тридцатого этажа».
Я сидел и разговаривал с собой, как доктор с пациентом. Главная задача — преобразовать вялотекущую шизофрению в вялотекущую интеллигентность. Хотя на фига в лесу интеллигент?! Тут самое место для шизофреника — надо оголить жопу и орать во все горло: «Как прекрасен этот мир! Па-а- асмотри!».
Ладно-ладно, вернемся к нашим проблемам. А проблема в том, что я никак не мог выбрать роль, в которой мог бы побеседовать со своим пациентом. Какой врач вызвал бы доверие у Дэна Корчагина?!
Из первого курса я помнил, что таких ролей всего четыре. Врач может выступать в беседе и работе с пациентом как авторитарная фигура, как независимый эксперт, как сопереживающий слушатель или как помощник-гуманист.
Авторитарный врач моделирует поведение строгого отца или деспотичной матери, либо встает на позицию учителя. Он указывает пациенту на правильное и неправильное поведение, устанавливает жесткие сроки и ограничения. Например, в общении. Нет, мне такой врач не нужен, — решил я. Терпеть не могу тех, кто меня учит и решает, как мне жить.
Может быть, обратиться к услугам врача-эксперта? Типа сейчас он проанализирует и разложит мои проблемы по полочкам. Пригласит других специалистов, посидит с ними, хлопнет по рюмашке, а потом скажет: «Видишь ли, Дэн, случай запущенный и лечению не подлежит». Ну и на кой ляд мне сдался такой эксперт?
Нет, пускай врач меня просто выслушает. Пусть он думает, что мой клинический случай — это настоящий бестселлер, по которому Голливуд вскоре снимет гениальный блокбастер. Его хватит минут на десять, после чего он сладко заснет. Против такого расклада я совершенно не возражал. После меня ему все равно будут сниться кошмары.
И, наконец, последний претендент на внимание Дэна Корчагина — помощник-гуманист. Помощник- гуманист уверен, что спасительные силы находятся внутри нас, а все переживания содержат некий творческий элемент, способный вывести нас на самую светлую дорогу в своей жизни. И знаете, что самое главное? Он знает, в чем моя проблема. Потому что у него точно такие же проблемы.
Да ну их к черту, всех четверых! Сам с собой справлюсь. В первый раз, что ли?!
Костер приятно согревал, лес перестал пугать. Почему я так спокойно реагирую на то, что происходит? И почему воспринимаю это как нечто само собой разумеющееся?! Не то чтобы меня тревожила собственная черствость, я просто не понимал ее причины. Подумаешь, кто-то умер. Все мы когда-то умрем. Вот и я должен был вроде как захлебнуться. «Меня засосала опасная трясина…» Ан нет, выкарабкался! А кто-то не сумел. Но ведь это его проблемы, так?!
Была у меня пациентка — из Питера. Днем работала в коммерческом банке, а по ночам любила убивать себя. Звали ее Софья, почти Мармеладова. Девушки из Питера особенные, даже когда они переезжают в Москву.
Соня была очень изобретательна в вопросах самоубийствах, но никогда не переходила опасной грани. Если травилась, то чуточку, если вешалась, то понарошку, если резала вены, то делала это очень красиво.
— Зачем играть со смертью? — спрашивал я. — Оставь ее в покое. Когда будет нужно, она сама тебя найдет.
— Ты не понимаешь, — она театрально ломала руки. — Смерть — не она, а он. Он, понимаешь?! И я ищу способы привлечь его внимание к себе. Смерть — самый лучший любовник.
Над этим я как-то не задумывался. Если и так, тогда всех мужиков на смертном одре можно обвинить в гомосексуализме.
В конечном итоге, Соня сделала своему избраннику предложение. После корпоративной вечеринки она проглотила опасную бритву, спрятанную в свежем хлебном мякише. На мякише — тонкий слой масла и толстый слой красной икры. Очень вкусно.
Через две недели Соня умерла от некроза внутренних органов. Перед тем, как испустить дух, с трудом выдохнула:
— Обманул… ушел… к другой…
Даже в смерти нельзя надеяться на честность.
