…А Соловому скажите с умом ли он, что письмо ко мне писал, а имя и числа нет: нониче нет каникул.
…При отъезде своем обещали выткать вы своими мастерами салфеток; того ради возьмите от комиссара Саблукова пряжи сколько потребно, и оные прикажи выткать, о чем оному комиссару Саблукову указ сего числа от нас послан. Однакож за оными салфетками там не мешкать, а приезжать к нам по вышеписанному; а салфетки, когда будут готовы, тогда можно и после привезть. Прошу не прогневаться, что утруждаю, надеюсь на ваше великодушие.
Думать о завещании было страшно. И думать о завещании приходилось. Брак для императрицы с самого начала отпадал. Прямых наследников быть не могло. Оставался выбор. Тем более трудный, что никого не любила, ни к кому не тянулась сердцем. Дочь старшей сестры, принцесса Мекленбургская Анна Леопольдовна, — ее сразу поместили во дворец. Выросшая на задворках Измайлова, без учителей и воспитателей. Неловкая. Замкнутая. Умевшая скрыть самую тень всяких чувств. Одинаково равнодушная к власти, придворному обиходу, самому устройству своей судьбы. Промелькнуло не вовремя и не к месту чувство к одному из посланников, великолепному графу Линату, и тут же было порушено. Во дворце появился претендент — не отозвавшийся никакой симпатией к принцессе Антон Ульрих Брауншвейгский. Это их будущему сыну была уготована русская корона — родителям навсегда отводилась роль безгласных теней у ступеней трона.
Правда, Анна Иоанновна не спешила с браком — боялась появления настоящего, ею самой узаконенного наследника. Время будто бы терпело, а неприязнь к угрюмой, диковатой племяннице росла. Да заполонившее дворец семейство Биронов и не допустило бы появления каких-нибудь иных чувств.
Но время у императрицы и у фаворита имело разный отсчет. Анна Иоанновна все чаще прихварывала, грузнела, на глазах «пухла». Кожа наливалась зеленоватой желтизной — в ее материнском роду, Салтыковых, женщины рано и трудно умирали «каменной болезнью». Бирон знал об этом и спешил — его никак не устраивала обычная судьба бывшего фаворита почивающей в бозе императрицы. Положение у кормила правления страной надо было заранее закрепить.
В 1739 году брак Анны Леопольдовны и Антона Ульриха состоялся. В положенный срок, как по заказу, явился на свет будущий император Иоанн IV Антонович. Оставалось добиться оговорки в завещании: за Анной Леопольдовной утверждаются права правительницы, за ним, Бироном, права регента до совершеннолетия новорожденного монарха. На русском престоле окончательно воцаряется новая династия. Отныне дочери Петра I рассчитывать было не на что.
Только в этом Бирон действительно ошибался, если полагал, что цесаревна никогда не думала о власти и собиралась примириться со своей неверной и жалкой судьбой.
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА. Семнадцатого апреля 1735 г. был арестован регент хора цесаревны Елизаветы Иван Петров по поводу найденного у него письма «писанного полууставом на четверти листа о возведении на престол Российской державы, а кого именно того именно не изображено, и писанного по-малороссийски, на четверти листа явление, на котором упоминается о принцессе Лавре и прочее». Как установило следствие, текст представлял роль Ивана Петрова в комедии сочинения Мавры Шуваловой, которая в течение 1730–1731 гг. ставилась неоднократно в Москве, в селе Покровском, и в Петербурге на Смольном дворе. В пьесе участвовало 30 действующих лиц. В статье о престоле заключались следующие слова: «Ни желание, ни помышление, ни бог, владеяй всеми, той возведет я на престол Российской державы; тем сохраняема, тем управляема, тем и покрываема буди на веки…»
Множество дворян вместе с гвардейскими офицерами уже толкуют меж собой секретно и превозносят Елизавету; любовь к памяти ее отца еще более возвышает Елизавету в глазах недовольных дворян. Составляется заговор; цель его обязать императрицу объявить наследницей престола не племянницу свою, дочь Катерины Ивановны, а цесаревну Лизавету.
Цесаревна, сильно огорченная браком принцессы Анны, положила за непременное составить для себя партию. Действия ее при этом были столь благоразумны и хитры, что никто ее не мог заподозрить в честолюбивых планах.
