самолюбие.
Но он никогда не терял рассудка, разве не так? У Ванессы были обширные связи, и она могла бы составить прекрасную партию мужчине, стремящемуся преуспеть. Она была знакома со многими влиятельными людьми, бывала обворожительной и общительной в нужной компании, могла бы стать идеальной хозяйкой дома и давать великолепные обеды, служа большим подспорьем в его карьере. Оба они были одинаково хладнокровны…
Так почему же он вновь назначил ей свидание? Все то же самолюбие? Она казалась безразличной, а он хотел заставить Ванессу сожалеть, если он оставит ее?
Нет, все не так глупо и не так просто. Он пытался вернуться к привычному, стать таким, каким был до…
До чего? Он раздраженно одернул себя. Да прекрати же копаться в этой проблеме! — сказал он себе, покидая прием, и скрипнул зубами так громко, что портье, открывавший ему дверь, испуганно и обеспокоенно посмотрел на него.
Лоренс подошел к ожидавшему его Скотт.
— Домой, сэр? — через плечо спросил тот, когда Лоренс уселся на заднее сиденье и захлопнул за собой дверцу.
Кивнув, Лоренс прикрыл глаза. А собственно, в чем состоит проблема? Он отлично знал в чем. Проблема заключалась в Мэй. До того как он встретился с Мэй, его жизнь была спокойной, размеренной… скучной.
О, не будь смешным! Разве могла она быть скучной? Он вечно был занят, вел активную светскую жизнь, впереди его ждали блестящее будущее, прекрасная женщина. О чем еще может мечтать мужчина? Да, он должен вернуться к этой жизни. Почему бы и нет?
Лоренс громко застонал, забыв о присутствии Скотта: он вдруг понял, что похож на утопающего, который хватается за соломинку. И этой соломинкой была Ванесса. Однако знал он и то, что, даже если удастся зацепиться за нее, она его не спасет. Он обречен утонуть в холодных волнах одиночества и безразличия — с Ванессой или без нее.
— Зубы болят, сэр? — спросил Скотт.
— Нет, просто думаю. — Неужели он даже подумать не может без того, чтобы за этим процессом не наблюдали и не комментировали его?
Скотт не стал развивать эту тему, а лишь мягко пробормотал:
— Так, значит, мы сегодня не едем в «Тихую гавань»?
Лоренс бросил на него уничтожающий взгляд.
— Нет, не едем. Мы больше никогда туда не поедем.
Скотт отчетливо произнес:
— А!
— Что «а»? — прорычал Лоренс.
— Я ничего не говорил, сэр, — соврал Скотт.
Через несколько минут Лоренс вышел из машины и зашагал к дому, не сказав больше ни слова.
Он стоял в своей спальне перед окном с раздвинутыми шторами и смотрел в темноту. Ребенком он испытывал неопределенные страхи, неуверенность, свойственные тем, кто больше не чувствует себя в безопасности, кто одинок и заброшен, но тем не менее не решается плакать. Никогда, наверное, он не будет чувствовать себя в безопасности.
Содрогнувшись от этой мысли, Лоренс задернул шторы, разделся и лег в постель. Выключая свет, он понял, что опять не заснет, а если и заснет, то его будут мучить кошмары и завтра утром он встанет совершенно разбитым.
С воспаленными глазами и в ужасном настроении он вошел на следующий день в офис и устроил подчиненным ад кромешный, понимая, что делает, но не в силах остановиться. Ему хотелось, чтобы и другие хотя бы отдаленно почувствовали то, что чувствует он.
— Это не наша вина, — укоризненно сказала ему миссис Райан вечером, прежде чем уйти домой.
Она застала Лоренса врасплох. Он был буквально раздавлен усталостью и отвратительным настроением.
— Что «это»? — проворчал он, не поднимая глаз от заваленного бумагами стола.
— То, что превращает вас в монстра. Мы не сделали ничего предосудительного. Несправедливо кричать на нас только потому, что вы чувствуете себя несчастным.
Побагровев, Лоренс посмотрел на нее так, словно хотел придушить собственными руками.
— Несчастным? О чем вы говорите? Кто сказал, что я несчастен?
Миссис Райан многозначительно покачала головой.
— Будь вы женщиной, вы бы уже выплакали себе все глаза.
— Женщиной? Слава Богу, что это не так! Женщины могут заливаться слезами только оттого, что засох их любимый цветочек. Я видел, как эта блондинка, которую вы там держите, рыдала из-за сломанного ногтя. В голове не укладывается!
— Вы бы тоже заплакали, если бы месяцами их отращивали, полировали, делали маникюр, покрывали лаком, а потом один сломался бы — и вам пришлось бы начинать все по новой!
— Начнем с того, что я не стал бы их отращивать, не говоря уж о том, чтобы красить в ярко-красный цвет. Как можно работать с этими окровавленными когтями?
Миссис Райан сочувственно посмотрела на него.
— Почему бы вам не переступить через свою гордость и не позвонить той девушке?
Лоренс застыл, глаза его метали молнии.
— Моя частная жизнь вас не касается. Но если уж на то пошло, сегодня я веду мисс Годфри обедать, так что можете меня больше не жалеть.
— Мисс Годфри? — переспросила секретарша упавшим голосом, и он почувствовал, как краска снова бросилась ему в лицо. — Вы знаете, что я имела в виду не ее. Эта женщина не для вас, и это вы тоже знаете.
— Всего хорошего, миссис Райан! — прорычал Лоренс. И, видя, что она снова открыла рот, повторил: — Всего хорошего, миссис Райан!
Она бесшумно удалилась, с величайшей тщательностью закрыв за собой дверь. Лоренс остался сидеть, уставившись в стену, с напряженным лицом и стиснутыми зубами. Неужели его так легко раскусить? Неужели все в офисе обсуждают его, перешептываясь за спиной и оценивая каждый шаг?
Он попытался вернуться к работе, но голова отказывалась подчиняться. Спустя несколько минут он встал и вышел из кабинета. Скотт, как обычно, ждал его.
Добравшись до дома, Лоренс, ни слова не говоря, поднялся сразу наверх, чтобы принять душ и переодеться. Быстро сбросив одежду, он несколько минут постоял под теплыми струями, жалея о том, что из-за недостатка времени не может часок полежать в горячей ванне. Все его тело ломило от усталости.
Он едва успел вытереть мокрые волосы и стоял босиком посреди спальни, раздумывая, что надеть, как в дверь постучали.
— Вас ждут внизу, сэр.
Голос Марты заставил его насторожиться.
— Кто?
Не могла же Ванесса забыть о том, что он собирался заехать за ней? Лоренс посмотрел на часы, которые показывали половину седьмого; если бы она заехала к нему сама, это значительно облегчило бы ему жизнь.
— Мисс Селлерс, сэр, — сказала Марта.
Голова у Лоренса пошла кругом, в ушах отдавались участившиеся удары сердца. Он с трудом дышал и в течение нескольких секунд не мог заговорить. Когда это наконец ему удалось, голос показался хриплым даже ему самому.
— Я спущусь через минуту. Проводите ее в гостиную и предложите чего-нибудь выпить.
На нем был только махровый халат. Нужно бы одеться, прежде чем спускаться вниз. Направившись было к встроенному шкафу, Лоренс внезапно остановился — в голове прояснилось. Он снова обрел способность думать.
