14
— Ты с ним разминулась! — объявила Эмили, когда Линда вернулась в класс с собрания.
— С кем?
— С Майклом Хэнксом. Не знаешь такого?
Линда быстро взглянула на подругу и отошла к столу, ее очень расстроило это известие. Она не могла понять, что происходит: с воскресенья они с Майклом не виделись. Тот позвонил в понедельник и сказал ей о болезни Фэй, потом объявился через пару дней. Линда как раз пришла с похорон дочки Анни Хезард и чувствовала себя ужасно. Тяжело было наблюдать эту трагическую картину, да и еще одно обстоятельство очень расстроило ее. Дело в том, что Анни попросила ее съездить в больницу и забрать там так называемый «памятный конверт», в котором находился локон малютки Голди и браслетик с ее именем. Когда Анни выписывали из больницы, ей предложили забрать этот конверт, но она тогда отказалась, а потом передумала. Линда знала, что эти конверты хранят некоторое время вместе с историей болезни, и обратилась в регистратуру, но оказалось, что именно конверт Голди куда-то задевался. Видно, его засунули в другое место и найти так и не смогли. Линде пришлось прийти ни с чем к бедной девочке.
И вот после всех этих переживаний она наконец добрела до дома, и тут позвонил Майкл. У нее почти не было сил говорить с ним, да и он тоже мямлил что-то невыразительное. Только потом она сообразила, что он явно был чем-то расстроен или озадачен.
Теперь вот в пятницу Майкл наконец появился в школе, и надо же — они разминулись. Он не дождался ее и ушел.
— Майкл сказал что-нибудь? — спросила Линда, стараясь, чтобы ее голос звучал непринужденно.
— Только то, что больше не может ждать. Выглядел он крайне обеспокоенным, как будто что-то случилось.
— Правда?
— Да. Какой-то прямо потерянный, просто на себя не похож.
— Так что конкретно он сказал?
— Спросил, где ты. Я ответила, что на собрании. Он сказал, что не может ждать, и все. Конец разговора. — Эмили внимательно посмотрела на подругу. — Так, — проговорила она, — что это у тебя с лицом? На нем написано такое разочарование! Выкладывай, вы встречаетесь?
— Встречались.
— Ну и что же случилось?
— Не знаю.
— А тебе что, трудно выяснить?
— Как ты себе это представляешь? Я давно не виделась с ним, почти целую неделю! — вдруг выпалила Линда.
Она действительно была расстроена.
— А ты не подумала, что можешь позвонить?
— Я не могу сказать всего по телефону.
— Ну, тогда напиши ему письмо!
Эмилия слегка подтрунивала над ней, но она искренне старалась помочь. Линда уже сама была готова разыскать Майкла, даже пойти к нему на стройку. Если Фэй уже выздоровела, как он сказал, то что теперь могло случиться? Разве только на работе что-нибудь, ведь про другие стороны его жизни ей ничего не известно. До чего же неприятно разгадывать эти загадки, и чем больше она размышляла над этим, тем чаще приходила в голову мысль: все кончено. Но можно же поступить по-человечески? Не мучить ее, чтобы она терялась в догадках, а прийти и сказать об этом самому.
— А ты как себя чувствуешь? — спросила она Эмили.
Та выглядела совсем неважно, Линде не понравился цвет лица подруги и какой-то неопрятный вид — чувствует себя явно плохо и махнула рукой на внешность.
— Кто, я? Просто ужасно. Удивляюсь, что я еще делаю на этом свете? Наверное, я уже давно умерла, просто на минутку забыла об этом, — съязвила Эмили. — Это, наверное, связано с усиленными попытками врачей убить во мне раковые клетки. Все перепуталось: клетки живы, а я — нет.
— Да я не про это. И прекрати так мерзко шутить, давай лучше поговорим. Мы с тобой давно не болтали.
— С тобой сейчас не потреплешься, ты сейчас вся в себе, слушаешь только то, что происходит в твоей душе, влюбленная дурочка.
Линда вздрогнула, услышав то, что скрывала от самой себя. Где-то в глубине души она тоже так считала, но боялась поверить. Просто не могла подобрать другого слова, неужели это действительно любовь? Нет, не может быть, но почему Эмилия так сказала, что она прочитала по ее лицу?
— Расскажу тебе о Джеке, — прервала ее мысли подруга.
— Что там с ним?
— Ты будешь смеяться.
— Не буду, выкладывай.
— Он поведал мне, что, возможно, порвет со своей свистушкой и вернется ко мне. — Эмили заглянула в глаза Линды. — Ты не смеешься?
— Мне не до смеха.
— И правильно. Мне известно, почему он хочет это сделать. Знаешь, почему?
— Нет.
— А хочешь узнать?
— Господи, да не тяни ты…
Эмили засмеялась.
— Правда, звучит интригующе? Я тоже сначала растерялась и не знала, что сказать, а потом сообразила…
— Слушай, перестань!
Та замахала на нее руками.
— Что ты! Сейчас все скажу. Если Джек завершит дело о разводе, дом останется мне. Так что ему надо выяснить, получит ли он его после моей смерти, а до этого не хочет окончательного разрыва. Вдруг я оставлю дом кому-нибудь еще.
Эмили выпалила все одним залпом, словно боялась запнуться, и не дай Бог, придется объяснять все сначала.
— Почему ты так думаешь? — спросила Линда.
— Ага! Вот он, сто первый психологический вопрос. Я все ждала, когда ты начнешь использовать свою методику! Я так думаю, дорогая, потому что это так и есть. Знаешь, я даже провела маленький тест. С моим муженьком легко такое проделать, он не очень умный, а уж душа женщины для него вообще темный лес. Ну вот, как только я даю ему понять, что теперь могу запросто прожить без него, он начинает собираться домой. Зачем? Разве не понятно? Я знаю, что ему надо.
— С чего ты взяла, что знаешь? — спросила Линда.
Она боялась за подругу: той не следует играть в подобные игры с жадным мужем.
— Знаю-знаю, и очень давно. Мы встретились, когда ему было семнадцать. Ему никогда не нужна была я, только то, что у меня было. И сейчас он ни капельки не изменился. — Эмили печально улыбнулась, потом взглянула на Линду. — Если ты собираешься выделывать со мной всякие психологические фокусы, научись сперва владеть своим лицом.
— Да не собираюсь я с тобой ничего выделывать, я тебя слушаю.
— Но я же вижу, о чем ты думаешь. Ты недоумеваешь, как могла я, такая умная и замечательная, связаться с этим сукиным сыном, Джеком Никсоном, но ведь никогда не знаешь, где тебя в жизни настигнет подобная подлянка. Надо быть осторожной, дорогая. Понимаешь, ведь он сначала не был таким гадом. Когда я впервые встретила его, этот парень был совсем другим, клянусь. Я же не дура какая-нибудь, ну
