Маша писала цифры, сопоставляла их, делала отметки у себя в тетрадке: этот случай надо обсудить с другими врачами, этот — повторить анализы, а этот — срочно доложить профессору, тут, похоже, что-то особенное…
Неожиданно на журнальный лист легла тень — кто-то вошел в лабораторию.
Она подняла голову и увидела перед собой молодую девушку. Та была одета в модные вытертые джинсы, плотную и темную, несмотря на жару, мужскую рубашку с длинными рукавами, за спиной у нее был яркий спортивный рюкзачок, в каком студенты обычно носят учебники. На голову, закрывая лицо и шею, был намотан огромный черный платок, так, что волос и шеи не было видно вовсе. Типичная студентка-бедуинка из соседнего Беер-Шевского университета.
— Можно ли мне узнать результаты анализов, доктор? — вежливо спросила она низким, чуть с хрипотцой голосом и застенчиво подошла поближе к уважаемому доктору в белом ослепительном халате.
На иврите она говорила свободно, только чувствовался гортанный акцент в выговоре слов.
— Мы посылаем результаты анализов в поликлинику по месту жительства, — ответила доктор Мириам на своем «русском» иврите. Гортанные звуки, которые бедуинка выговаривала так легко и свободно, застревали у нее в горле, как черствый кусок хлеба. — Вы узнаете их у своего гинеколога.
— Анализы могут потеряться по дороге, — пряча глаза, тихо и настойчиво проговорила девушка. — Лучше я сама передам ему ответ. Дайте его мне.
Черт знает, что у них там делается, в этих бедуинских поселениях. Может, она права? — подумала Машка, глядя на девушку.
Смуглое лицо с низким чистым лбом было приятно, агатовые глаза, окаймленные длинными черными ресницами, смотрели решительно и твердо, густые бархатные брови ровными дугами подчеркивали красоту глаз. Она, несомненно, была умной и очень упрямой, иначе бы, конечно, не смогла убедить отца разрешить ей учиться. Девушка производила хорошее впечатление, и доктор решила отдать ей бланк ответа.
— Как ваша фамилия? — спросила она, придвигая к себе тяжелый гроссбух.
Девушка ответила что-то, состоявшее целиком из гортанных согласных.
Черт побери, как это пишется? — думала Машка, пытаясь повторить про себя странные звуки и мысленно перевести их в письменные буквы.
— А имя?
— Хосния.
— Номер удостоверения личности? — Маша оставила слишком сложный для нее гроссбух и пересела к компьютеру.
Девушка порылась в рюкзачке, подала маленькую синюю пластиковую книжечку и в то же время произнесла номер, немного путая ивритские и арабские цифры, которые произносятся почти одинаково.
— Хосния Усмана, живете в Рахате, — прочла доктор мгновенно найденный анализ и посмотрела на фотографию в удостоверении. Это, несомненно, была та самая девушка в том же самом платке, и доктор Нир нажала на клавишу «распечатка». Посмотрела на выползающий бумажный листок и радостно — потому, что все, без исключения, радовались этому известию — сказала: — Поздравляю! Вы беременны!
Кофейное лицо девушки неожиданно посерело. Она глотнула воздух посиневшими губами, качнулась, но удержалась на ногах.
Испугавшаяся врач бросилась к аптечке первой помощи, висевшей на стене, и сунула девушке под нос склянку с нашатырем, но та твердо отвела протянутую руку. Она уже пришла в себя. Сильные, привыкшие к грубой работе пальцы чуть заметно дрожали, когда она взяла напечатанный бланк и аккуратно, методично свернула — пополам, еще пополам… и еще раз пополам, как будто решала какую-то сложную логическую задачу. Потом она сунула маленький незаметный квадратик в карман джинсов, глянула на белый халат мертвыми глазами и спокойно сказала:
— Спасибо, доктор!
Повернулась и неслышно вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Что-то не радует ее эта беременность, подумала, поджав губы, доктор, вновь поворачиваясь к экрану компьютера. Странно! Бедуинки всегда так счастливы и так гордятся этим. Но тут что-то неладно. Не зря она взяла его сама — не хочет, чтобы дома узнали. Ладно. Ее дело. Не буду пока отправлять ответ.
Вечером, наливая Давиду крепкий сладкий чай, Маша вспомнила про эту девушку. — Слушай, ты у меня знаток местных обычаев, — размешивая сахар в гжельской чашке, сказала она своему местному мужу, — с каких это пор бедуинки боятся беременности?
— Ты, наверно, что-то не так поняла, — ответил разомлевший от домашнего тепла муж. Кроме сахара он бухнул в чашку столовую ложку тягучего финикового меда, и теперь наслаждался родным египетским вкусом напитка. — Расскажи, как было дело.
— Ну… сегодня пришла ко мне студентка-бедуинка и попросила на руки анализ на беременность. Положительный. Я дала. Она чуть в обморок не грохнулась. Нашатырь пришлось совать.
— Студентка-бедуинка? А как ее зовут? — Муж, порозовевший от финикового меда, лениво прищурился в сторону телевизора, на экране которого танцевали полуголые потрясающие красотки. На его коленях мурлыкал толстый теплый кот. Бразильский карнавал хорошо сочетался с финиковым медом и мурлыкающим котом.
— Ну что ты спрашиваешь?! Ты же знаешь, что ее фамилию я не то что выговорить — и запомнить не способна! Звать Хосния, из Рахата. Это бедуинский город в Негеве, так?
Муж неожиданно проснулся:
— Студентка из Рахата? Хосния? Хосния Усмана? Ты не перепутала?
— Да! Откуда ты знаешь ее фамилию?! Ты что, и с ней знаком, Казанова?.. Да, она так и сказала, теперь я припоминаю. Я еще думала, как эта фамилия пишется — через «алеф» или через «аин».
— Через «аин», — автоматически ответил предсказатель будущего и задумался. Сон его как рукой сняло. Кот почувствовал перемену настроения хозяина и перестал мурлыкать. — Значит, Хосния Усмана беременна… Ой, вей! Это плохо. Это очень плохо! Быть беде!..
— Ты можешь объяснить нормально?! — возмутилась жена. — Вечно ты каркаешь!
Муж выключил красоток в перьях и внимательно посмотрел в зеленые леденцовые глаза:
— Это очень известная семья. Очень богатый клан. Ее отец — мой клиент в банке уже много лет. У них в семье — одни мальчики, они вместе с отцом пасут овец и ухаживают за его стадами, и только одна девочка — эта самая Хосния. Ее рождения так долго ждали, что отец устроил пир по поводу рождения дочки, несмотря на то, что празднуют только рождение сыновей. В банке до сих пор рассказывают, сколько денег он угрохал тогда на этот праздник.
Маша кивнула. Она вспомнила, как часто на врачебном приеме она спрашивала бедуинскую женщину:
— Сколько у вас детей?
— Двое!
— Но в карте роженицы написано — пятнадцатая беременность!
— Но ведь все остальные — девочки!..
— Ее даже назвали в честь отца Хосни, настолько отец был рад, — продолжал Давид, подкладывая под бок пышную диванную подушку и по-арабски сгибая ноги на диване. Он уселся поудобнее и продолжал горестно качать головой — Видишь, он даже позволил ей учиться. И не только в школе, а в университете — это очень редко бывает.
— Но если он так ее любит, то почему плохо, что она беременна? — не поняла доморощенный психолог.
— Потому, что Хосния не замужем.
— Ну и что? Подумаешь, треть женщин в стране — матери-одиночки, и половина из них — не замужем!
— Глупенькая. Она же бедуинка! — терпеливо, как клиентке, растолковал муж. Кот внимательно слушал, навострив уши. — Она должна выйти замуж за своего двоюродного брата.
— При чем тут двоюродный брат? Во-первых, это слишком близкое родство. Во-вторых… А если она его не любит?
— Это не имеет значения. Таков Закон. Кузен может быть кривым, косым, полным идиотом — она
