– Моя падчерица, Зефирина де Багатель… Я уверена, это она все подстроила и отговорила Фарнелло. Мне следовало опасаться ее… но я-то думала, что она после страшной лихорадки превратилась в идиотку. А эта негодяйка выздоровела, и я подозреваю, помирилась со своим мужем. Если это действительно так, месть моя будет ужасной.
Донья Гермина достала из кошелька три маленьких восковых фигурки. У одной из них были рыжие волосы, у другой – черные кудри, а у третьей – русая шевелюра. Поставив их в ряд на столе, донья Гермина вонзила в каждую по игле в том месте, где должно быть сердце, и при этом приговаривала:
– Заклинаю Всемогущим Астаротом, князем Ваалом! Трижды, с помощью магии, злодейка Зефирина избежала гибели от яда, огня и проклятий. Молю тебя, Агалиарепт, мой повелитель, помоги мне уничтожить как можно скорее эту мерзавку вместе с предателем Фарнелло, а заодно и шутом, именуемым королем Франции. Очисть место для истинного короля, Карла Бурбонского…
Коннетабль в это время стоял, отвернувшись. Он был бледен и явно побаивался подобных сеансов, к которым донья Гермина все же его приучила.
Пытаясь избавиться от влияния, которое эта женщина оказывала на него столько лет, он сказал:
– Все это сплошной вздор… Этим твоим куклам не открыть мне дороги на Рим и тем самым во Францию…
– Не богохульствуй, Карл! Я много сделала для тебя, ты это знаешь. Смотри, не навлеки на себя гнев нашего высшего повелителя, того, что выше Карла V… Князя Тьмы – Вельзевула… – шепотом закончила донья Гермина.
При виде ее пылающего взора Карл Бурбонский опустил глаза.
Пока донья Гермина прятала свои восковые фигурки в кошель, Карл Бурбонский снова возразил:
– Не думаю, что ситуация, в которую мы попали – дело рук твоей кривляки-падчерицы. Здесь тридцать тысяч солдат требуют жалованья. А у меня ни одного лиарда. Императору нужно два месяца, чтобы прислать мне деньги. Колонна сам без денег. Зато Фарнелло богат. Он один бы мог заплатить всем моим людям. Но этот проклятый Леопард уже не с нами, а ты требуешь от имени императора, чтобы я атаковал Ватикан и захватил папу в плен! Черт побери, да мои войска просто откажутся идти на это. Не отправляться же мне одному, пусть даже подземным коридором, соединяющим Ватикан с замком Святого Ангела, и объявить Клименту VII: вы мой пленник!
В палатке наступило тягостное молчание, не нарушаемое ни Холодным северным ветром, ни возгласами солдат, расположившихся лагерем в нескольких лье от Рима.
Довольный тем, что смог высказать донье Гермине все, что его мучило, коннетабль улегся на походную кровать.
Донья Гермина подошла к нему, шурша шелковыми юбками.
– Пообещай своим солдатам богатые трофеи, и тебе не придется платить… – прошептала Сан- Сальвадор.
Карл Бурбонский думал, что ослышался.
– Ты спятила, Генриетта, уж не о разграблении ли города ты говоришь!
– Именно об этом, ты правильно понял, Карл… Надо проучить этих римлян, а заодно и их заговорщика папу.
– Император хочет захватить папу в плен, но ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь, Генриетта? – возразил бурбон.
– Та-та-та! То, чего хочет Карл V он хочет любой ценой!
Говоря эти слова, донья Гермина опустилась на колени около коннетабля. Небрежным движением она положила руки поверх штанов любовника. Он сначала покраснел, но тут же лицо его побледнело.
На протяжении многих месяцев занятая плетением заговоров – сначала путешествие в Испанию, в Эскуриал, чтобы получить распоряжения Карла V, потом во Францию ради собственных дел – донья Гермина была лишена объятий Бурбона. А между тем он находился у нее под каблуком почти двадцать лет. Ей были известны буквально все его слабости, и не только моральные, но и физические. Она умела взволновать его и прекрасно сознавала пагубную власть, которую имела над этим могущественным и одновременно слабым существом.
Жажда власти, мечта о престоле и о богатстве связали его с этой женщиной, которая шла напролом, не отступая ни перед чем, даже перед убийством.
