ну это бывает – понимающе кивнул лесник и скрылся внутри.
- Рассказывай давай, что это за кекс такой – пристал к путнику заинтересованный Кипарис.
- Да особо рассказывать нечего – вздохнул Трак, присматриваясь к шевелению стремительно отдаляющихся зарослей – сами знаете, тут рядом Шахты, если идти через крысиный город, всего пару часов пехом. Мы туда особо не суемся, места там дикие: странные заводы, заброшенные подземелья, в которых немеряно крыс да морлоков. Пока на Могильнике стоял наш блокпост, бандюки сидели смирно и особо не наглели. Против лома нет приема, ссорится с нами не рисковали, но и упускать из виду сталкеров одиночек не хотели, потому иногда совершали набеги со своей вольницы из крысиного города. Мы их зажимали по черному, метелили почем свет стоит, но убивать не убивали, все-таки люди, не шпики.
Он посмотрел в сторону подвывающего газика, прикидывая, дотянет ли он до Периметра, выбил из пачки сигарету и прикурил от протянутой зажигалки. Вопреки расхожему мнению «Путние» сигареты не вызывали задышки и не сказывались на длительных пробежках по просечной местности с автоматом наперевес. Потому и стили соответствующе.
- Мы их не единожды предупреждали - однажды наше терпение лопнет, и перестреляем их до ноги. Как ни крути, но каждый бродяга сталкер, который не размахивает оружием и не палит почем зря, у нас гость, а своих гостей мы защищаем. Тем более если они приносят вести из внешнего мира. Солдаты нет. Те дальше Коридора не суются, сложно вспомнить, когда их видели здесь в последний раз. Ну, это кроме выворотников, хотя те не люди совсем. В общем, зажали мы как-то таких вот гавриков, а те круть и ушли в сумерках сквозь аномалии с боем в сторону Шахт. В честном бою стрелки они так себешные, они все больше из-за угла любят, и, поскольку никого из наших не ранили, то мы плюнули и повернули к блокпосту. Здесь хоть не Глушь, но сами помните, сколько во время штурма парней тут легло. А тут слышим, стрельба за спиной, нешуточная такая, а очень даже серьезная. Вылетает из аномальной петли несколько гавриков, а следом за ними какая-то скотина несется, споро так, пережевывая кого-то на ходу. Разглядеть толком не успели, что за тварюга такая, дело к ночи было, а из освещения только глаза кабанов по кустам. Прикрыли мы братву огнем, не пожалели, значит, патронов, а эта скотина толи наелась, толи решила не рисковать особо, но повернула назад в петлю, а эти придурки бросились кто куда. Думали, постреляем их. Плюнули мы, и ушли на блокпост. Утром проснулись, слышим - часовой с кем-то переговаривается, мешая культурные слова пополам с некультурными, и по голосу ясно, терпение на исходе. Мы к нему, а он нам показывает, пригнувшись за деревом – «прячьтесь». Пока головами крутили от кого нам прятаться на родном блокпосту, вот оттуда, с той самой верхотуры по нам рявкнул обрез. Мы ушли перекатом от выстрела, благо стрелок оказался никудышным, кричим - не стреляй, мол. А он в ответ свистит, гад, тоненько так, протяжно. В общем убалтывали мы его пока не надоело, а он знай себе, свистит. Стрелять уже не стрелял и решил его Глухарь поймать. Обошел развалины сзади, взобрался осторожно по плитам, а урка прыг-скок, что заяц и на ноги. Поржали мы с ребятами, а на следующее утро смотрим – сидит на том же месте и свистит, ну и прозвали мы его Соловьем.
- Не разбойником, часом? – взорвались смехом лесники, поглядывая на промелькнувшую покосившуюся остановку, вокруг которой вились роем байбаки.
- Так откуда мы могли знать, что он крышей поехал, от тварюги улепетывая, а натура так прежней и осталась. Гостил как-то у нас на Арсенале один из сталкеров бродяг, и двинул потихоньку через блокпост в сторону Периметра. День чудесный, погода отличная, солнечная, настроение соответствует, переговариваемся ни о чем, вдруг слышим - от руин брань отборная, а через пару минут возвращается этот самый сталкер злющий-презлющий, шлепая босыми ногами по асфальту.
- Что за дела - кричит – среди бела дня, в шаге от блокпоста грабят!
Рванули мы к развалинам, пронеслись через заросший кустами дворик, раздвинули осторожно ветки - смотрим, сидит наш Соловушка, обновки примеряет, действуя сообразно принципу все вокруг колхозное, все вокруг мое. Увидел нас, за обрез схватился, мы на землю рухнули, все как положено и вдруг слышим над головой – «пах, пах!». Стоит Соловушка, из обреза целится, щелкает пустым стволом и со всей серьезностью стрельбу изображает, сияя восторженным дебильным взглядом. Вот после этого мы и поняли - расстался Соловушка с последними мозгами в той гонке. Сталкер, как увидел пустой ствол, затрясся от злости, берцы забрал, выматерился в три этажа, а детина в рев пустился. Дали мы сталкеру рожок патронов