После Анны Иоанновны была великая перемена в правлении. В один год мы три раза были приводимы к присяге…
В одном (и только в одном!) старые расчеты покойной Анны Иоанновны и Бирона оправдались. Будущий граф Разумовский не толкал цесаревну на переворот и заговор. Сидел дома и по возможности удерживал около себя Елизавету. Впрочем, в его поддержке Елизавета не нуждалась. Это правительница Анна Леопольдовна откажется участвовать в аресте Бирона — пугала казавшаяся неодолимой сила регента, отталкивала тень тетки, все еще стоявшая во дворце, слишком яркой представлялась сцена, которой предстояло разыграться.
У Елизаветы нет министров, готовых выполнить любую опасную миссию, еще нет власти, и она никому не доверится в решающую минуту своей жизни. Сама направится во дворец с жалкой горсткой тех, кто оставался около нее в последние и самые трудные годы. В первых санях сама с Лестоком лейб-медиком, на запятках братья Шуваловы, Петр и Александр, М.И. Воронцов. Во вторых санях А.Г. Разумовский с В.Ф. Салтыковым в кучерском армяке и тремя гренадерами Преображенского полка на запятках.
Правда, многие из современников уверяли, что никакого Разумовского тогда не было — его будто бы оставили следить за домом. Рядом с цесаревной оказались учитель музыки Шварц и гвардеец Грюнштейн, многие годы безуспешно требовавший потом должного награждения за сыгранную им роль.
Елизавета не смутилась встретиться с правительницей, которую несколькими часами раньше со слезами уверяла в своей преданности и несправедливых наветах. В поднявшейся суматохе кто-то уронил в спальне правительницы на пол ее новорожденную дочь, навсегда оставшуюся после ушиба глухонемой. Елизавета успела картинно взять на руки маленького, здесь же спавшего императора и пролить слезу над его горькой судьбой. Конечно, теперь все зависело от ее собственной воли, но цесаревна не собиралась проявлять никакого милосердия.
После главного решительного шага с арестом правящей семьи оставались сущие пустяки: присяга гвардейцев дочери Петра I, объявление о новом царствовании, торжественное переселение вместе с Алексеем Григорьевичем во дворец. Цесаревну Елизавету Петровну сменила императрица Елизавета. И вместе с тем вчерашние мечты о власти именно теперь оборачивались ежечасной, неослабевающей борьбой за нее.
…Но о России! посмотри притом и на себе недремлющим оком, и рассуди совестно, как то бог милосердный не до конца гневается, ниже в век враждует. Наказал было тебе праведный господь, за грехи и беззакония твоя, самым большим наказанием, то есть отъятием блаженные памяти Петра Второго, первого же внука императора Петра Великого, и коль много по его кончине бед, перемен, страхов, пожаров, ужасных войн, тяжких и многотрудных гладов, напрасных смертей и прочих бесчисленных бедствий претерпела еси; буди убо впредь осторожна, храни аки зеницу ока твоего вседражайшее здравие ее императорского величества.
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА. Амвросий Юшкевич (1690–1744) — церковный деятель. В 1734 г. архимандрит Симонова монастыря в Москве, в 1736-м — епископ Вологодский и Белозерский. В 1739 г. произнес слово похвальное на бракосочетание Анны Леопольдовны, изданное и тщательно уничтожавшееся после воцарения Елизаветы. С 1740 г. архиепископ Новгородский и Великолуцкий. При Анне Леопольдовне принадлежал к партии Головкиных, намеревавшихся сохранить престол в ее семье. Воцарения Елизаветы не ожидал, просил о прощении, заявляя, что действовал только «по принуждению». Его простили, с тем, чтобы он письменно изложил все планы сторонников правительницы. Из показаний Амвросия следует, что Елизавету намеревались пожизненно заключить в Троице-Сергиеву лавру. Получив прощение, Амвросий короновал Елизавету и стал одним из самых рьяных поборников ее правления, выдавая всех своих былых единомышленников.
…А за столом сидели при ее императорском величестве по правую руку светлейший князь, а по левую Алексей Григорьевич и прочие, по чинам и старшинству. А при том была итальянская музыка, доколе стол продолжался.
Всемилостивейшее указали мы бывшего лейб-гвардии прапорщика Алексея Шубина отпустить в Петербург, чтоб явился при дворе нашем, и для того дать ему подводы, а на прогоны
