неуклюже взбирается на сцену, покачиваясь на непривычных каблуках. Платье висело дешевой тряпкой, волосы, завитые мастером в парикмахерской, распрямились и висели бесформенными кудельками, помада стерлась, образовав вокруг рта нелепое пятно. Никто не хлопал его девочке. Никто не поздравлял.
— Смотри, как она хороша, Костенька! — восторженно сказала жена. — Не хуже других!
Сухоруков промолчал, впервые осознавая, что между ним и его ребенком лежит огромная пропасть. Они чужие. Причем давно и окончательно. И что толку искать виноватых? Время ушло. Он все-таки нашел в себе силы подойти и поцеловать ее. Успокоить, если она плачет. Гадкий утенок, так и не ставший прекрасным лебедем. Пообещать, что потом все будет хорошо. И семнадцать лет — еще не конец жизни. Не показатель. Все только начинается. Правда, дочка? Но он не смог выдавить дежурные фразы. Потому что Камилла не плакала. И она знала, что даже если все и будет хорошо, то хорошо не будет. И семнадцать лет как раз тот самый показатель, который и определяет последующую жизнь, навсегда разделяя неудачников и счастливчиков. Молча отдала отцу аттестат и также молча вышла из актового зала.
В ту ночь она впервые не ночевала дома. В ресторан не пошла, бродила по городу, ноги ныли от каблуков, и она скинула туфли. Пошла босиком, время от времени поджимая озябшие пальцы в разорванных колготках.
Утром вернулась домой и начала готовиться к вступительным экзаменам. Первые дни Сухоруков приглядывал за дочерью, ожидая эмоционального всплеска, но потом расслабился (девочка умная, глупостей не наделает) и полностью переключился на проблемы жены. Той давно требовалась операция. Но все денег не было — копили, отрывая от себя и нормальной жизни, пока вроде бы не набралась приличная сумма. За день до госпитализации деньги исчезли. В том, что их взяла Камилла, он даже не сомневался. Кому ж еще? Попробовал поговорить по-хорошему, но она молчала. Больше всего Сухорукова интересовало, на что она их потратила. Фразы о дочернем долге ее не трогали, вопли матери, мучившейся от боли, тоже. Она сама по себе, они — сами по себе. Глядя в эти холодные, лишенные эмоций глаза, Сухоруков сорвался и отвесил дочери оплеуху. Она пожала плечами и ушла в свою комнату.
Утром было слишком много забот, чтобы помириться. Ему все-таки удалось положить жену в больницу, причем бесплатно, так что проблема денег отпала. Потом была операция. Он просиживал часами в приемном покое, потом у больничной койки и каждый раз, вспоминая чужое лицо Камиллы, обещал себе, что позвонит, придет, помириться. И все будет хорошо…
…Но хорошо не будет. В какой из тех дней она ушла, он не знал, и куда ушла, тоже. Легкий пух тополей зимней поземкой запутал следы. Звонки друзьям? У нее не было друзей. Родным? Кроме родителей, никого? Дневники? Она не вела дневников. Чеки, квитанции, вырезки из газет, все, что могло натолкнуть на след… Пусто. Стерильная комната. На кровати деревянные марионетки, сваленные в кучу. Она даже вещей своих не взяла. Видимо, опасаясь, что по ним ее могут опознать.
ГЛАВА 2
Та летняя ночь стала для Камиллы определяющей. Знаковой. Ночь вопросов и ответов.
Мир открыт только для тех, кто красив, богат и умен. Три составляющих, которые могут принести удачу. Но чтобы сохранить удачу, нужно обладать властью. Она некрасива и небогата, да и гибким, цепким умом похвастаться не может. Опустить руки и принять все, как есть?
Ну, уж, нет. Если есть шанс подняться и стать счастливой, то она им воспользуется. Мир благоволит красивым блондинкам? Что ж, она станет блондинкой. Перекрасит волосы — не проблема. Только теперь она пойдет в очень хороший, дорогой салон. А пластическая операция творит и не такие чудеса. Деньги были нужны на пластику. Природа наградила ее невыразительным, смазанным лицом. Но если придать губам припухлость, изменить разрез глаз и подкорректировать форму носа, то она будет на уровне. На том самом уровне, которого так давно добивается.
