только малую часть развалин!
Вырытая людьми котловина формой отчасти напоминала раскрытый дамский веер, небрежно брошенный на землю. От дороги, ведущей к форту, «веер» постепенно расширялся, охватывая значительную часть зажатой между двумя лесистыми возвышенностями долины и упирался в синее озерцо в форме полумесяца. Судя по идеально округлым берегам, озеро было искусственным.
Долгие столетия, пролетевшие после таинственной катастрофы, уничтожившей цивилизацию Первородных, обозначили себя в виде песчаных наносов и земли, постепенно покрывшей город — ребристые крыши некоторых зданий в доселе не расчищенной части долины едва показывались из слежавшегося, покрытого жесткой травой, грунта.
Однако человеческие руки совершили маленькое чудо — центральная часть города оказалась полностью освобождена от завалов, вымощенные цветным камнем улицы, казалось, были тщательно подметены, а похожий на желтоватый мрамор камень, коим облицовывались дома, поблескивал на солнце.
— Тут командует месьор Абу-Бакр, — сказал Эвар. — Он раньше был чиновником в Аграпуре, лет десять назад приехал сюда и с тех пор занимается только раскопками. Прямо разумом повредился на своих ненаглядных древностях! Непременно поговорите с ним — Абу-Бакр очень мудрый человек.
Ящеры спустились в долину, миновали отвалы породы, похожие на миниатюрные горы, и Конан снова подивился тому, сколько же труда вложил этот самый Абу-Бакр со своими подчиненными в раскопки поселения Первородных. По масштабности, этот труд повторял, но не превосходил, строительство крепости тана Арнульфа.
Да, Эвар не соврал, утверждая, что Первородные были неприятным народом. На самом въезде в старинное городище высились две здоровенные статуи — бронзовые, когда-то позолоченные. Теперь позолота облезла и поэтому изваяния выглядели совсем противно. Твари стояли на двух ногах, как и человек, прикрытые от пояса вниз неким подобием набедренной повязки. Ступни заканчивались единственным толстым когтем, загнутым и острым. Фигура Первородного была очень худощавой, почти тощей, на туловище выше живота наблюдалось странное утолщение, смахивавшее на сросшиеся, бугристые женские груди. Руки угловатые, тонкие, с членистыми **пальцами — каждый почти с человеческое предплечье длиной. Голова треугольная, сужающаяся к тому месту, которое должно называться подбородком. Вместо рта — двойные челюсти, в точности похожие на увеличенные паучьи жвалы. Глаза огромные, глубоко запавшие в череп. Если думать, что Первородные не превосходили ростом людей, то размер глаз приближался бы к размерам крупного апельсина. От лба к затылку, рассекая голову надвое, шел невысокий гребнеобразный вырост.
— Не удивлен, что боги с ними расправились, — откомментировал Конан увиденное. — Такое чучело сложно полюбить.
— Для всякого Первородного ты или я тоже казались бы невероятным монстрами, — парировал Гвай, который рассматривал статуи с искренним интересом. — Пойми, мы хорошо относимся к нашим гномам или рабирийским гулям только потому, что они или человекоподобны, или являются родственниками людской расы. В случае с Первородными все по-другому: эти существа настолько чужие для нас, что страх перед ними возникает сам по себе. Мы всегда боимся чужого. Теперь представь, что данная статуя посвящена какому-нибудь великому мудрецу этого народа, который очень любил маму, жену и своих детей, а заодно истратил половину состояния на устройство сиротских приютов и школ для девочек из бедных семей.
— Судя по виду, родную маму он отравил протухшими грибами, жену продал в публичный дом, детей обратил в рабство, а школу для девочек поджег из невинного озорства вместе со всеми ученицами, — не остался в долгу Конан. — Не надо ничего идеализировать, реальная жизнь, как правило, гораздо более угрюма и безрадостна. Поехали искать этого ученого туранца, АбуБакра. Иначе до вечера провозимся, рассматривая здешние сомнительные достопримечательности.
