Убийца с крестом

– Вот как?

– Да, я ведь актер. У меня и членский билет ассоциации имеется. В июне я играл в «Сладком запахе разложения» в театре «Коллборд». В «Таймс» появились восторженные отзывы о моей игре. Не видели?

– Я не читаю театральных обозрений, – сухо ответил Голд.

– Как бы там ни было, я хочу взять месячный отпуск в декабре. Придется изрядно экономить: хочу поехать на съемки фильма в Мексику. Ленту должны отснять за двадцать один день. Работа будет зверская. Придется грызть землю зубами, но я во что бы то ни стало должен получить роль.

– Как угодно, – сказал Голд.

– Мой агент раздобыл мне эту работу в «Плейгерл». Они лепят из меня нечто среднее между Эриком Эстрадой и Доном Джонсоном. И кроме того, я всамделишный коп.

– И когда наступит ваш звездный час? Может быть, уже сегодня?

Замора хмыкнул.

– Ну, сегодня – едва ли.

– Значит, у вас найдется немного времени на работу в полиции со мной?

– Полагаю, что могу втиснуть вас в свое расписание, – осклабился Замора.

Голд встал, перекинул через плечо пиджак. Замора поднялся вслед за ним.

– Вы всегда при пиджаке и галстуке, лейтенант? – спросил Замора, когда они шли по коридору.

– Коли уж нам придется работать вместе, называйте меня Джеком. Нет, не всегда. Я просто помешан на ярких нейлоновых рубашках. Мы, старики, все носим такие.

Замора взглянул на Голда.

– Вы знаете, Джек, работать с вами – большая честь для меня. Я много наслышан о вас.

Голд отмахнулся.

– Это для меня честь с вами работать. – Они подошли к лифту. Голд нажал кнопку. – Человек, умудрившийся стать врагом Гунца в столь юном возрасте, достоин наивысшего уважения. Кстати, откуда Гунц узнал об этих фотках в «Плейгерл»? Что-то не похоже, чтобы он выписывал такой журнал.

Двери лифта открылись.

– Он – нет, а вот Черри Пай, наверное, выписывает.

Голд вопросительно посмотрел на Замору. Они вошли в кабину лифта. Замора подмигнул:

– Когда я уходил из кабинета шефа, она назначила мне свидание.

По пути к машине Голд неудержимо хохотал.

2.26 дня

Член городского совета Оренцстайн уже заканчивал пресс-конференцию на ступеньках Центра «Вест-Коуст», принадлежащего студиям «Холокост», когда Голд и Замора вылезли из машины на другой стороне улицы.

– Итак, – говорил Оренцстайн (полицейские тем временем приближались к небольшой группе репортеров и операторов), – будем надеяться, что благодаря конкретным действиям, которых мне удалось добиться, с помощью вновь созданного спецподразделения по борьбе с вандализмом и объединив усилия всех граждан Вест-Сайда, нам удастся остановить этот ужас. Нельзя допускать повторения в нашем городе подобных безобразий. Благодарю за внимание.

После жидких аплодисментов техники начали сворачивать кабели и упаковывать камеры.

– Эй, – прошептал Замора. – А как же вы? Вы же и есть спецподразделение. Разве он не представит вас публике?

Голд покачал головой.

– В последнее время я и так слишком часто попадаю в новости.

Замора понимающе кивнул. Оренцстайн – он был занят тем, что обменивался рукопожатиями со своими немногочисленными сторонниками, – заметил Голда в толпе и еле заметно мотнул головой в сторону стальных дверей Центра. Извинившись, он покинул своих слушателей, поднялся по ступенькам и скрылся внутри.

– Пошли, – сказал Голд. – Зайдем внутрь.

В высоком холле Центра было темно и прохладно. Стены из грубого камня были украшены сталью, в центре был фонтан – вода стекала по медной скульптуре. Участок стены за столом администратора был занят полуабстрактной фреской – скорчившиеся в агонии лица и тела. Фигуры были в полосатой лагерной униформе.

Оренцстайн в окружении своих коллег стоял пол фреской. Оторвавшись от них, он взял Голда под руку и отвел его в тихий угол – подальше от Заморы и всех остальных.

– Вы – Джек Голд. Позвольте представиться: Харви Оренцстайн. – Они пожали друг другу руки. – Поздравляю вас с назначением на пост начальника спецподразделения. Я настаивал, чтобы назначили выдающегося офицера-еврея. Вы подходите как нельзя лучше.

– По правде говоря, господин советник, я не уверен, что это назначение достойно поздравлений.

Оренцстайна такой ответ озадачил.

– Что-то я не пойму, куда вы клоните.

Голд пожал плечами.

– Видите ли, господин советник, все это чушь. Вы делаете из мухи слона.

– Неужели? – натянуто спросил Оренцстайн.

– С моей точки зрения, мы имеем дело с двумя случаями мелкого вандализма, между собой никак не связанными.

– Ущерб, нанесенный автомобилям, составил четверть миллиона долларов – и это, по-вашему, мелкий вандализм, лейтенант?! – Оренцстайн возмущенно засопел.

– Согласен. Случай пустяковый, но дорогостоящий. Но зачем вы устроили весь этот цирк: телеоператоры, пресс-конференции, спецподразделение? Ведь из-за всего этого акты вандализма не прекратятся, а, наоборот, будут продолжаться до бесконечности: тем, кто безобразничает, только этого и надо. Громкая слава, целая мегилла[58] , устроенная средствами массовой информации. Это и есть первая побудительная причина для их «деятельности». Лучше всего было бы ничего не предпринимать, и все это быстро прекратится, завянет само собой.

– Значит, вы считаете, что люди, которые натворили все это, не особенно опасны?

– Вполне возможно.

– И полагаете, что нам надо просто замять весь этот инцидент?

– Вот именно. А не впадать из-за этого в паранойю.

Оренцстайн помрачнел, его губы сжались в суровую линию.

– Просто не верится, что я слышу это от офицера полиции. Более того, от офицера полиции – еврея.

Голд вздохнул.

– Послушайте, господин советник, когда я поймаю этих подонков, я им ноги переломаю. Однако ваши действия приведут лишь к тому, что будет всплывать все больше и больше этого дерьма.

– Я и намереваюсь заставить его всплыть, лейтенант. Как можно больше этого дерьма, все это дерьмо! Я посвятил свою жизнь борьбе против фанатизма и неравенства любой окраски и вывожу этих подонков на чистую воду, где бы я ни находил их. И если антисемитизм поднимает свою отвратительную голову в моем округе, в моем городе, я не успокоюсь, пока все его очаги не будут найдены и уничтожены, уж поверьте мне!

Голд смерил Оренцстайна пристальным взглядом.

– Скажите мне, Харви, откуда эта святая ненависть и запал? Не связаны ли они случайно с нынешней избирательной кампанией?

– Не зарывайтесь! – огрызнулся Оренцстайн, пытаясь удержать свой голос на уровне сердитого шепота. – Насколько мне известно, вам понадобятся услуги всех друзей, которых вы в состоянии собрать, и это лишь затем, чтобы сохранить за собой пенсию. Вы получили сегодняшнее назначение лишь благодаря моему влиянию, так что я вправе ожидать от вас хотя бы вежливого обращения во время еженедельных рапортов.