Девушка уже сидела на столике, согнувшись и болтая ногами, только до колен покрытыми шелковым далматиком. Она не выглядела ни больной, ни скучающей. Золотистые пылинки искрились в ее волосах, глаза играли золотыми блестками.
– А в Канопе ты был? Нет? Зачем же ты тогда в Александрию приехал? Или решил всю жизнь с этими заплесневелыми стариками киснуть? Впрочем, в Канопе и они заплясали бы. Хочешь, я тебя похищу и тайком увезу туда? На лодке покатаемся, потанцуем, выпьем как следует. Идет, Квинтипор? Условились?
Юноша, собрав все свое мужество, подошел к девушке.
– Нобилиссима! Можно тебя спросить?
– Ой! Дожила-таки до этого! – радостно захлопала она в ладоши. – Ты… хочешь… о чем-то спросить меня?! Говори, Квинтипор!
– Скажи, я обидел тебя чем-нибудь?
Она сразу стала серьезной: увидала в глазах юноши слезы. Приподняла кончиками пальцев его подбородок.
– Гранатовый Цветок? Это? Да?
Он молча опустил голову.
– Нет, я не забыла, – продолжала она тихо. – Я сказала, что буду звать тебя так наедине. А сейчас мы не одни. Слышишь?
Она кивнула в сторону читального зала. Квинтипор и до этого слышал доносящийся оттуда гогот, но не обращал на него внимания.
– Понимаешь, они завели какой-то длиннющий разговор, – шепотом объяснила она. – А я улизнула к тебе. Но ведь они в любую минуту могут спохватиться и примутся меня искать. Это Максентий и Генесий.
– Мим? – удивился Квинтипор.
Актер Генесий славился тем, что каждый день в году отводил какой-нибудь сенаторше, а те, для которых не осталось свободных дней, собирались ходатайствовать перед консулами о продлении года. В остальном он был хорошим семьянином – имел троих детей и очень любил свою жену, которую выкупил из Субуры. А иметь высокопоставленных любовниц было для него чем-то вроде служебной обязанности.
– Он самый, – подтвердила девушка теперь уже полным голосом. – Ты видел, как он играет?
– Нет.
– Говорят, такого актера еще не было в мире. Он не играет роли, а живет на сцене. Как-то раз, играя Атрея[112], он на самом деле заколол слугу… Впрочем, на той неделе ты сможешь его посмотреть.
– Император распустил всех государственных актеров, – усомнился Квинтипор.
Девушка с лукавой усмешкой показала ему фигу.
– Плохо же ты знаешь государственные тайны! Вчера по просьбе Максентия он свое распоряжение отменил. Теперь после конфискации имущества у богатых христиан есть чем поддержать искусство. Вот видишь, магистр, не такая уж я невежественная девчонка, как кажется… А теперь скорей! Начинай читать вслух! Они идут!
В самом деле, ржание Максентия приближалось. Титанилла спрыгнула со стола, Квинтипор поспешно схватил лист папируса. И слишком поздно заметил свою оплошность: разговор идущих можно уже было разобрать.
– Скорей, скорей! – торопила девушка.
Хотя перед глазами Квинтипора было больше огненных кругов, чем букв, он все-таки начал:
– Чьи это стихи? – побледнев даже сквозь румяна, спросила девушка.
Но не успела она повторить вопрос, как Максентий уже держал ее за талию.
– Пора обедать. Прошу закуски!
Девушка подставила щеку. Принцепс хотел поцеловать ее в губы, но не вышло, и он чмокнул в ухо. Она взвизгнула. Актер в шелковой тунике, с ястребиным лицом, опустился на колени и стал декламировать:
– Богиня с глазами Афродиты! Позволь мне, поскольку не без твоей воли стал я свидетелем твоих забав с божественным Марсом…
Нобилиссима, рассмеявшись, прервала его:
– Не презирай меня, Генесий, но только глаза у меня – мои собственные. Афродита же даровала мне совсем другое. Конец ты доскажешь на сцене, а я позабочусь о бурных аплодисментах.
Потом она обратилась к магистру.
– Тебе сказано: найти библиотекаря! Пусть отберет мне все новинки за прошлую неделю.
Квинтипор вышел. Максентий с нехорошей усмешкой посмотрел ему вслед.
– Спаситель нашего императора?
Нобилиссима, будто не слыша вопроса, спросила Генесия:
– Над чем это вы так весело потешались? Ваш хохот доносился даже сюда. Я тоже хочу посмеяться.
– Да вот у его божественности произошла история с его коллегой, – с улыбкой кивнув в сторону