Единственное, в чем Первородным было никак не отказать, так это в умении украсить свой город. Дома, в отличие от человеческих, были круглыми, словно ульи. Кое-где облицовка обвалилась, обнажая желтоватый кирпич, сохранившиеся крыши сферической, будто купола, формы, сделаны из непонятного материала, похожего на полупрозрачный бычий пузырь. Мостовые выложены плитами синего, желтого и оранжевого цветов, складывающимися в нехитрый, но красивый узор. Первородные очень любили пышную мозаику — на стенах зданий множество мозаичных картин, изображающих животных, звездное небо с неизвестными созвездиями, самих Первородных, восседающих в креслах, едущих на колесницах, запряженных зеленоватыми ящерами, просто беседующих или играющих.… Все картины в цвете, хотя и тяготеют к синему, голубому и фиолетовому оттенкам — Гвай сразу заявил, что окружающий мир Первородные наверняка видели немного по другому, чем люди. И что странно, на мозаиках не было ни единой сцены войны, изображенные существа не держали в руках ничего, даже отдаленно напоминавшего оружие. Зато видно множество странных предметов похожих на магические приспособления — шары, жезлы, дымящиеся сосуды…
Всадники добрались до овальной площади, окруженной полуразрушенной длинной колоннадой — тут, в основном, и суетились люди, перетаскивавшие носилки с битым камнем и мусором. Посреди, на расстеленной холстине, тускло мерцали найденные за сегодня ценности: множество погнутых золотых чаш, каких-то подвесок и непонятных шипастых инструментов, словно извлеченных из пыточной. Из очень богатой пыточной.
— Этим они кушали, — Конан услышал спокойный голос с сильным туранским акцентом. К ящеру подошел седой человек облаченный в перепачканный пылью балахон и показал на устрашающие зацепы, штыри и шила. — Нечто наподобие всем знакомых вилок или ложечек для маслин… Меня зовут Абу-Бакр, почтенные. С кем имею честь? Мы случайно не встречались раньше?
— Не встречались, — Конан спустился на землю и слегка поклонился. Сразу заговорил на туранском — наречие подданных императора Илдиза варвар отлично выучил за годы службы в Аграпуре. — Мы…
— Мы приехали от светлейшего тана, — перебил киммерийца Гвай. Он тоже знал туранский язык, пускай и не столь хорошо как Конан. — Хотели бы осмотреть развалины.
Далее последовали привычные вежливые представления и расшаркивания. Туранец, потряхивая седой острой бородкой, картинно изумился тому, что на Ауру се появились — настоящие Ночные Стражи и тотчас начал пространно жаловаться на донимающую людей нечисть. Ночевать в окрестностях развалин никто не решается, приходится каждый вечер возвращаться в город, что очень мешает работе.… Не могли бы уважаемые охотники каким-либо образом помочь? Что-нибудь посоветовать? Если нет, то он, Абу-Бакр, настаивать не будет, но все-таки…
— Надо подумать и как следует оглядеться, — заученно ответил Гвайнард. — Ты позволишь, почтенный?
Почтенный позволил и сам вызвался проводить визитеров по наиболее красивым местам городища. Эвара оставили на площади сторожить ящеров — он видел развалины многократно и особого интереса к древностям Первородных не проявлял.
Абу-Бакр действительно оказался фанатиком и знатоком своего дела. Наверное, он знал о Первородных больше, чем любой другой человек на Аурусе. За много лет работы туранец научился отличать общественные здания от жилых домов и храмов, повстречал множество загадок, по большей части оставшихся неразрешенными, раскопал столько сокровищ, что любой хранитель казны королевств Заката удавился бы от зависти. Кроме того, Абу-Бакр увлеченно занимался расшифровкой алфавита Первородных.
— Очень сложный язык, — сокрушался ученый туранец, шествуя по главной улице города. — Подозреваю, древняя раса говорила одновременно на нескольких наречиях и постоянно изобретала новые.
— Для чего такие сложности? — не понял варвар.
— Первородные были народом магов и колдунов, это я выяснил непреложно. А появление неизвестного ранее языка, со всем богатством понятий, и слов, означает прорыв в новые области магии. Признаться, эти существа перешли все разумные границы в своем искусстве — почти каждое действие, включая самые простейшие, сопровождалось колдовством. Вообразите, месьоры что вы желаете заглянуть, простите, в нужник, и открываете дверь туда с помощью магии, точно так же опускаете защелку, открываете крышку чана… Первородные никогда не воевали — зачем создавать примитивное железное
