— Они же ее разорвут! — в ужасе выдохнул брат.
— Не факт, но лучше поспешить, — пожал плечами Лайонел. — Не забудь соответствующе одеться.
— Нет времени…
— Твое приглашение все равно у меня, так что переоденься. — Лайонел зашагал по коридору.
— Я тебя ненавижу! — догнал его окрик брата.
«Знал бы ты, сколько раз я это уже слышал», — не замедляя шага, подумал Лайонел. Вампиры не многим отличались от людей. Они так же преклонялись перед силой, так же любили и ненавидели. Из безответного обожания к своему повелителю нередко рождалась ненависть, которую его слабым подданным приходилось скрывать за сладкими улыбками и льстивыми речами. Им духу не хватало сказать в лицо правду, а те, кому хватало, давно покинули северный город.
Лайонел спустился на лифте в гараж.
— Господин, — услышал он голос Ксаны. Девушка вынырнула из-за машины с тряпкой в руках и ведром. — Вы на бал?
— Да, — коротко ответил молодой человек, тоскливо поймав на себе полный любви взгляд служанки.
Эта девушка когда-то была крепостной холопкой в доме боярина Щепкина. Лайонел встретил ее еще в свое первое посещение Петербурга — в тысяча семьсот двадцать пятом году, когда скончался Петр Первый. Тогда она еще не была вампиром.
Молодой человек открыл дверцу своего золотого авто и сел за руль.
— Я протру стекло, — улыбнулась Ксана, обмакивая тряпку в ведро.
Точно так же она улыбалась ему и в тысяча семьсот двадцать пятом. Он приехал в столицу России с Тибета, где прожил около десяти лет, одержимый идеей существования под солнцем. И всего, что сумел добиться в борьбе с болью, это не больше полчаса на солнце. В то далекое погожее мартовское утро он изнемогал от боли у забора богатой усадьбы, когда совсем юная круглолицая девушка в накрахмаленном чепце приблизилась к забору и спросила: «Подать вам воды?»
Молоденькая крепостная показалась ему такой славной, свежей, как глоток холодной крови младенца, он позабыл о жжении во всем теле.
Девушка снова спросила: «Хотите воды?», а он сказал: «Хочу вашей крови».
Лайонел наблюдал, как сползает со стекла мыльная вода и снует тряпка под ловкой рукой Ксаны.
Почему-то эту кареглазую девушку никогда не удивляли его желания. «Берите сколько хотите», — ответила на его шокирующее заявление и просунула руку в забор. Он не взял, о чем потом бесконечно жалел.
Второй раз они встретились в тысяча семьсот пятидесятом году, во время вступления Российской империи в эпоху расцвета и могущества, когда он приехал с намерением сделать мрачный северный город своим. Как оказалось, с двадцать шестого года Петербург принадлежал пяти сильнейшим вампирам, явившимся из-за Урала. Не было ни централизованного управления, ни высшего общества, ни увеселительных мероприятий. Вампиры, как крысы, жили в подвалах, амбарах и боялись носа, казать даже по ночам из-за рыскающих повсюду охотников. Господствующая пятерка жила в свое удовольствие, не заботясь, что из-за их неосторожности все остальные вынуждены прозябать в голоде и страхе.
Лайонел улыбнулся при воспоминании, с каким удовольствием прикончил вампиров, стер преграду к ключам от города своей мечты. Когда еще впервые прошелся по улицам столицы, вдохнул сырой воздух с болот, у него возникло ощущение, что он вернулся домой. Раньше не было такого места, куда бы его тянуло, где бы хотелось остаться навсегда…
Правители жили в огромной грязной землянке на отшибе города. Трупная вонь от нее разносилась на многие километры. Вампиры приводили жертв прямо туда, там же разделывались с ними и частенько ленились закапывать тела.
Ксана насухо вытерла лобовое стекло своим платком.
— Вот, теперь хорошо. — Девушка попятилась и встала в стороне, как будто надеялась, что ее попросят еще о чем-нибудь.
— Благодарю, можешь идти, — кивнул ей Лайонел.
Он нашел ее в той землянке, оскверненную, среди грязи и разврата. Она уже была вампиром. От солнечной живой девчушки, чьей крови он когда-то возжелал, не осталось ничего, кроме потускневших глаз на мертвенно-бледном лице. Но он все равно забрал ее с собой, она ассоциировалась у него с Петербургом — домом. Поэтому создавая для себя жилище, хотелось украсить его трофеем в напоминание, как одним солнечным утром, изнемогая от невыносимой боли, он был пленен, очарован и бесконечно увлечен… Петербург стал первой и единственной его любовью.
На соседнее сиденье плюхнулся брат.
— Поехали! — рявкнул Вильям, с грохотом захлопывая дверцу.
Машина заехала в лифт, затем выехала во двор, из него на дорогу и помчалась по неосвещенной улице.
Спустя двадцать минут, когда они застряли на выезде из города, брат не выдержал и сердито накинулся:
— И чего тебе все неймется? Она же не в твоем вкусе? Мышь, сам говорил! Откуда же такой интерес?
— Зачем кричать? — удивился Лайонел. — Ты ведь знаешь, у меня прекрасный слух.
Вильям устало уронил голову на боковое стекло. И больше не разговаривал до самого замка, где устраивался бал.
У высоких чугунных ворот выстроились целых три очереди из дорогих машин, но вскоре перед золотистым авто образовался свободный коридор.
— Тебя любят, — язвительно прокомментировал Вильям.
— Уважают, — не без удовольствия сказал Лайонел, поглядывая на вампиров, прилипших к окнам своих машин.
— Если уж на то пошло, то скорее боятся, — буркнул брат и резко сменил тему: — Бедная Катя, ничего хуже, чем выставить ее перед всеми этими расфуфыренными дамочками, ты придумать не мог.
— Все будет нормально, — едва заметно улыбнулся Лайонел, — не такая она робкая, как тебе кажется… и очень находчивая.
Они подъехали к замку из ярко-оранжевого гладкого кирпича, подсвеченного разноцветными гирляндами. Купола башенок, окошки, лестница были из мозаики. Американец Бриан Джонсон обладал весьма специфическим вкусом.
Вильям взглянул на замок и скривился:
— Не понимаю, почему светлый праздник Рождество мы должны встречать в этом домике куклы Барби?! Похоже, Бриан Джонсон даже не подозревает, что новорожденному Иисусу может не понравиться его связь с тем типчиком из Бурятии… Как там его?
— Анчик, если я ничего не путаю. — Лайонел сдержал смешок и строго заметил: — Поумерь-ка свое презрение, главным извращенцем сегодняшнего вечера будет не Бриан с Анчиком, а ты со своей съедобной подружкой.
Молодые люди вышли из машины, и Вильям тихо спросил:
— Где Катя?
— Скоро приедет. — Лайонел взошел по лестнице из мозаики и пожал по-женски нежную руку хозяину замка, одетого в малиновый костюм и белую рубашку с пышным жабо. Грушевидное лицо было покрыто блестками, глаза жирно подведены черным карандашом, а губы смазаны малиновой помадой в тон пиджаку.
— Лайонел, какая че-есть, — слащаво мусоля губы, простонал Бриан. Он всегда говорил с полустоном, как если бы каждое слово давалось ему вкупе с оргазмом
— Рад встрече, — кивнул молодой человек.
Вильям проигнорировал протянутую ему руку и проворчал:
— Не знал, что сегодня маскарад.
Лайонел незаметно ударил его по спине и извиняюще улыбнулся Джонсону:
