воспитанником Благородного пансиона при Московском университете, где началась его дружба с В.А. Жуковским, а затем Геттингенского университета, где Александр Иванович выбрал историко-политические науки. Он рано выделяется на гражданской службе, сопровождает Александра I за границу. Двадцати пяти лет он назначается директором департамента главного управления духовных дел иностранных исповеданий и будет соединять с этой должностью звания помощника статс-секретаря в Государственном совете и старшего члена Комиссии составления законов. С таким знакомцем Пушкины не могли не считаться. Его предложение о помещении будущего поэта в Царскосельский лицей было для них вымечтанным, но и осуществиться смогло только благодаря деятельному содействию Александра Ивановича, даже став молодым человеком, поэт не вполне оценил покровительство Тургенева. Имя «доброго гения» он даст ему уже в связи с южной ссылкой. Сразу после гибели поэта отец его напишет А.И. Тургеневу: «Александр Иванович Тургенев был главным, единственным орудием помещения его в царско-сельский императорский лицей и ровно через 25 лет он же проводил тело на вечное последнее жилище… Да узнает Россия, что Вам она обязана любимым ею поэтом, а я, как отец, поставляю за утешительную обязанность изъявить Вам все, чем исполнено мое сердце. Неблагодарность никогда не была моим пороком. Простите, будьте везде счастливы, как будете везде любимы. Не узнаю, увижу ли вас, но покуда жив, буду любить и вспоминать о вас с благодарностью. Искренне почитающий Вас Сергей Пушкин. Июня 4-го 1837 г. Москва».
Но эта оценка придет задним числом. При жизни поэта все выглядело иначе. Теперь же А.И. Тургенев оказался единственным человеком, поехавшим с гробом поэта в Святые горы. Если не считать дядьки Никиты Козлова. Тургенев ехал в кибитке, дядька – на дровнях, рядом с гробом, обняв его из последних сил. Никто из родных, начиная с жены, этого пути проделать не захотел.
Менялись адреса, менялись и самые квартиры в их внутреннем устройстве. Надежда Осиповна не терпела однообразия, нуждалась в постоянных переменах, и страсть к переездам дополнялась у «Прекрасной креолки» страстью к изменению меблировки. В результате вчерашняя гостиная становилась спальней, спальня – кабинетом, людская превращалась в детскую, независимо oт того, какие привычки уже успели сложиться у членов семьи и особенно у детей. Беспокойный дух Надежды Осиповны непонятным образом уживался со способностью прекращать разговаривать с тем или иным членом семьи, месяцами словом не отзываться к нашалившему или досадившему ей ребенку. Это редко касалось любимицы – дочери Ольги, в дальнейшем и Льва, но почти всегда выпадало на долю нелюбимого Сашки, тоже молчаливого, замкнутого, как матери казалось, нестерпимо неуклюжего. Вмешательство бабушки Ганнибал одно несло с собой тепло и беззаботную радость детства. К ней можно и нужно прибавить имя няни Арины Родионовны, но здесь возникает еще одна и опять-таки непреодоленная трудность.
Арина Родионовна, сама родом из ганнибаловской вотчины Суйды, близ Гатчины, была крепостной Марии Алексеевны. Во всяком случае, в исповедных росписях семьи Пушкиных в Огородной слободе упоминаний о ней нет. В 1803 году она числится среди дворовых «Ганнибальши» на ее съемной квартире как вдова Ирина Родионовна 45 лет. И это один-единственный раз до переезда семьи в Лефортово. Между тем известно, что поэт называл няню мамой, что занимала она в семье Пушкиных совершенно особое положение, да и до конца своих дней прожила у сестры поэта, которая и подумать не могла с ней расстаться. Арина Родионовна была будто единственным хранителем скудного на человеческое тепло семейного пушкинского очага. Ведь кроме трудного характера матери, поэт сталкивался и с особенностями характера отца, человека несомненно просвещенного, превосходно владевшего французским языком, склонного к театральным увлечениям, но предельно скупого, попрекавшего грошовыми тратами всех домашних и способного ворчать целый день из-за разбитой рюмки, доказывая, что стоила она не двадцать, а целых тридцать пять копеек. Свободу маленький Сашка обретал только в Захарове.
М.А. Ганнибал приобретает сельцо в конце 1804 года. По утверждению М.А. Цявловского, Пушкин начинает там бывать не с 1806-го, а с 1805 года вплоть до своего отъезда в Петербург, в лицей. Прощаясь с Москвой, Пушкин прощался тогда с детством, с Захаровом.
