посчитал, что операция отменяется и занялся другими делами.
Однако Объединенный оперативный штаб придерживался иной точки зрения. Они решили вернуться к этому плану и провести операцию в более поздние сроки и в конце июля получили одобрение Британского комитета начальников штабов. Известие об этом меня очень огорчило, я полагал, что в сложившейся ситуации будет невозможно обеспечить секретность операции. [77]
Я написал генералу Пейджету, командующему вооруженными силами метрополии, выразив свою озабоченность и предложил «раз и навсегда» отказаться от рейда на Дьеп. А высадку десанта на материке, если уж в этом оставалась необходимость, провести в другом месте. Моим советом пренебрегли. 10 августа я покинул Англию, чтобы принять командование 8-й армией в африканской пустыне.
Рейд провели 19 августа, а мы узнали об этом ночью, когда премьер-министр находился вместе со мной в штабе 8-й армии.
Канадцы и участвовавшие в операции коммандос сражались великолепно. Так же, как и флот. Но канадцы понесли большие потери. В официальной истории канадской армии об этой операции написано следующее:
«В Дьепе, в бою, продолжавшемся только девять часов, участвовало менее 5000 человек, в плен попало больше канадцев, чем за все одиннадцать месяцев последующей кампании в Северо-Западной Европе или за двадцать месяцев боевых действий в Италии. Убитых было еще больше: 56 офицеров и 851 рядовой. По всем категориям потери канадцев составили 3369 человек».
Из этого числа почти две тысячи пришлось на пленных. В первоначальный план были внесены некоторые изменения. Наиболее существенными были: первое — воздушный десант заменили морской пехотой (коммандос); второе — отменили предварительную бомбардировку оборонительных укреплений с воздуха. Я не согласился бы ни с одним из этих изменений. Отряды коммандос, если уж их использовать, то по-моему как дополнение к воздушному десанту, а не вместо него. А бомбардировка немецкой обороны перед самой высадкой десанта на берег (что и было сделано в Нормандии в 1944 году) в значительной степени деморализовала бы противника.
Мне кажется, что в рейде на Дьеп было слишком много начальников, каждый отдавал приказы и не было одного оперативного командира, который полностью отвечал бы за ее проведение от начала и до конца, в сущности не имелось командующего всеми экспедиционными силами. Вне всякого сомнения, полученные уроки сослужили немалую службу при подготовке к высадке в Нормандии 6 июля 1944 года. Но цену за эти уроки, убитыми и пленными, мы заплатили высокую. Я думаю, мы смогли бы получить [78] необходимую информацию, опыт, не потеряв так много отважных канадских солдат и офицеров.
В начале августа 1942 года в Шотландии намечалось проводить широкомасштабные учения, и генерал Пейджет, тогда командующий армией метрополии, пригласил меня поехать туда вместе с ним и понаблюдать за ними. Я обрадовался возможности увидеть, как готовятся другие войска, и поехал на север вместе с Пейджетом на «Рапире», спецпоезде командующего (в 1944 году «Рапира» стала моим спецпоездом). Но остаться на учениях до конца мне не удалось. События начали развиваться с калейдоскопической быстротой. На второй день мне позвонили из военного министерства и приказали немедленно возвращаться в Лондон, чтобы принять у генерала Александера 1-ю армию и под началом генерала Эйзенхауэра готовить войска к высадке в Северной Африке, намеченной на ноябрь 1942 года. Мне также сообщили, что Александер уже отбыл в Египет командовать войсками на Ближнем Востоке, а подробности предстояло узнать у бригадного генерала, который встретит меня в Лондоне. Я тут же вернулся в Лондон, встретился с бригадным генералом, который не произвел на меня впечатления, и направился в военное министерство. Там со мной поделились еще кое-какими подробностями и сказали, что прежде всего я должен убедить Эйзенхауэра составить план операции. Время шло, а комитет начальников штабов не мог заставить Эйзенхауэра представить им этот план. Мне все это не очень понравилось: до большой операции оставалось три месяца, а ее план еще не подготовлен. С Эйзенхауэром я был почти не знаком, имел дело с очень немногими американскими солдатами и не представлял, как Эйзенхауэр воспримет мои методы. Приближался критический этап всей войны, предстояло свершиться великим событиям. Я не сомневался, что смогу успешно провести и эту, и любую другую операцию при условии, что мне позволят воспользоваться идеями и методами, которые стали моим военным кредо и, по моему глубокому убеждению, могли принести победу в борьбе с немцами. Я вернулся в мою штаб-квартиру в Рейгейте, надеясь, что все будет хорошо. Как бы там ни было, я провел в Англии два года, пришла пора двигаться дальше.