Я с грустью закрыл ей глаза.
…Корень моей проблемы — профессиональный цинизм. На вопрос «Хочешь, покажу?» мужчина- гинеколог, как минимум, ответит: «Не хочу». Психиатру до колик надоел депрессивный психоз, журналисту — пьяные артисты с их откровениями. Политику — народ. Учителю — дети. И что бы там мне ни говорили, не вижу ничего плохого в профессиональном цинизме. Лично мне он помогает не сойти с ума.
Слишком много видел и знаю, чтобы лишний раз переживать по этому поводу. Я смотрю на человеческое тело, как на обыкновенный, не слишком ценный материал, склонный к распаду. Когда на вечеринке мой бывший пациент разбил лицо другому моему пациенту, я только рассмеялся. Они просто решали свои проблемы. Так что в этом плохого? Сломанный нос? Выбитые зубы?
Но что тогда есть смерть? Универсальное решение проблем?
— Доктор, я разорился. Я не могу ни спать, ни есть, ни заниматься сексом. За мной должны прийти, и мне надо покончить с собой, но я…не могу.
— Почему?
— Я постоянно думаю о том, что будет с моей женой и детьми после того, как я умру.
— А вам тогда будет не все ли равно?
Я помешал остывающие угли. Впервые за несколько лет мне было хорошо и спокойно. Я сидел и слушал, как останавливается время. И когда оно замерло, роняя последние песчинки, я вдруг понял, почему смерть моих случайных товарищей меня совершенно не трогала.
Невозможно жалеть амеб. По той простой причине, что ты их не видишь. А значит, их проблемы тебя совершенно не интересуют.
Сама идея реалити-шоу мне нравится. Есть в ней что-то первобытно-правильное. Когда первые люди загоняли в ловушку мамонта, они и не подозревали, что участвуют в первом реалити-шоу. Мамонт был настоящий. Женщины, хранительницы очага, аплодировали победителям вполне искренне (жрать хотели все). Ну, и мужики старались продемонстрировать себя во всей своей первобытной красе. Времена изменились, правила остались теми же.
Ева, сорвав яблоко, нарушила правила. Команды рвать фрукты из общественного сада никто не давал. Но с каким же напряжением звери и птицы следили за развитием сюжета. Уговорит или не уговорит? Сорвет или не сорвет? Съест или не съест? Выгонят или не выгонят?
В реалити-шоу время сжимается. За час ты проживаешь день, за день — неделю, за неделю — месяц. Но внешне ты остаешься таким же — молодым, красивым, амбициозным. Не об этом ли мечтали те, кто искал рецепт вечной молодости?!
Дьявол был не прав, дав Фаусту то, что доктор попросил. Фаусту всего лишь нужно было стать звездой реалити-шоу, и красавица Маргарита тут же обратила бы внимание на больного старика. При условии, конечно, хорошего рейтинга и зрительского иммунитета. Но, думается, что искуситель такой иммунитет своему протеже обеспечил бы.
А Варфоломеевская ночь? Это ж настоящий клад для телеканалов!
Пожалуй, для большинства людей реалити-шоу — единственный путь к успеху. Как правило, это материальный успех. Ты становишься звездой, и тебе за это дают машину. Или квартиру. Или путевку на Ямайку. Все зависит от размера звезды. Другое дело, кто ждет от звезды большого ума? Умная звезда — бред шизофреника. К тому же не стоит забывать о среде, в которой варятся все эти звезды. Если тебя окружают амебы, то ты вряд ли поумнеешь, даже если и мнишь себя инфузорией-туфелькой.
Лес сонно бормотал, изредка встряхивая кронами деревьев. Я лежал в позе эмбриона, засунув палец в рот. Может, я им просто завидую? Хотя чему тут завидовать, спрашивается? Среди участников мор и паника, а я здесь в лесу — в полной благодати, хотя и в полном одиночестве. Так что же все-таки происходит? Попробуем разобраться.
Итак, все началось с визита Мордашева и доктора в белом халате. Именно после них Гоша и Полина
