претворение в жизнь закона против конгрегации. Уже по этой причине Жорес симпатизировал новому радикальному премьеру. Ведь теперь Жорес развертывает очередную политическую кампанию. Борьба с клерикализмом становится главной его целью. Он проявляет в ней такую же энергию и страстность, как и в деле Дрейфуса.
Но хотя кабинет Комба был левее правительства Вальдека, Жорес не считал возможным вступление социалистов непосредственно в кабинет, Жорес не видел необходимости в этом, ибо, по его мнению, угроза республике исчезла. Тем не менее социалисты, возглавлявшиеся Жоресом, оказывали теперь на правительство неизмеримо большее влияние. Жорес учел плачевный для него опыт участия Мильерана в правительстве. 12 июня 1902 года он так сформулировал свою позицию по отношению к новому правительству:
— Мы, социалисты, хотим сотрудничать со всей левой в целях республиканской и реформаторской деятельности; мы в то же время преследуем наивысшие цели, для осуществления которых пролетариат и сорганизовался. Мы считаем, господа, что наша непосредственная роль сводится к тому, чтобы придать реформам, подготовляемым наиболее последовательной частью республиканского большинства, возможно больше точности и реальности,
Жорес поддержал проекты реформ, в частности введение прогрессивного подоходного налога, заметив при этом, однако, что социалисты считают его совершенно недостаточным.
— Вот оппортунизм! Это воскресший левый центр господина Жореса! — крикнул один из правых.
— Это недостойно господина Жореса, и я этим опечален! — иронически заявил другой правый депутат.
На этот раз реакционеры были в какой-то мере правы. Их лицемерные и насмешливые обвинения Жореса в оппортунизме полностью совпадали с искренними упреками, которыми неутомимо осыпал Жореса Жюль Гэд. Он по-прежнему, замкнувшись в панцирь ультрареволюционных фраз, уклонялся от участия в политических битвах, раздиравших Францию. Гэд объявил борьбу с клерикализмом новым маневром для того, чтобы отвлечь трудящихся, что все это просто комедия. Ясно, что такая сектантская позиция была вредна, поскольку церковь являлась смертельным врагом социализма. Кроме того, гэдисты утверждали, что Жорес превратился в безвольное орудие правительства Комба. Любопытно, что клерикалы, националисты и монархисты предъявляли аналогичные обвинения самому Комбу.
Жорес действительно очень активно защищал правительство Комба от нападок клерикалов. Но, войдя в так называемую «делегацию левых», Жорес со своей исключительно динамичной натурой оказывал часто огромное влияние на политику правительственного большинства. По аналогии со знаменитым отцом Жозефом, тайным и всемогущим советником кардинала Ришелье, получившим прозвище «серое преосвященство», Жореса называли «красное преосвященство».
Но, с другой стороны, тесное сотрудничество Жореса с радикалами не могло, конечно, не иметь отрицательных последствий. Жорес поддерживал кабинет, активно проводивший, как и все буржуазные правительства, антирабочую политику. Не раз министерство направляло войска против забастовщиков, хотя в данном случае и обошлось без расстрелов. А Жорес, стремясь добиться проведения прогрессивных реформ, поддерживал правительство.
Отбиваясь от обвинений слева, Жорес говорил, что, конечно, сохранение блока левых — задача трудная и деликатная, что приходится идти на компромиссы. «Было бы слишком удобно, — писал он, — воспользоваться благодеяниями какой-либо политики, отказавшись от жертв, требуемых ею». Но не слишком ли много жертв приносил Жорес? Временами казалось, что это именно так.
И все же в борьбе с церковью и правыми Жоресу удалось достичь успехов. Летом 1902 года правительство приказало закрыть сотни школ, руководимых попами. «Черная партия» вступила в бои. Процессии святых братьев потянулись по городам и деревням. В самой столице аристократы собирались толпами, защищая выгоняемых из школ монахинь. Несколько тысяч школ религиозных орденов превратилась в крепости. Особенно много волнений было в Бретани. По наущению священников и под командованием офицеров в отставке вокруг школ копали рвы и строили баррикады. Опьяневшие от водки и религиозного дурмана крестьяне с вилами, топорами я дубинами выступали против полиции. В департаменте Финистер несколько жандармов, полицейских комиссаров и солдат были тяжело ранены. Во многих местах организовали демонстрации женщин и детей. Излюбленный метод обороны состоял в обливании полицейских нечистотами.