Несмотря на то, что был женат, несмотря на многочисленные любовные приключения, Карл Бурбонский сохранил к монашенке Генриетте, с которой познакомился в монастыре, какую-то болезненную страсть, вернее, он испытывал сексуальное влечение к ее порокам. Она знала все его вкусы, даже самые извращенные. И только она умела удовлетворить эти вкусы.
С пересохшим от волнения горлом Карл Бурбонский сразу понял, что лучше было бы немедленно встать с кровати и отказаться от ласк доньи Гермины, но на это он не был способен.
Еще со времен Павии ему ни разу не удалось удовлетворить ни одно из своих желаний. Возможно, это было божьим наказанием, но только Бурбон с тех самых пор стал импотентом. Он испробовал и девушек, и юношей, но все было напрасно. Донья Гермина засунула свои длинные руки к нему под одежду и без всякой нежности схватила безжизненно свисавший кусочек плоти. Вместо ласковых слов она стала издеваться над ним:
– Ты всего лишь незаконнорожденный. Ничтожный вассал! Жалкое отродье, гнусная вонючая свинья! Ты, король? Нет, ты – раб! Подумать только, кому я передаю распоряжения… Я могу делать с тобой все, что хочу. А ну, раздевайся, здесь я командую! Давай-ка, паршивый пес, побегай, побегай…
Донья Гермина резко встала. Заметив висящий на стене палатки собачий хлыст, она схватила его и щелкнула им в воздухе. Дрожа от восторга, Карл Бурбонский торопливо скинул с себя штаны, чулки и башмаки, оставшись при этом в кирасе и кольчуге. Нижняя часть его крепкого тела, от живота до кончиков ног была теперь обнажена. Его половой член стал понемногу увеличиваться. Коннетабль опустился на четвереньки.
Когда хлыст с размаху опустился на его зад, он заскулил от восторга.
– Побегай, грязная свинья, я никогда не буду твоей, ты мне слишком отвратителен… беги… беги…
Каждое оскорбление донья Гермина подкрепляла ударом хлыста, от которого на коже герцога оставались красные полосы. Герцог же, скуля и лая, точно пес, пытался уклониться от ударов и, бегая на четвереньках, прятался то под стол, то за кресло, то за стул и даже в открытый сундук. И отовсюду донья Гермина выгоняла его хлыстом. Кнут полосовал ляжки герцога, напрягавшиеся от удовольствия при каждом ударе.
– Повторяй за мной каждое слово… Я лишь жалкое ничтожество…
– Да, да, я лишь жалкое ничтожество! – стонал, захлебываясь от удовольствия, Карл Бурбонский.
– Ты мой раб, и я могу делать с тобой все, что захочу, даже посадить на кол… даже убить.
– Да, ты моя королева! Ты можешь сделать со мной все, что захочешь, даже посадить на кол.
С видимым злорадством донья Гермина, крепко сжав рукоятку хлыста, внезапно всадила ее глубоко в задний проход герцога. Тот завертелся на месте, напрягся, заплакал, застонал, заохал… И тут неожиданно наступил кульминационный момент. Его член гордо поднялся. Поднялся с пола и Карл Бурбонский.
– Теперь твоя очередь, сука!
Вырвав из рук доньи Гермины хлыст, он замахнулся. Но в этот момент Сан-Сальвадор схватила арбалет и нацелила его прямо на герцога.
– Если ты только подойдешь ко мне, я тебя убью. Хрипя, плюясь и изрыгая проклятья, коннетабль двинулся на донью Гермину.
– Клянусь, я убью тебя… грязная свинья, – пригрозила Сан-Сальвадор.
Карл Бурбонский протянул руки, отшвырнул арбалет и схватил женщину.
– Теперь я твой хозяин, – прохрипел он.
– Да, ты хозяин, – согласилась она с неожиданной покорностью.
Герцог повалил ее на кровать. Задирая, точно обезумевший, одну за другой ее юбки, он обнажил лоно доньи Гермины и, урча от вожделения, навалился на нее всем телом. Комкая юбки и обрывая кружева, он грубо перевернул ее на живот, чтобы сделать с нею то, что он обычно любил делать с юными пажами.
Но тут внезапно желание куда-то исчезло. Герцог был вне себя от злобы. Ведь он был так близок к цели.
