на него. Но потом я забыла об этом. Я и не думала, что это может иметь какое-либо значение. Я никогда не сомневалась, что Дик — это Дик. Все перемены в нем казались мне результатом того несчастного случая. О, Энн, та ночь в апреле, когда Гилберт сказал мне, что Дика можно вылечить! Я никогда не забуду, что пережила. Мне казалось, что я была в огромной клетке. Я была арестантом, прикованным цепями. Но дверь была открыта, и я вышла. А в ту ночь все было так, будто чьи-то безжалостные руки схватили меня и снова посадили в клетку. Это было так ужасно! Я не обвиняла Гилберта. Я чувствовала, что он прав.
Он был очень добрым. Он сказал, что риск велик, и я могу отказаться от операции. Но я знала, как поступлю, я знала, что мне следовало сделать. В ту ночь я не сомкнула глаз. Я шагала по комнате из угла в угол, стараясь заставить себя смириться с тем, что я должна согласиться на операцию. И когда наступило утро, я поняла, что не смогу этого сделать. Я хотела оставить все так, как есть. Я знаю, что это было очень несправедливо. Для меня было бы наказанием, если бы я так поступила. Я никому не говорила о своем решении до полудня. Утром я должна была идти в Долину за покупками. В тот день Дик вел себя очень тихо, и я оставила его одного. Я пришла немного позже, чем намеревалась, и он соскучился по мне. Он чувствовал себя очень одиноким. Когда я пришла домой, он бросился ко мне с такой радостной, приятной улыбкой на лице, прямо как ребенок. Это подействовало на меня, Энн. Я почувствовала себя так, будто я лишаю ребенка права на развитие. Эта улыбка на его ничего не выражающем лице… Я не могла этого вынести, это было слишком. Я знала, что должна дать ему шанс, что бы за этим не последовало. Я пошла и сказала о своем решении Гилберту. О, Энн, ты, должно быть, решила, что я ненавидела тебя в те дни до отъезда. Этого не было. Просто тогда я не могла думать ни о чем другом, кроме того, что я собиралась сделать. Все вокруг потеряло для меня смысл, люди были тенями, я не замечала происходящего.
— Я знаю, я все понимаю, Лесли. Но теперь все позади, твои цепи разбиты, клетки больше нет.
— Клетки больше нет, — повторила Лесли с отсутствующим выражением на лице, теребя траву своими тонкими пальцами. — Но ведь тот разговор на песчаных дюнах? Мне кажется, есть люди, которые на всю жизнь останутся дураками, вот и я не умнею. А быть дураком — это все равно, что быть собакой, сидящей на цепи, Я чувствую себя такой дурой.
— Ты почувствуешь себя совсем по-другому, когда немного отдохнешь и придешь в себя, — сказала Энн, которая знала гораздо больше, чем Лесли.
Лесли распустила свои волосы, и они упали на колени.
— Что бы ни случилось, у меня есть ты, — сказала она. — Жизнь не может быть пустой, когда есть такой друг, как ты. Ты для меня не только друг, ты для меня как мать. Погладь меня по голове и дай мне высказать, что значит для меня твоя дружба с тех пор, как я встретила тебя на скалистом берегу.
Глава 34
Корабль мечты прибывает в гавань
Однажды утром, когда золотые лучи солнца освещали волны моря, когда дул теплый ветер, на горизонте показалась большая птица. Она прилетела в Четыре Ветра из страны вечерних звезд и несла в клюве маленькое спящее очаровательное создание. Аист был уставшим и оглядывался вокруг. Он знал, что находится недалеко от места назначения, но все еще не мог найти нужный дом.
Вот на горизонте показался большой белый дом, стоящий на высокой скале из красного камня. Дом ярко светился. Но ни один аист не согласился бы оставить там ребенка. Старый серый дом, окруженный ивами, выглядел более обещающим, но это все равно было не то.
Стоявший за цветочными клумбами странный зеленый дом не вызывал сомнений. Он, конечно, не подходил. Но тут аист приободрился. Он бросил взгляд на местность за ручьем. Там стоял маленький белый дом, у ворот росли две пихты, из трубы спиралью сочился дымок. Этот дом, казалось, был просто создан для детей. Аист облегченно вздохнул и стал снижаться.
Спустя полчаса Гилберт сбежал вниз по лестнице и вошел в комнату. В комнате сидела Марилла с бледным, как у привидения, лицом. Она с волнением посмотрела на Гилберта.