Она знала, где родители хранят деньги. И без ложной скромности их взяла. Они ей нужнее, чем той женщине, которая называет себя ее матерью. Та старая и слабая, все равно рано или поздно умрет. А ей надо жить и быть счастливой. Пересчитала. Не густо. Но на операцию должно хватить.
Но операцию ей отказались делать. Семнадцать лет — не тот возраст. Извините, девушка, мы все понимаем, но помочь вашей беде никак не можем. Слишком вы молоды. Ах, вы настаиваете? Тогда, пожалуйста, принесите заверенное нотариусом разрешение от родителей. В этом случае поговорим. Да, и денег должно быть побольше. Этой суммы едва хватит на ринопластику. Сколько нужно? Умножьте ваши нынешние финансы на три. Все, до свидания. Следующий!
Ей-богу, она бы положила эти деньги обратно. Но дома уже хватились пропажи.
Ссора с мужчиной, называющим себя ее отцом.
Плач женщины.
Запах лежачего больного.
Старенький ковер над кроватью, покосившейся с правого края.
Увядшие цветы.
Грязь и пыль по углам.
Марионетки, сваленные в одну кучу.
Я не могу так жить!
Слышите, вы все: я не могу так жить!
И не хочу!
Она взяла лишь паспорт, аттестат и смену белья. В кармане лежали украденные деньги. С этого момента она стала считать их своими. Эти люди должны ей. Должны! За то, что родили. За то, что воспитали такой, какая она есть. За куклу Барби в мусорном ведре. За Джокера. За блондинку. За уродливое платье и подламывающиеся каблуки. И нет таких денег, чтобы расплатиться за эту короткую и нескладную жизнь.
Куда идти? Куда ехать? Питер — город маленький. Если задаться целью, то можно найти даже самого незаметного потеряшку. Ей всегда нравился один и тот же сюжет: человек бежит от обстоятельств. По пятам за ним следуют смерть, страх и неуверенность. И только от него зависит, что будет в финале. И какой приз он получит. Камилла хотела самый крупный приз, какой только могла себе представить. И была готова рискнуть все, что у нее есть. Пусть и немногим.
Она решила уехать в Москву. На электричках. Самый лучший способ ускользнуть незамеченной. Она села в середину состава и прижалась носом к пыльному стеклу. В душе бушевали противоречивые чувства: страх новой жизни и ее предвкушение. Нетерпение сердца. Все старое осталось далеко позади. Камилла съела холодную шаверму и, задремала. Вагон пустой. Поезд идет без многих остановок. У нее есть билет. Что может случиться?
Проснулась от слабого стона. Мельком взглянула на часы. Три ночи. Напротив, запрокинув голову, раскинулся молодой парень. Рукав левой руки был закатан. В синюшную кожу впечатались синяки. Камилла разглядела следы от уколов. Как же он в вену-то попадает? Под ногой что-то хрустнуло. Она брезгливо одернула ногу: раздавленный шприц со следами крови. Неплохого попутчика ей подкинула судьба. Наркомана со стажем.
По подбородку парня стекала прозрачная струйка. 'Накололся и кайфует', — раздраженно подумала Камилла и встала, чтобы пересесть. Сумасшедших и наркоманов она боялась. Неадекватный человек — это всегда опасность. И если есть возможность избежать этой опасности, то уйди. Так их когда-то учил Джокер. В другой жизни. Но она запомнила.
Ноги пацана перекрыли путь. Она осторожно через них переступила, отметив, что они дорогие и очень удобные. Кожаная куртка отличного качества, рубашка с известным лейблом. И на фига при таком прикиде колоться? У него-то что не в порядке? С трудом верится! Счастливчик!
Вагон тряхнуло, и счастливчик сполз на пол, уткнувшись носом в раздавленный шприц. Поборов брезгливость, Камилла сделала шаг назад. Перевернула. 'Откинулся, — равнодушно подумала, глядя в остекленевшие глаза'. Сознание еще не успело сформулировать мысль, как рука потянулась к внутреннему карману куртки. Паспорт. Евгений Субботин. Она взглянула на фотографию. Что ж, не зря судьба свела их
