стеганой телогрейке, туго перетянутой широким желтым ремнем.
— Товарищ старший лейтенант, команда истребителей танков в двадцать пять человек прибыла в ваше распоряжение. Лейтенант Угрюмов! — отчеканил он, представляясь по уставу.
Мы невольно улыбнулись, глядя на этого расторопного командира.
— Присаживайся, — указал я на стул перед собой. — Ну, батыр, докладывай, какое у тебя противотанковое вооружение.
Угрюмов сразу притих, даже вспотел от смущения.
— Гранаты... с десяток бутылок...
Все присутствующие засмеялись.
— И это все? Жидковато для танков-то!
— В общем, нас послали к вам... Мы справимся о танками и с пехотой... Посылайте нас по обстановке, — заговорил он гордо, защищая уязвленное самолюбие. — Мои ребята — исправные бойцы, не подведут. Я верю в них, товарищ комбат.
— Это хорошо. Если и солдаты верят в своего командира, что может быть лучше! Вера в человека — самое дорогое, самое ценное...
— И они мне верят, товарищ комбат, спросите вот у политрука, — прервал меня Угрюмов.
Стоявший в углу молодой парень улыбнулся, словно говоря: «Разумеется», и с любовью посмотрел на лейтенанта. Встретившись со мной глазами, он спохватился и, козырнув, представился:
— Политрук Георгиев.
— Хорошо. Подождите немного, мне нужно посмотреть эти бумаги, а потом поговорим.
Угрюмов попросил разрешения покурить, и тут же крепкий дым самосада ударил в нос. Частыми глубокими затяжками Угрюмов жадно курил наспех свернутую из газет самокрутку в палец толщиной. Из больших ноздрей валил густой, едкий дым.
— Ты, случайно, не знаменитый разведчик Угрюмов? — спросил я его.
— Да, был когда-то разведчиком, но меня выгнали из разведки, — ответил он, смутившись.
— За что же это?
— Если можно, я расскажу с самого начала, как было. Вы, наверное, не слышали? — начал он не торопясь. — Пошли мы однажды в разведку. В деревне, куда мы пришли, немцев еще не было. Один колхозник сообщил нам, что они в соседней деревне. Переодевшись в деревенскую одежду, я оставил здесь двадцать своих бойцов и пошел к немцам. Видно, я долго гулял там, и когда вернулся туда, где оставил ребят, немцы уже хозяйничали там. Ищу своих, а их и след простыл. Смылись вовремя. Побродил по деревне, закурил у встречного немецкого солдата и лишь к вечеру добрался до нашего штаба. Доложил все, как было, что видел. Командир долго ругал меня, а потом отстранил от должности. «Солдаты даются командиру, чтобы он руководил ими, использовал их для выполнения боевых задач, а ты пошел сам, а солдат бросил», — сказал он мне на прощание отпустил...
— А теперь, надеюсь, не покинешь своих людей, не будешь баловаться? Разместите по домам бойцов, отдохните. Что вам делать, узнаете утром, — прервал я его.
С воющим свистом упали посреди деревни два снаряда и с грохотом взорвались один за другим. Воздушной волной выбило оконные стекла. Свеча на столе вздрогнула, замигала, но не погасла.
— Судя по звуку, не менее 105 миллиметров, — заметил спокойно Рахимов, направляясь к двери. — Пойду посмотрю место взрывов, товарищ комбат, узнаю, есть ли жертвы.
— Вот, черти, выбили окна, застудили комнату! — возмущался Бозжанов, завешивая окно плащ- палаткой.
До самого утра, через каждые десять — пятнадцать минут, немец бросал на нас два-три снаряда.
Утром, часов в десять, на западе разразилась артиллерийская канонада. Все вышли на улицу. Прислушиваемся к залпам. Чуть было притихли раскаты грома, но тут же возобновились с новой силой. Кругом заухала, застонала земля. Особенно сильно обстреливали наших левее Ядрова. В воздухе кружилось около двух десятков вражеских самолетов. Время от времени они сбрасывали над лесом мелкие бомбы, пикируя, поливали наших свинцовым дождем. А высоко над нами, словно коршуны над добычей, висели в небе, наблюдая происходящее на земле, изучая местность, два стрекозообразных горбатых самолета.