— Марилла, Энн послала меня сказать вам, что к нам прибыл маленький джентльмен. У него с собой не много вещей, но он, очевидно, собирается остаться.
— О, Боже мой! — воскликнула Марилла. — Неужели? Не хочешь ли ты сказать мне, что все уже позади? Почему вы не позвали меня раньше?
— Энн не хотела беспокоить тебя без надобности. Еще два часа назад все было спокойно. На этот раз никакого риска не было, не то что год назад.
— И, Гилберт, этот ребенок будет жить? — Да, я совершенно в этом уверен. Он весит десять фунтов, да вы сами послушайте, слышите, как он кричит? С легкими у него определенно все в порядке. Медсестра сказала, что волосы у мальчика будут рыжие. Энн так разозлилась на нее за эти слова, что я до смерти перепугался.
Тот день был одним из самых прекрасных в маленьком «доме мечты».
— Наконец-то! — сказала Энн. — Сегодня сбылась моя самая заветная мечта. Она выглядела усталой, но счастливой. — О, Марилла! Я не могу в это поверить после того, что случилось в тот ужасный день прошлым летом. У меня с того дня не переставало болеть сердце, но теперь боль прошла.
— Этот малыш займет место Джой, — сказала мисс Корнелия.
— О, нет, нет, нет! Он не может этого сделать, и никто не может. Он никогда не займет место Джой. У этого малыша есть свое собственное место. Какой он милый! Марилла, посмотри, какой крошечный человечек! У Джой свое место. Она всегда будет в моем сердце. Если бы она осталась жива, ей сейчас был бы уже год. Она ходила бы вокруг нас на своих маленьких ножках, таких милых и пухленьких, и лепетала бы что-нибудь. Я так ясно представляю ее себе, Марилла. О, теперь я поняла, что капитан Джим был прав. Прошлым летом, когда я так убивалась по Джой, он сказал мне, что Бог приготовил для меня лучшую участь, чем я думаю. Бог не допустит, чтобы моя умершая дочь стала для меня чужой. За этот год я убедилась, что так не случится. Я вижу, как она растет. Проходит неделя за неделей, и она становится все больше и больше. Я знаю, как она будет выглядеть, когда подрастет. Поэтому она не будет для меня чужой, и, когда мы встретимся, я узнаю ее. О, Марилла, посмотри на эти маленькие ручонки! Какая прелесть! Я не могу себе представить, как это они могут быть такими милыми, такими хорошенькими.
— Было бы странно, если бы они не были такими, — ответила Марилла, улыбаясь. Все волнения были позади, и Марилла снова стала обычной Мариллой.
— О, да, я знаю, но все равно. Как они могут быть такими совершенными, пропорциональными, законченными? Каждый ноготок как будто после маникюра. А ножки, Марилла, ты посмотри только на его ножки!
— Ножки как ножки. — изрекла Марилла. — Они такие, какими и должны быть.
— Посмотри, как он прижимает мой палец! Мне кажется, что мы давно уже вместе. Он так сильно плакал, когда медсестра забрала его от меня, как будто знал меня раньше. Марилла, ты ведь не думаешь, правда, ты не считаешь, что его волосы рыжие?
— Что-то я пока вообще не вижу никаких волос, — сказала Марилла. — На твоем месте я не переживала бы по этому поводу, пока волосы не появились.
— Да что ты, Марилла, у него есть волосы, посмотри на голову, вот здесь немножко видно. В любом случае, медсестра сказала, что глаза у него карие, а лоб в точности как у Гилберта.
— И у него очаровательные ушки, дорогая миссис, — пропищала Сьюзан. — Я первым делом посмотрела на его уши. Нос и глаза еще изменятся, и вы сейчас не можете сказать, какими они будут, но уши останутся такими, какие они есть, на всю жизнь. Мы всегда остаемся с теми ушами, с какими родились. Посмотрите на эти раковины, они так красиво посажены! Вам никогда не придется краснеть за его уши, миссис доктор.
Энн была вне себя от счастья. Люди приходили и восхищались ее младенцем, приносили подарки, как давным-давно мудрецы несли свои подарки младенцу, лежащему в яслях среди овец. Лесли, поющая от радости какую-то песенку, стояла, склонившись над кроваткой, как Мадонна, ее золотые волосы сияли как нимб. Мисс Корнелия так ловко пеленала малыша и ухаживала за ним, как это могла делать только лучшая мать. Капитан Джим носил ребенка на своих огромных руках, глядя на него восхищенными глазами.
