— Кажется, такие грамоты посылаются всем казакам — и на Волгу, и на Дон.
— Пусть и на Дон. Мы говорим сейчас о здешних казаках. Это им собор всяких людей московских, не говоря о царе и властях духовных, посылает вместе с грамотами самые щедрые подарки. Самые щедрые, месяц за месяцем, хотя казаки пока и не перестают бунтовать. Москву не смущают потраченные средства. И ты понимаешь, святой отец, капля долбит камень не силой, а частым падением. В конце концов, казаки поймут, что с таким правительством выгоднее иметь дело, чем с царицей, которая, в общем, ничем не может их по-настоящему одарить.
— Московские власти правы в том смысле, что для них нет ничего опаснее союза казаков с твоей армией, моя дочь…
— Но именно во главе и под командованием Заруцкого.
— Это одно должно тебя успокаивать.
— Успокаивать? Твои увещевания становятся неубедительными, отец мой, совсем неубедительными.
— Но почему же — иметь такого полководца…
— Если он сохранит мне верность. Подожди, подожди, святой отец! Разве ты не знаешь, какие грамоты и новый царь и Земский собор присылали Заруцкому? Они обещали ему полное помилование, земли и службу под их державой!
— Ясновельможный боярин не обратил внимания на их посулы!
— Вчера. Может быть, сегодня. А завтра? А если эти посулы будут становиться все щедрее?
— Соблазн возможен всегда, дочь моя. Человек слаб — такова его природа. Но я предполагаю…
— Вот именно предполагаешь, святой отец. Но люди не случайно говорят: человек предполагает, а Бог располагает. Откуда мне и тебе знать, каково предназначение Заруцкого.
— Надо надеяться на лучшее, дочь моя.
— А готовиться к худшему. Ты сам столько раз повторял мне это, святой отец. Я столько раз повторяла недавнее наше прошлое, что иногда мне кажется, я возвращаюсь в него и живу в нем.
— Я хочу тебе напомнить, государыня, что грамоты ясновельможному боярину приходили еще до твоего приезда в Астрахань.
— Еще бы, на нашей стороне была Астрахань и к ней присоединился город Терский! Мало того — казаки заявили, что не позже чем весной пойдут на Самару и Казань. Все сулило замечательное будущее. Не знаю, чья это ошибка, но между Астраханью и городом Терским начались недоразумения.
— Все-таки виноваты были торговые люди — не казаки.
— Не знаю. Главное, Терский отошел от Астрахани. И вот теперь терский стрелецкий воевода двинулся на Астрахань. Если только горожане прибегнут к его помощи…
— Я не хочу тебя огорчать, дочь моя, но твой приказ о звоне…
— Мне надоели ортодоксы с их привязанностью к любым привычным мелочам. Надоели! Не думаю, чтобы французская королева или австрийская императрица позволили бы беспокоить своих детей нелепым и совершенно немузыкальным шумом!
— По всей вероятности, твои сестры королевы поступили бы так же, но это было бы в их исконных столицах. Во дворцах, которые строятся таким образом, чтобы создать самые большие удобства для их жителей. Тебе же, государыня, и твоему двору приходится пользоваться гостеприимством ортодоксальных духовных лиц — жить в их монастыре, построенном для их благочестия и их молитв.
— Но могу же я когда-нибудь почувствовать себя царицей! Применяться все время, применяться ко всем, это невыносимо!
— Боюсь, Господь не оставил тебе выбора, дочь моя.
— Видишь, государыня, первая наша вылазка оказалась вполне удачной. Горожане рассеяны и, надо думать, не решатся на новый штурм. Пока, во всяком случае.
— Что значит твое «пока», вельможный пан? Ты думаешь, они могут получить поддержку? Ночью? Лазутчики ничего не говорили о войске из Москвы.
— А в нем и нет необходимости, государыня.
— Значит, ты говоришь о местных силах?
— Вот именно. Ты помнишь, государыня, Ивана Давидовича Хохлова?
— Воеводу астраханского? Как же не помнить. Ты ведь послал его моим именем в Персию.
— За подмогой к персидскому шаху.
— И шах его задержал у себя.
— Так мы думали. На деле все было иначе. Еще при царе Борисе Годунове он был в приставах для бережения у посла персидского шаха Аббаса Перкулы-бека, когда тот возвращался из Москвы в Персию через Казань.
— Я помню, государь Дмитрий Иванович поставил его в здешних местах воеводой.
— В Астрахани и на Тереке. Отсюда твоим именем и уехал он к шаху. Никто его не держал в Персии просто он изменил тебе. Просил шаха задержать его, пока не выяснится положение в Москве.
— Какой негодяй! И ты не предполагал этого?
— И да, и нет. Сомнения стали появляться. А после избрания Михаила Романова я получил все доказательства.
— И ничего не стал мне говорить?
— Зачем? Что бы это изменило? У тебя, государыня, хватало иных огорчений. Дело в том, что Михаил Романов отправил в Персию новое посольство, чтобы сообщить о своем избрании и затребовать выдачи Ивана Хохлова со всеми его бежавшими отсюда товарищами.
— Откуда такое условие?
— Государыня, но ведь, во-первых, Иван Хохлов изменил Москве, где тебя уже не было.
— Ты хочешь сказать, что Михаил Романов вступился за государя Дмитрия Ивановича?
— Обычный предлог, чтобы свести счеты с неугодным лицом. Но Хохлов настолько полюбился шаху, что тот очень долго оттягивал его выдачу и согласился на нее только после того, как московское правительство обещало полное помилование изменнику.
— Зачем он был вообще нужен правительству Михаила Романова?
— Только для порядка. Разговор о полном помиловании оказался очередным обманом. Ивана привезли в Москву с приставом. Он сейчас в темнице. Может быть, и в пытошной башне. И ходят слухи, что его брат, стрелецкий воевода на Терках, получил условие: если он поможет освободить от тебя и твоего двора, государыня, Астрахань, Иван Данилович будет спасен от тюрьмы и пыток.
— Это значит…
— Только то, что Хохлов-младший будет биться с настоящей яростью, забыв все наши давние договора и добрые отношения.
— Сегодня, вельможный боярин, ты отбился только от горожан.
— А завтра к ним наверняка присоединятся казаки из Терок, которых ведет Хохлов.
— Их может быть очень много? Город Терский так велик?
— Говорят, это просто укрепление, построенное лет сорок назад донскими казаками на берегу реки Терека. С тех пор эти казаки получили имя терских, а укрепление имеет несколько валов вокруг него и ничего больше. Просто в отличие от горожан терские казаки не расстаются всю жизнь с оружием. Они отличные наездники. Еще лучшие стрелки. И — они дорожат только своей свободой.
— Но Москва не оставит им их свободы, тогда как мы…
— Тогда как твое правительство, государыня, пока еще ничем не улучшило их положения. Им непонятны обычаи твоего двора, а также и твои требования, хотя бы по одному тому, что они не привыкли кому бы то ни было подчиняться. И потом эти несчастные звоны…
— Они же язычники! Настоящие язычники!
— И именно поэтому дорожат всеми внешними признаками своей принадлежности к церкви. Что делать!
— Дочь моя, ты целые дни проводишь в часовне. Ты забываешь о сыне, а ведь он нуждается в твоей опеке.