— Любопытно, куда направят основной удар? — произнес Бозжанов, подходя ко мне.
Я рукой показал влево...
Позвонил генерал.
— Враг направил первые удары на Капрова. Дважды были отбиты атаки. Но сбить напористость не удается. Теперь, мне думается, он пойдет на Ядрово. Приготовьтесь, — спокойно предупредил генерал. — Да, вот еще что: вчера в ваше распоряжение была послана команда истребителей танков. Где они сейчас?
— Они здесь, товарищ генерал.
— Отправьте их немедленно в Ядрово. У Елина очень мало людей, пригодятся залатать какую-нибудь дыру, — приказал Панфилов.
Я вызвал Угрюмова и сообщил ему новый приказ.
— Товарищ старший лейтенант, нам давно хотелось повоевать вместе с вашими бойцами, но никак не удается, — улыбаясь, сказал он на прощание.
— Счастливого пути, ребята! Надеюсь, еще встретимся.
Стоим на улице. Земля вокруг гудит, содрогается от взрывов. Впереди идут жаркие бои. В воздухе кружат самолеты. Завидев внизу жертву, они пикируют, сбрасывают бомбы и, выровнявшись, снова устремляются ввысь.
Все гремит, грохочет, гудит... С каждым часом нарастает сила боя; грохот и гул усиливаются. Над лесом застыли столбы черного дыма. Бои идут в районе Ядрова и Дубосекова. Впереди вступили в жаркую схватку с врагом полки нашей дивизии. Дерутся не на жизнь, а на смерть. Мы стоим на своих позициях. Нас генерал держит в стороне, мы во втором эшелоне. Бойцы роют окопы, готовятся к бою. Постоят, прислушаются, что происходит впереди, и с новой силой, с большим рвением вонзают лопаты в землю.
Я иду на окраину села. Проходя мимо бойца лет тридцати, который замер с лопатой в руках, вслушиваясь в звуки боя, я окликнул его:
— Курбатов, ты что уставился?
Он вздрогнул от неожиданности и, улыбнувшись, ответил:
— Товарищ комбат, когда сам участвуешь в бою, многого не слышишь, не замечаешь, а вот глядишь со стороны — жутковато получается.
— Ты что-то глупости начинаешь говорить. Если тебе, бывалому орлу, жутковато, то каково же другим, — заметил шутливо Бозжанов, шедший позади меня.
— Что вы, товарищ политрук, — возразил смущенно Курбатов. — Если я орел, то вас можно назвать львом.
— Довольно, ребята, а то получается: «Кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку»... Сегодня-завтра и мы начнем. Дело покажет, кто орел, а кто лев.
Поднялись на вершину холмика. Наблюдаем. Бой не утихает, — наоборот, становится все жарче. Не прошло я нескольких минут, как беспокойный Бозжанов взволнованно заговорил:
— Товарищ комбат, а чего мы здесь стоим?
— Разговариваем с передними, — ответил я.
— Вы хотите изучить обстановку? — не унимался Бозжанов.
— Замолчи же! — прикрикнул я, не глядя на него.
— Хорошо, не буду перебивать ваши мысли, — произнес он обиженным голосом.
Рахимов не обмолвился ни единым словом. Я посмотрел в его сторону — он, кажется, думал о чем-то своем.
— Вон, видели? Теперь он замахивается на нас, — заметил Бозжанов, уже забыв о своей обиде.
— Хабибулла, пойди узнай по телефону, что там происходит! — послал я Рахимова в штаб.
Он резко повернулся и пошел было, но я задержал:
— Если наступление началось, приступай к подготовке наших.
— Есть, товарищ комбат! А как сообщить вам?