Его родное Подмосковье
«Прекрасная креолка» недоумевала; Александр собрался в Захарово! В канун свадьбы! В то самое Захарово, в котором никто из семьи не был уже двадцать лет. Откуда сын уехал мальчишкой. И где нет никого близких. «Сентиментальное путешествие», – не сможет удержаться Надежда Осиповна от иронии в письме дочери.
И она права о сумятице чувств, вызванной предстоящей переменой в жизни – желанной и… нежеланной. Чего стоит одна мысль поэта о том, что ему не хватало счастья на одного – откуда же возьмется оно на двоих! Во всех сложностях материальных расчетов и взаимоотношений с будущими родственниками. Кажется, Захарово – страна детства возникает как вымечтанная пристань простых человеческих радостей, беззаботности, семейного тепла. Не был ли захаровский дом единственным настоящим домом по сравнению с вихрем постоянно сменявшихся московских квартир? И не случайно хочет поэт найти здесь и свое последнее пристанище – лечь в эту землю.
Пусть «сентиментальное путешествие» не удалось: слишком многое изменилось в усадьбе, слишком постарели былые сверстники из числа деревенских мальчишек и девчонок, нашедшие и самого поэта куда как постаревшим – «нехорошим» – и не ставшие обрывать сочувствия. Зато сколько тепла подарила ему приветившая гостя дочка няни Марьюшка, наспех спроворившая яишенку, сердцем отозвавшаяся на сетования поэта. А былые захаровские впечатления – они все равно останутся на всю жизнь, пронижут все пушкинское творчество. Природа, усадебный обиход, близость исторических событий и – люди. Те самые соседи, которые «шумной толпой» входят в захаровский дом в «Послании к Юдину». Спешат к обеду, толкуют между собой.
И кстати – кто они?
Конечно, большинство из них составляли московские знакомые. Но в деревне круг знакомых неизбежно сужался, теснее сходился, а деревенская скука заставляла чаще ездить в гости и принимать соседей у себя. Оказывается, захаровское окружение – это литературные мостки старой столицы, перекинутые из Огородной слободы и Лефортова.
В год появления Пушкиных в Захарове соседнее Таганьково составляло собственность семейства Бекетовых. По документам владелицей числилась Ирина Ивановна Бекетова, одна из четырех дочерей и наследниц сказочных богатств Мясниковых-Твердышевых на Урале. Десятки душ крепостных, заводы, несчитаные капиталы – все это стерло всякие преграды на пути появления невест-миллионщиц при екатерининском дворе, где они получают полную свободу действий. По словам современника, «состояние сестриц было таково, что перед его лицом естественно забывалось и незнатное происхождение, и недостаточное воспитание, любой промах вчерашних девиц рассматривался как милая странность, проявление оригинальности и никогда не подвергался порицанию».
Между тем Ирина Ивановна становится супругой полковника Петра Афанасьевича Бекетова, родного брата неудавшегося фаворита императрицы Елизаветы Петровны, Никиты Афанасьевича, и Екатерины Афанасьевны, матери поэта и баснописца Ивана Ивановича Дмитриева, долголетнего покровителя и юного Пушкина, и Гоголя.
Увидев заснувшего за кулисами придворного театра дежурного корнета Никиту Бекетова, Елизавета Петровна пришла в такой восторг, что тут же вызвала музыкантов и распорядилась, чтобы они «самой сладостной мелодией» хранили его сон. Никита Бекетов проснулся без пяти минут фаворитом и грозным соперником графа Алексея Григорьевича Разумовского, долгие годы занимавшего это место. В партии старого фаворита начался отчаянный переполох, и любимая подруга императрицы графиня Мавра Шувалова нашла способ «уладить недоразумение». Она посоветовала молодому претенденту мазь, чтобы сохранить так понравившийся государыне цвет лица. Бекетов последовал совету почтенной дамы и на следующее утро проснулся с лицом, покрытым ярко-красной сыпью, которая была немедленно истолкована как признак «дурной болезни». И тем не менее императрица продолжала колебаться. Только дружный хор ближайшего окружения вынудил ее отправить Бекетова в ссылку – на должность губернатора Астрахани, где Никита Афанасьевич, несмотря на молодость, сумел завоевать всеобщую любовь и уважение. Он прославился не только редким хлебосольством, но и изобретенным лично им рецептом приготовления знаменитой «бекетовской» икры.
Рассказам о Никите Афанасьевиче в московском доме Петра Бекетова не было конца. И это с его внуками Всеволожскими – Никитой, Александром и Марией, в замужестве Сипягиной, близко сойдется Пушкин. Их дом он собирался изобразить в своем оставшемся неоконченным романе «Русский Пелам». В
