чудовище через вершину того холма.
Гвен посмотрела в указанном направлении. Согласно туристической брошюре, в Шотландии было двести семьдесят семь гор высотой более километра, и Друстан указывал как раз на одну из них. Вздохнув, Гвен обогнула деревню и сбросила скорость на дороге, ведущей вверх. Девушка так надеялась убедить его поужинать и отдохнуть, чтобы получить отсрочку перед его безумным планом.
— Расскажи мне о своем доме, — попросила Гвен.
Этот день был нелегким для них обоих, и она внезапно ощутила тревогу. Она собирается отвезти его «домой», но что, если его дом не здесь? Что, если следующие несколько часов станут критическими для его больного разума? Гвен намеревалась остаться рядом с Друстаном до завтрашней ночи, чтобы увидеть обещанное доказательство, однако технически она уже выполнила свое обещание: довезла его до Бан Дрохада целым и невредимым. Но Гвен казалось, что для горца технического исполнения будет недостаточно.
— Даже не думай бросить меня сейчас, — сказал Друстан, накрывая ее руку своей и сжимая ее пальцы.
Гвен ответила острым взглядом.
— Ты что? Мысли читаешь? Он слегка улыбнулся.
— Нэй. Я просто напоминаю тебе, что ты обещала остаться со мной, пока не увидишь доказательства. И я не позволю тебе подвести меня сейчас.
— А как ты собираешься это сделать? Опять посадишь меня на цепь? — сухо спросила она.
Друстан не ответил, и Гвен снова посмотрела на него. Господь всемогущий, этот человек выглядел опасным. Серебристые глаза были холодными и пугающе спокойными — да, если будет нужно, он снова воспользуется цепью. На секунду в неверном свете Гвен показалось, что она смотрит на настоящего средневекового лорда, шагнувшего вперед на пять столетий, на воина, который стремится к своей цели — и никто и ничто не может помешать ему ее достичь.
— Я не собиралась изменять своему слову, — сказала Гвен.
— Судя по твоему голосу, ты считаешь измену позорной? Хорошо, потому что я не позволю иного.
Некоторое время они ехали в тишине.
— Тебе нравятся мелодии бардов, Гвен?
Она слегка скосила глаза.
— Раньше мне выговаривали за то, что я интересуюсь поэзией. «Романтической поэзией, которой не было места в доме Кэссиди, а я в детстве ее очень любила».
— Можешь сделать мне одолжение?
— Конечно, почему бы нет? — с мученическим вздохом ответила Гвен. — Я и так сделала тебе сотню одолжений, так что не стесняйся с добавками.
Друстан слегка улыбнулся и заговорил тихо и отчетливо:
— Куда ни иди, я пойду по следам, мы два огонька одного уголька, и время, летящее дальше и вспять, не в силах теперь наши судьбы разнять, помни.
Гвен пожала плечами. Это не было похоже на романтическую поэзию, хотя и напоминало ее.
— И что это значит?
— У тебя хорошая память, Гвен Кэссиди? — поинтересовался он.
— Конечно. — Боже, кажется, он начинает бредить.
— Повтори мои слова.
Она посмотрела на него. Его лицо было бледным, руки сжались в кулаки, а взгляд был серьезным и напряженным. Чтобы успокоить его, Гвен попросила повторить строчки, а потом без запинки произнесла странное стихотворение.
— Ну и какой в этом смысл? — спросила она после того, как трижды проговорила строки.
Они отпечатались в ее памяти.
— Смысл в том, что мне приятно это слышать. Спасибо.
— Кажется, это становится целью моей жизни, — сухо отозвалась она. — Это еще одна из вещей, которые ты объяснишь позже!
— Если все пойдет как надо, нет, — ответил шотландец, и в его голосе прозвучало что-то, от чего по спине Гвен поползли мурашки. — Молись, чтобы тебе не пришлось понять этого.
Она сменила тему разговора, и они болтали только о пустяках, пока его настроение не улучшилось. Он с любовью рассказывал о своем замке, сначала о землях вокруг него, потом о внутреннем убранстве и последних постройках. Гвен упомянула о своей бессмысленной работе, но была лаконична. Она не стала откровенничать: чем больше он о ней узнает, тем больше вероятность, что она ему не понравится. А Гвен Кэссиди почему-то очень хотела понравиться Друстану МакКелтару. Но они оба продолжали говорить, потому что гнетущая тишина, казалось, готова была проглотить их живьем.
К тому моменту как они добрались до вершины, руки Гвен начали дрожать на руле. Когда Друстан убрал прядь, упавшую ей на глаза, девушка заметила, что его рука тоже дрожит. Немаловажный факт: он не лукавил с ней. Он действительно надеялся найти свой замок на вершине горы. Друстан искренне верил в свою иллюзию и в то же время боялся, что замка может не оказаться на месте. Гвен с беспокойством косилась на него, размышляя о своем. Не похоже было, что он потерял память или играл с ней в какую-то странную игру. Он верил в то, что говорил о себе, и это ее расстраивало: легче справиться с физическим недугом, чем с психическим заболеванием.
Гвен сбросила скорость, не торопясь закончить их путешествие. Теперь она жалела, что они не пошли пешком и этот решающий момент настал так быстро. Если бы она послушалась Друстана, до неприятного решения оставалось бы еще двадцать четыре часа.