Но «папаша Комб», как называли премьера, терпеливо вел свою линию. А от яростных нападок правых отчаянно отбивался Жорес. Его считали главным врагом церкви и называли министром слова в правительстве Комба.
Но школы явились только началом. Дошло дело до самих конгрегаций. Они должны были получить на дальнейшее существование специальное разрешение парламента по закону 1901 года. Пятьдесят четыре конгрегации подали соответствующие прошения. Среди них было двадцать восемь проповеднических, двадцать пять преподавательских и одна (наименее вредная) конгрегация картезианцев, занимавшаяся производством и продажей знаменитого ликера «Шартрез». Комб предполагал рассматривать дело каждой из них отдельно. Но в этом случав дебаты затянулись бы на десятки лет, Жоресу удалось провести более простую процедуру. Все конгрегации разделили на три группы — преподавательские, проповеднические и ликерные. В результате за один месяц удалось провести законы, ликвидирующие осиные гнезда «черной партии». Но борьба продолжалась. Каких только юридических придирок не использовали клерикалы, чтобы сохранить свои позиции под предлогом защиты «свободы» Все сказанное и написанное Жоресом против махинаций клерикалов составило бы не один том. Жорес более чем лояльно сотрудничает с радикальными партнерами по левому блоку. Порой это уже напоминает преданность. Он постепенно привыкает к совпадению своих взглядов с политикой радикалов. Дружественные отношения устанавливаются у него с Комбом, который делает ему публичные комплименты. По-прежнему красноречивые речи и энергичные действия Жореса все чаще пронизываются иллюзиями отнюдь не социалистического характера. С непосредственностью эмоционального человека, он, как всегда, увлекается, и его социалистические идеи отступают на второй план.
Это особенно сказывается в суждениях Жореса о международных делах, о французской колониальной политике. Вообще в этих вопросах переход Жореса к социализму происходил крайне медленно, явно отставая по сравнению с его позицией во внутриполитической жизни. Как известно, свою парламентскую деятельность он начинал когда-то с апологетики колониальных авантюр Жюля Ферри, с активного, чисто буржуазного патриотизма. С трепетом он говорил тогда о «нашей бедной побежденной родине», о «возлюбленной Франции». В феврале 1887 года Жорес писал в «Депеш де Тулуз» «Свободная Франция знает только одну дипломатию: раскрывать перед всем миром свою душу».
Но постепенно, по мере сближения с марксизмом, по мере того как международные конфликты, войны рождавшегося империализма раскрывала ему глаза, он приобретает более реалистичные взгляды.
Уже будучи социалистом, он 7 марта 1895 года, вызывая бурное одобрение на левых скамьях палаты, произносят знаменитую фразу:
— Ваше общество, жестокое и хаотическое, даже когда оно желает мира, даже когда оно находятся в состоянии кажущегося покоя, всегда таит в себе войну, как повисшая в небе туча таит в себе грозу!
В августе 1900 года Жорес, слушая многочисленные декларации о мире и не видя никаких реальных акций в его пользу, чувствует усиление военной опасности. И он предпринимает историческую инициативу создания массовой организации в защиту мира. Жорес предлагает социалистам созвать Европейскую лигу мира. Он писал тогда в «Птит репюблик»: «Какой славой покрыл бы себя социализм, став в этот момент всемирного кризиса объединяющим центром цивилизации, умиротворяющей силой, способной спасти людей от безумной жажды наживы и убийства! Это может сделать он, только он один, но при условии немедленной организации широкой кампании с точно определенными задачами. Европейская лига мира, основанная социалистической партией, но открытая для всех людей доброй воли, которые, не примыкая полностью к социализму, все же не боятся сотрудничать с ним во имя сохранения мира во всем мире и обуздания аппетитов, угрожающих этому миру, — вот самое неотложное, самое прекрасное, самое полезное дело, за которое можно взяться при настоящем положении вещей». Это было одно из многих предложений Жореса, в которых он предвосхищал будущее. Но в то время идея Жореса не осуществилась. Да вряд ли и были для этого реальные возможности.
Оказавшись в рядах левого блока, Жорес отступает назад. С поразительной наивностью он оценивает