Наутро (8 августа), в семь часов, когда я брился, позвонили из военного министерства и сообщили, что приказ о моем назначении [79] командующим 1-й армией и участии в операции «Факел» отменен: я должен немедленно готовиться к отлету в Египет, чтобы принять командование находящейся в пустыне 8-й армией.
Александер уже находился в Египте, и мне предстояло служить под его началом. Тем же утром, чуть позднее, мне сказали, что командиром 8-й армии назначили Готта, но он был убит, и мне предстоит занять его место.
Вот так, вместо высадки в Северной Африке под руководством практически незнакомого мне командующего, я попал под начало командующего, которого прекрасно знал, и возглавил армию, сражающуюся с немецкими и итальянскими частями, которыми командовал Роммель. О его успехах ходили легенды, и меня это только подзадоривало. Я чувствовал в себе силы выполнить задачи, которые ставились передо мной, и победить Роммеля.
Конечно, я никогда не воевал в пустыне, и мне в подчинение попадали очень опытные генералы, которые воевали там долгое время. Однако Роммель, похоже, постоянно брал над ними верх, и мне хотелось нанести ему поражение.
Особенно меня порадовало, что моим главнокомандующим будет Александер. Я знал, что с ним мы всегда найдем общий язык.
Так что к отъезду в Африку я готовился с легким сердцем и уверенностью в себе. Тревожился я только за моего сына Дэвида. Когда он родился, я записал его в Харроу, школу, где учился мой отец. Но когда в 1942 году пришла пора отправлять его в частную школу, я изменил свое решение. Харроу находился слишком близко от Лондона, и мальчикам часто приходилось ночевать в бомбоубежище. Поэтому я послал его в Винчестер. Мои друзья предлагали отправить его в Канаду, с их сыновьями, но я отклонил их приглашение. Мне хотелось, чтобы он оставался в Англии. В те дни он поехал к друзьям на летние каникулы. Решение я принял очень быстро и написал письмо майору Рейнольду, директору подготовительной школы, где учился Дэвид, в котором попросил майора и его супругу позаботиться о Дэвиде, взять в свою семью и присматривать за ним до моего возвращения с фронта. Я улетел в Африку, не получив ответа, но знал, что беспокоиться нечего. Они, конечно же, согласились и относились [80] к Дэвиду как к собственному сыну. Попрощаться с ним не удалось.
Сборы много времени не заняли, вещей у меня оставалось мало. Все остальное сгорело при немецкой бомбардировке Портсмута в январе 1941 года. Теперь мне предоставлялась возможность поквитаться с немцами.
Сэр Уинстон Черчилль в своих мемуарах «Поворот судьбы» (книга 2-я, глава 3-я) написал о моем отъезде следующее:
«Монтгомери выехал на аэродром с Истмеем, который таким образом получил час или чуть больше, чтобы рассказать ему о подоплеке всех этих неожиданных перемен. Об этом разговоре рассказывают такую историю, увы, не подтвержденную. Монтгомери говорил о трудностях и опасностях, которые сопровождали карьеру солдата. Он отдал своей профессии всю жизнь, долгие годы провел за учебой, во многом ограничивая себя. Но вот фортуна улыбнулась ему, замаячил успех, началось продвижение по службе, открылись новые возможности, он получил высокую командную должность. Он одержал победу, прославился на весь мир, его имя было у всех на устах. Потом удача изменила ему. В мгновение ока достижения всей жизни пошли насмарку, и, возможно, совсем не потому, что он допустил какую-то ошибку, и он попал в бесконечный список генералов-неудачников. «Напрасно вы столь пессимистичны, — возразил Истмей. — На Ближнем Востоке собирается отличная армия. Вполне возможно, что вас не ждет поражение. — Что? — воскликнул Монтгомери, выпрямившись на сиденье. — О чем это вы? Я же говорил о Роммеле!»
Увы, не подтвержденная история! Я не виделся с Истмеем в течение многих недель до отъезда в Африку, и он не ехал со мной в аэропорт.