— Поверни на север.
— Но там нет дороги.
— Это я вижу, — угрюмо ответил горец. — А учитывая, что ко всем замкам, попадавшимся нам по пути, вели дороги, это обстоятельство меня тревожит.
Она повернула налево, свет фар запутался в густой траве.
— Вверх по склону, — мягко, но настойчиво повторил Друстан.
Глубоко вздохнув, Гвен подчинилась. Когда он велел ей остановиться, она сделала это не задумываясь — машина и без того была на последнем издыхании. Изломанный край развалин Бан Дрохада устремлялся в низкое полночное небо, выделяясь черной громадой.
— Э… я не вижу тут замка, МакКелтар, — сказала Гвен.
— Он за скатом, его не видно, потому что он закрыт маковкой. Пойдем, я покажу тебе. — Друстан распахнул дверцу и выскочил наружу.
Наверное, он имел в виду склон и вершину, подумала Гвен. Она выключила фары и присоединилась к горцу. Раньше у нее дрожали только руки, теперь дрожь охватила все тело, и ей внезапно стало холодно.
— Подожди, я захвачу теплую кофту, — сказала она.
Шотландец нетерпеливо притопнул ногой, не сводя глаз с камней, и девушка знала, что он отчаянно хочет подняться туда и убедиться, что замок все еще стоит. Ей так же отчаянно хотелось отложить этот момент.
— Может, перекусим, прежде чем идти туда? — легкомысленно поинтересовалась Гвен, вытаскивая пирожки с лососем, купленные во время последней остановки.
Друстан слабо улыбнулся.
— Пошли, Гвен. Сейчас же.
Пожав плечами, она захлопнула дверцу и зашагала к нему. Друстан взял ее за руку, и, вместо того чтобы отдернуть ладонь, Гвен придвинулась ближе и позволила ему вести.
Они молча прошли по остаткам вала. Тишину, окружавшую их со всех сторон, нарушали только цокот сорвавшихся с насыпи камешков и тихий хор древесных лягушек. Ветер шевелил высокую траву, закат пылал в полнеба, а на его фоне возвышались каменные глыбы, образующие круг. Гвен насчитала тринадцать камней, с огромной плитой в центре круга. На фоне неба камни казались совершенно черными.
И за ними ничего не было. Точнее — было несколько сосен, пологие холмы, но ничего, напоминающего замок.
Гвен и Друстан молча шли вперед, теперь уже гораздо медленнее, чем раньше. За каменным кругом виднелись остатки того, что раньше было рощей могучих дубов, и раскрошившийся фундамент древнего замка.
Гвен не хотела смотреть на него. Не собиралась смотреть на него.
Дойдя до внешней стены, Друстан упал на колени.
Дальше, в центре руин, Гвен заметила высокую траву и осколки камней, раздробленных, словно в гигантской ступе. Молчаливая могила древнего замка, темное небо над ней, и мужчина, на которого Гвен боялась смотреть. Что она увидит? Страдание? Ужас? Или в серебристо-серых глазах, таких ясных и честных, появится осознание того, что он действительно сошел с ума?
— О Боже, все они мертвы, — прошептал Друстан. — Кто уничтожил мой народ? Почему? — Он судорожно вздохнул и приглушенно добавил: — Гвен.
— Друстан, — мягко откликнулась она.
— Я прошу тебя посидеть немного в твоей телеге.
Гвен замерла. Часть ее хотела сбежать, поджав хвост, другая часть чувствовала, что здесь и сейчас она будет нужнее.
— Я не уйду…
— Иди.
В его голосе прозвучала такая боль, что Гвен моргнула и решилась посмотреть на него. Глаза шотландца потемнели, на ресницах блестели слезы.
— Друстан…
— Прошу тебя, оставь меня сейчас, — прошептал он. — Я должен оплакать свой клан в одиночестве.
Слабость в его голосе обманула ее.
— Я обещала тебе, что не оставлю…
— Сейчас же! — рявкнул он. Она не шевельнулась, и он сверкнул глазами: — Повинуйся мне.
Гвен подчинилась — и отметила три вещи. Во-первых: человеческие глаза не могут светиться в темноте, но глаза Друстана засияли, словно это был какой-то киношный спецэффект. Во-вторых, голос горца изменился: теперь он звучал как хор десяти голосов, оттенки и тона которых наслаивались друг на друга. В-третьих, если бы он таким голосом приказал ей пройтись по отвесному склону, она бы прошлась.
Пока мозг был занят размышлениями, ноги делали свое дело, унося Гвен все дальше и дальше.
Однако в кругу камней странная сила его приказа ослабела. Гвен остановилась и посмотрела назад. Друстан вошел вглубь руин и взобрался на самую большую груду битых камней. Темный силуэт вырисовывался на фоне неба: шотландец стоял на коленях и грозил кулаком закату. Когда горец запрокинул голову и заревел, кровь Гвен застыла в жилах.
Неужели это тот человек, который целовал ее в примерочной? Тот, от кого ее бросало в жар, и Гвен чувствовала себя готовым взорваться вулканом, и думала о том, что страсть, существование которой ее родители отрицали, все же существует?
Нет. Это был человек, носящий при себе уйму оружия. Человек с двуручной секирой и мечом.
