что вся семья Разиных — Матрена Говоруха, Степан и младший брат Фрол — стала активной участницей начавшейся в 1667 году крестьянской войны.
Во время осады Симбирского Кремля (в октябре 1670 года) в бою против войска князя Барятинского Разин был ранен саблей. Восставшие перенесли «батьку», как называли они Разина, который «в память не пришел», на струг и отправили вниз по Волге, а затем на Дон. Всю зиму Разин пролежал в своем курене в Кагальницком городке. Между тем война продолжала бушевать во многих областях страны, над мятежным атаманом сгущались тучи. Каратели казнили названную мать Разина — Матрену Говоруху. По церквам читали «анафему» Разину и его сподвижникам. В апреле 1671 года атаман Корнила Яковлев велел обложить Кагальницкий городок сухим камышом и дровами и зажечь. Степану и Фролу пришлось сдаться на милость Яковлеву. В народе много говорили о несметных сокровищах, якобы собранных Разиным в своем курене, но, кроме трех пар часов да искусно вырезанной из кости модели Царьграда, ничего не нашли.
Совсем недавно, уже в наши дни, в «Славянских записках», изданных в Оксфордском университете, английский историк С. А. Коновалов опубликовал новые сообщения о подробностях казни Разина. Речь идет о неизвестной на русском языке диссертации Иоганна Юстуса Марция, написанной в 1674 году. Марций жил в России и был очевидцем крестьянской войны. Вот как описывает он последние минуты Разина:
«Ему сначала отрубили руки, а затем ноги. Он с такой стойкостью перенес эти удары, что не проронил ни стона, не выказал какого-либо знака боли на лице. Он был так непреклонен, что не только не пожелал смирить свою гордыню, но и не побоялся и более тяжких мучений. Лишенный рук и ног, он увидел своего закованного в цепи брата, приведенного на место казни. И он выкрикнул, сохранив выражение на лице и голос, как у обычного человека: «Молчи, собака...»
Другое любопытное свидетельство о последних минутах Разина разыскал в бумагах секретаря Нидерландского посольства Бальтазара Койэта советский историк Роман Пересветов, автор широко известных в нашей стране книг «Тайны выцветших строк» и «По следам находок и утрат». Брат Разина — Фрол, сломленный пытками, выкрикнул будто бы перед казнью «государево слово». Так поступали в то время доносчики, извещавшие, что им ведома государственная тайна, открыть которую можно лишь царю. Исполнение казни было приостановлено, и Фрол выдал властям тайну повстанцев. Он рассказал, что Разин перед походом на Царицын собрал «воровские» («прелестные») письма и ценности, «...поклал в кувшин в денежной и, засмоля, закопал в землю на острову реки Дону на урочище на Прорве под вербою, а та-де верба крива посередки, а около ея густые вербы, а того-де острова вкруг версты две или три».
Сохранилось в архивах и другое любопытное свидетельство. Оказывается, вскоре после показаний Фрола на Дон были посланы с особым поручением царский стольник полковник Григорий Косогов и дьяк Андрей Богданов. Ехали они вместе с возвращавшимся из Москвы в Черкасск крестным отцом Стеньки — атаманом Войска Донского Корнилой Яковлевым Ходневым — тем самым, что предал царю своего крестника. Вся эта свита направлялась к урочищу Прорва (названному так по прорвавшемуся из прежнего донского русла протоку) «для сыску воровских писем, про которые сказал вор Фролка Разин».
Но найти заветный остров с кривой вербой оказалось не так-то просто — слишком много их в районе Раздорской и Константиновской станиц. В записной книге московского стола Разрядного приказа под номером семнадцатым появилась после этой поездки запись о том, что царские гонцы «тех писем искали накрепко с выборными донскими казаками и под многими вербами копали и щупали, но не сыскали». Фрола еще пытали, но он так и не помог властям: запамятовал, где оно, заветное место. Жизнь себе он тоже не выторговал: казнили через пять лет. И кто знает, может, он намеренно не сказывал доподлинного места: хотел пожить дольше.
Не открыл тайны и автор «воровских» писем — поп из Верхне-Чирской станицы Никанор Иванов.
О разинском кладе в народе ходило немало легенд. И места назывались разные. В конце прошлого века побывавшему на Дону писателю и журналисту В. Гиляровскому рассказывали, что под Новочеркасском, в Персиановке жил старый учитель из казаков Иван Иванович. Он будто бы точно знал место клада на Кагальнике. От царских холопов место таили: ведь в старину «вольные казаки под царем не ходили». А места указывали ложные, чтоб рыли и ничего не нашли. Сыновьям и внукам тоже наказывали строго- настрого хранить тайну.
