– Извини, что так поздно, – взволнованно начал Градов. – Просто не мог удержаться… Я все прочитал! И если это не розыгрыш… – Он взял лежавший на принтере ворох листов, сбив их ладонями в стопку, протянул Александру: – Извольте ознакомиться.
Прошло полчаса. В течение этого времени Ракитин, читая компьютерную распечатку, с завидным спокойствием оценивал свое состояние с точки зрения некоего медицинского консилиума, обязательно включавшего в свой состав окулиста и психиатра.
Затем, без воодушевления поставив диагноз: «практически здоров», отложил листы в сторону.
– Ну, как? – спросил Градов.
– Сенсация, – ответил Ракитин бесстрастно. – Но что с этим делать и каковы выводы…
– А выводы таковы, – сказал Градов. – Информация делится на две части. Одна часть имеет чисто практическое свойство, отражая будущие планетарные катаклизмы, а другая – свойство гуманитарное, как- то: подтверждает существование параллельных миров и, кроме того, указывает двери в них… Черные ходы. Главный-то вход открыт для всех, только пропуском в него является смерть… – Он взял один из листов, прочел: – «И там, где врата, – там пересечение путей в миры, и каждому, по мере света или тьмы, его наполняющих, откроется своя стезя, и, ступив на нее, оставит за спиной вошедший тяготы и болезни, сожаления об утратах земных и сомнения в вечности жизни…»
– «И увидел я новое небо и новую землю», – процитировал Ракитин. – Уважаемый профессор, вы явно заимствовали библейский слог.
– Практически дословная расшифровка, – отозвался Градов. – Лексический выбор при переводе был чисто подсознательным, а все эти ритмические торжественные «и» точно соответствуют повторяющимся комбинациям нулей и единиц. Специфика авторского письма, ничего не поделаешь.
– А вот кто, интересно, был автор? – спросил Ракитин.
– Любопытная личность, – сказал Градов. – Но, как я понял, весьма амбициозная.
– Это из чего ты вывел?
– Он открыл входы в миры, он рассчитал то, что расчету не поддается, но подобные откровения его не удовлетворили. Он решил сделать себе бессрочный билет в любую сторону с открытой датой. Ты говорил мне об изуродованном доме, о странных мачтах…
– И?..
– И мне кажется, что дерзновенные устремления нашего неизвестного гения окончились плачевно. Он ушел в какой-то октант пространства и выберется ли из него обратно – вопрос безответный.
– А что означает термин «пересечение миров»?
– Ну, это достаточно популярная теория, – ответил Градов. – И если условно объединить предполагаемые пространственные плоскости в книгу, то они сойдутся в линии корешка. А из корешка ты способен путешествовать по страницам, по мирам… Попадая из своего земного, трехмерного, в иные…
– Но в зависимости от своих личностных качеств, как я понял, – сказал Ракитин. – Это что? Намек на то, что в данном случае личность – своеобразный информационный комплекс и, если он неадекватен какому-то пространству, то хода в него нет?
– По-моему, в точку, – грустно согласился Градов. – А потому верно говорят и о рае, и об аде, и о множестве чистилищ, в числе которых и наша Земля… И еще о том, что каждому – свое. А теперь хотел бы поведать тебе кое-что о твоем покорном слуге… О его второй тайной жизни и первой, наверное, сути. Благодаря чему возникло у меня глубокое доверие к этой внезапно обретенной тобой информации… Когда закончу, можешь позвонить в неотложную психиатрическую помощь…
И он начал рассказ.
Первоначальный скептицизм, с которым Ракитин выслушивал его, как-то незаметно исчез, растаял, и стены знакомой квартиры неожиданно пропали, заслоненные объемно и резко встававшими в глазах Александра картинами, словно рожденными из бездны, смотревшей ему в лицо, и он чувствовал себя захваченным, завороженным этим взглядом, стремительно и ясно летящим сквозь него, видя: рушившиеся и восстававшие из руин города, перемежавшиеся лица, одежды, бушующие пожары, тонущие в океане корабли; блеск клинков и дымящуюся на них кровь; костры с дыбами, заснеженные гривы лошадей, идущих в неведомые земли узкоглазых захватчиков, мудрую издевку зла в красноватых глазах жреца храма Великой Блудницы; а вот и он сам, Ракитин, с сигаретой на балконе…
Тысячи картин, как кольца, с мельтешащей быстротой нанизываемые на стержень Выбора…
– Ну? – спросил Градов. – Как это классифицируется? Псевдореминисценция, шизофрения?
Ракитин с пристальным вниманием вгляделся в лицо соседа: белые рубчики шрамов, хрящеватый нос, обрюзгшие, в малиновой сетке склеротических сосудов щеки, стриженные до седой короткой щетины виски…
Какой-то ирреальный бред, наваждение…
– Все в этом мире не случайно, – ответил он. – И путешествие на Гавайи, и ты – данный мне судьбою сосед… выходец из миров, отринувших бога, и – устремившийся к нему… Так что делать-то будем, а? У тебя ведь не так много времени, профессор. Хотя сколько его у меня – тоже вопрос.
– Ну вот что, – сказал Градов. – Думаю, так: что делать с информацией о земных катаклизмах – решим позднее. Охотников использовать ее в корыстных целях найдется премного, а потому спешить с ее открытием широким массам повременим. А теперь – об этих самых черных ходах… Один – в Кордильерах, в позвоночнике Земли, другой – в Гималаях, а вот третий, самый ближайший, – на Памире. И я видел его… Ты понимаешь, о чем речь?..
– Значит, ты готовишься к путешествию, – обронил Ракитин.
– Да. Поскольку уверен: мне надо прийти ко вратам во плоти. А там – будь что будет. Я не хочу гнить на этом диване, Саша.
– Пожалуй, – сказал Ракитин, – придется составить тебе компанию.
