– Прекрасно!
Они рванулись с места – два цветных блика, один ореховый, другой черный. Его жеребец был крупнее, но кобыла – горячей и стремительней. Беренис обучал верховой езде замечательный старый жокей из Стреттон Корта, и она любила лошадей, уважая их сильный дух, великодушное сердце и храбрость. Шпоры, туго натянутые удила, впивающиеся в нежный рот, бесконечные удары хлыста – все это было не для нее. Казалось, животное знало, что поставлено на карту, – не только приличная сумма денег, но и гордость Беренис, – и неслось стремительно и грациозно.
Беренис отпустила поводья, тронув бока лошади внутренней стороной стопы. Шея животного напряглась, ноздри раздувались, в ушах, прижатых к голове, свистел ветер. Лошадь Себастьяна словно неслась по воздуху, но кобыла Беренис не отставала, едва касаясь копытами земли.
Беренис прижалась лицом к развевающейся гриве, ее волосы бились огненным потоком, и она чувствовала, что тело ее стало легким, почти невесомым. Она словно сливалась в единое целое со своей лошадью, и в этот миг исчезли все желания, кроме одного – вот так парить над лугом всегда. Земля, небо, великолепный бег лошади – все это переполняло ее существо.
Себастьян выигрывал, и, предчувствуя победу, издал дикий, первобытный клич. Он был подхвачен ветром и разнесен по лугу, отдаваясь эхом по окрестностям. Лошадь Себастьяна заржала, взмыленная от сумасшедшей гонки. Беренис крикнула слова одобрения, и кобыла словно отозвалась на ее призыв, рванувшись изо всех сил. Деревья приближались, огромные и черные, и последним гигантским усилием Беренис на своей кобыле достигла их первой. Она тут же перевела кобылу на шаг, любовно гладя ее мокрую шею:
– Прекрасно, девочка! Красивая девочка! Хорошая, умная девочка!
Себастьян ехал рядом.
– Поздравляю, – сказал он, тяжело дыша и вытирая пот со лба. – Я думал, Дэмиан преувеличивал, когда говорил, что ты была настоящей амазонкой, но признаю: я был неправ, – он замолчал и задержал на ней взгляд немного дольше, чем необходимо. – Твоя шляпа слетела, но это не беда. Без нее даже красивее…
Розовая от жары и его похвалы, она спешилась, все еще ласково похлопывая кобылу, которая восстанавливала дыхание. Горячий воздух из ее ноздрей обдувал кожу Беренис; влажная морда лошади прижалась к ее плечу.
– Прекрасное животное, – сказала Беренис, взглянув на нее, затем отвела глаза. – Нам нужно найти воду, чтобы напоить их. Они оба хорошо потрудились.
– Да. Ну а это Прекрасное животное зовут Сэнди. – Он вытащил ногу из стремени и спрыгнул на землю. Затем достал из куртки кошелек и вручил его Беренис. – Это мой подарок тебе. Она твоя. И это тоже твое. Двадцать пять фунтов, полагаю.
Себастьян намеренно выбрал местом финиша эти деревья, зная, что поблизости есть вода. Пришло время отдыха, и Беренис достала еду, которую положила в дорожный мешок: маисовые лепешки, фрукты, холодных цыплят и батат, а также фляжку рома и сок лайма[33] для него и бутылку вина для себя. После того, как они поели, Себастьян лег на спину, заложив руки за голову и глядя на качающиеся верхушки деревьев.
– А позже, m'amie, ты воочию сможешь убедиться, не разучился ли я управляться с ружьем, – сказал он, глядя на нее с каким-то ленивым удовольствием. – Может быть, у тебя появится желание поучиться обращению с огнестрельным оружием?
– А ты думаешь, я не умею? – она дерзко вскинула голову.
– Умеешь? – Его брови приподнялись, а губы недоверчиво изогнулись.
– Милостивый государь, мой отец, маркиз, постоянно охотится в своем поместье на фазанов, куропаток. Как только я научилась ходить, мне разрешили держать в руках ружье сколько заблагорассудится. Лесник был мне ближе, чем нянька.
– Вопрос исчерпан, – буркнул он, взял ружье и исчез в лесу.
К полудню он подстрелил двух оленей и был очень удивлен, обнаружив, что она уже знает, как сдирать с них шкуру и разделывать их. Беренис наблюдала за уверенными движениями Себастьяна, слушала и училась так же, как она делала это в имении отца, и доброе, теплое чувство росло в ней с каждой минутой. Здесь, среди этой щедрой дикой природы, казалось, что они – единственные мужчина и женщина, живущие на земле, и это наполняло ее радостью.
Закончив работу, они сели у глубокого озера, затененного деревьями, и Себастьян, объявив о том, что собирается поплавать, безо всякого стеснения сбросил с себя одежду.
Беренис поспешила отвести глаза, но желание посмотреть становилось непреодолимым. Повернувшись к нему, она залюбовалась его движениями, ибо, несмотря на высокий рост и мощное телосложение, в нем была мягкая грация пумы. Солнце блестело на его тяжелых веках, гордом изгибе носа, чувственных губах. Он стоял, наслаждаясь солнечным теплом, и его обнаженное тело было великолепным. Беренис не могла сдержать восхищения при виде его широкой груди и плеч, его узкой талии, твердых мускулов его рук, поросших мягкими, черными волосками, мощных и длинных ног.
Обнаженный, он выглядел еще более властным. Эта зрелая мужественность его тела пугала и возбуждала Беренис, и пульс ее участился. Он поймал ее пристальный взгляд и усмехнулся, сверкнув белыми зубами. Она стала пунцовой от смущения и опустила голову так, что волосы упали на лицо.
– Ты идешь? – спросил он, и когда Беренис еще раз взглянула на него, улыбка исчезла с его лица. Она испугалась, увидев страсть, сверкающую в его изумрудных глазах.
Она кивнула и с бешено колотящимся сердцем повернулась к нему спиной, потом, невероятно смущенная, сняла с себя одежду. Она с облегчением вздохнула, услышав всплеск, когда он нырнул, и торопливо спустилась с берега, слегка вскрикнув, когда ледяная вода коснулась ее кожи. В несколько длинных, ленивых взмахов он подплыл к ней, отбросив назад мокрые волосы, и на время они забыли о постоянных спорах и столкновениях и, счастливые, словно дети, гонялись друг за другом, плескались и смеялись. Потом Беренис потеряла его из виду, когда Себастьян глубоко нырнул, и испуганно вскрикнула, почувствовав на себе его руки, а потом увидела и его самого.
Смех замер у нее на губах, когда она заглянула в его глаза. Руки его становились все настойчивее, и она ощущала рядом это твердое, влажное тело, его грудь и плечи, покрытые искрящимися на солнце каплями. Не в силах больше сдержаться, Себастьян сильно и страстно прижал ее к себе, и его губы сомкнулись на ее