И все-таки клад был. Неспроста же упоминался он едва ли не во всех преданиях и бывальщинах о Разине. Неизвестно другое: зарыл ли его Разин в своем «воровском» городке перед походом на Царицын или в верховьях Кумшака.
Впрочем, есть и еще одно «но». До сих пор науке неизвестно достоверное место разинского городка. Бесспорно лишь, что городок этот находился где-то в районе Раздорской и Константиновской станиц.
Сравнительно недавно экспедиция археолога З. И. Виткова производила раскопки на правобережье Дона близ устья Кагальника, но ничего не нашла. В 1958-1964 годах Новочеркасский музей истории донского казачества организовал несколько новых экспедиций. На острове Пореченском, что в трех километрах выше станицы Раздорской, было обследовано другое предполагаемое место поселения. Желаемых результатов и здесь не получено. Преподаватель Ростовского университета А. А. Тимошенко высказал предположение, что Кагальницкий городок — разинская «столица» — находился на острове Жилом выше станицы Константиновской.
Иные, более веские доводы все-таки позволяют утверждать, что зарыт клад не на острове, а на правобережье Дона. Между хуторами Ведерниковым и Кастыркой есть курган, который никогда не затопляется в половодье. Старожилы именуют его «городком». Рассказывают, что когда-то на нем жили люди, а потом переселились на взгорье, где теперь хутор Куликовка. Егде совсем недавно Куликовка называлась иначе: Упраздно-Кагальницким хутором. Стало быть, Кагальницкий городок был «упразднен», и перебрались его жители на новое место. Не ключ ли это к разгадке?
Жил в тех же местах, в станице Богоявленской, страстный краевед Виссарион Ильич Аникеев. Усердно, терпеливо собирал он исторические сведения о родном крае и разузнал, что станица Богоявленская возникла в результате объединения двух казачьих городков — Троилинского и Кагальницкого. Прежде оба эти городка располагались возле самого Дона и часто подвергались наводнениям. Жители Троилинского городка на новое место переселились сразу, а жители Кагальницкого разделились — часть ушла в Богоявленскую, а часть поселилась на том самом кургане, что высится между Ведерниковым и Кастыркой. Позднее они перебрались в Куликовку (то бишь в Упраздно-Кагальницкий).
А мог ли, собственно говоря, разинский городок располагаться здесь? По-видимому, да. Там, где Кагальник впадает в Дон, много пересохших ериков. В то время они были полны водой и могли вместе с Доном и Кагальником составлять круговую водную преграду, столь необходимую для защиты повстанческого городка от возможного нападения.
На левом же берегу Дона здесь есть хутор Задоно-Кагальницкий. Его название тоже наверняка связано с Кагальницким городком. Часть казаков могли уйти на левобережье. Для оставшихся на правом берегу новый хутор стал задонским. Отсюда и название.
Виссарион Ильич Аникеев умер накануне Великой Отечественной войны, записи его бесследно исчезли. Сын его — теперь уже пожилой человек — рассказал мне, что в бумагах отца были довольно точные приметы разинского клада. Вели эти приметы опять-таки к курганам между хуторами Ведерниковым и Кастыркой. Кстати, еще в 80-х годах прошлого столетия здесь начались раскопки, но вскоре были приостановлены. В 1913 году вблизи кургана был выпахан железный панцирь. Он долго висел потом на почетном месте в здании станичного правления. Хуторские ребятишки (в том числе и сын Аникеева) даже примеряли его. В 20-х годах панцирь этот передали в музей.
Никто из ученых, историков, археологов, краеведов, с которыми приходилось мне беседовать, не сомневается в реальном существовании разинского клада. Где он будет найден — то ли в Браткином кургане, то ли в устье Кагальника, то ли, наконец, на донском острове, — это вопрос времени. Во всяком случае, на Дону есть очень много ревнителей родного края, готовых принять участие в поисках. Не стоит доказывать, сколь велик оказался бы вклад в науку, если бы заветный кувшин оказался, наконец, в музее.
Когда несколько лет назад я выступил в печати с рассказом о разинском кладе, сразу же объявилось много энтузиастов, желающих помочь археологам. Одним из них был житель Раздорской станицы Иван Васильевич Прокопов. Собирая у старожилов сведения о заветном кувшине с бумагами Разина, он совершенно случайно нашел следы еще одного клада — запорожского. Поведал ему об этом человек, в
