– О! Простите… – начала Джонси и остановилась, узнав разглядывавшую ее черноволосую женщину. Джонси не могла не ответить таким же взглядом. Ни разу в жизни она не видела настолько оголенной женщины. Ее темно-фиолетовое платье имело угрожающе глубокий вырез, а корсет был зашнурован настолько туго, что ее груди, казалось, сейчас выскочат из него, как пробка из бутылки.
– Привет, Эндрю, – низким голосом, явно вызывающе, произнесла женщина.
– М-м-мисс Лотти, – ответил мистер Коллинз, и уши у него побагровели. – Э-э, мисс Лотти, это мисс Тейлор, новая владелица… э-э-э… п-п-пансиона.
– Я слышала. – Лотти еще раз оглядела скромное платье Джонси, затем приятно улыбнулась. – Добро пожаловать в Ларами, мисс Тейлор.
Джонси не могла отмахнуться от явной неприязни женщины, однако это чувство было взаимным.
– Спасибо, – напряженно ответила она.
– Если вы… э-э… извините нас, мисс Лотти, у нас назначена деловая встреча. – Мистер Коллинз нервно сжал локоть Джонси. – Всего д-д-доброго.
Они возобновили свой путь к доктору Майерсу, и Джонси сосредоточила внимание на вывесках, стараясь не думать о неприятной встрече.
Она подождала в приемной, желая узнать о состоянии мистера Коллинза. Довольно скоро высокий седой врач вывел его к Джонси, мягко похлопывая по плечу.
– Немного поболит голова, Эндрю, а в остальном ничего страшного. Зайди через несколько дней, я посмотрю шов. И остерегайся открытых дверей, – сказал доктор Майерс, подмигнув Джонси.
Она улыбнулась ему, чувствуя себя неловко, потому что врач мог подумать, что это она виновата в состоянии мистера Коллинза… Хотя, по правде говоря, так оно и было.
На улице мистер Коллинз повернулся к ней:
– Со мной все будет хорошо, мисс Тейлор. Не волнуйтесь. Я пойду домой и лягу, все обойдется. – Он дотронулся до ее руки и улыбнулся.
Джонси подумала, что он выглядит очень трогательно с этой повязкой на голове, а еще из-за того, что пытается улыбнуться невзирая на боль.
– И вы тоже идите домой. Мы разрешим ваши трудности, – уверенно сказал адвокат.
– Нам следует пойти к шерифу и сообщить о происшедшем.
– Не думаю, что это будет мудро. В самом деле. Я не смогу жить, если с вами что-нибудь случится. – Он снова улыбнулся. – Мы что-нибудь придумаем. Обещаю.
Больше Джонси ничего не могла сделать. Она попрощалась и пошла тремя длинными кварталами до своего дома, не замечая никого вокруг, не обращая внимания на пыль, поднявшуюся, когда она переходила улицу. Джонси снова и снова прокручивала в голове создавшуюся ситуацию, ища выход. Его не было. Она знала только, что не отдаст свой дом. Ничто не заставит ее вернуться под негостеприимный кров тети Иды.
Ее мать страдала молча, как подобало, по ее мнению, настоящей леди. В конце концов, если бы не великодушие тети Иды, что бы с ними стало? Ее отец оставил матери очень мало денег, большую часть которых она сберегла для Джонси. Да уж, великодушие. Тетя Ида не знала, что это такое. Доброе сердце было у дяди Гарольда, как и у ее отца. Этим, как и некоторыми другими качествами, братья были похожи. Если бы не дядя Гарольд, Джонси наверняка придушила бы тетю Иду. Она сжала кулаки так, что ногти вонзились в ладони. Даже сейчас слова тети Иды ясно звучали у нее в ушах.
– Моя дорогая, – говорила она какой-нибудь приятельнице или соседке, – денежные затруднения ничто по сравнению с заботой о бедных родственниках.
Джонси знала, что эти замечания предназначаются и для нее, потому что тетя никогда не говорила об этом шепотом. Она прекрасно помнит долгие вечера, когда они с мамой сидели у лампы и шили. Хороший друг ее матери предложил продавать дорожки на стол и салфетки, которые так хорошо получались у Мейбл. Денег это приносило немного, но они могли давать что-то на хозяйство и занимать себя.
Джонси ненавидела любое шитье, но никогда об этом не говорила. Мейбл сама обращалась к ней:
– Мне не понадобится твоя помощь, дорогая. Я без труда закончу эту вещь сама. А ты почитаешь мне.
И Джонси брала книгу стихов и читала, пока ритмичные строки не снимали раздражения.
И теперь, идя по улице и стуча каблуками по деревянному настилу, она поклялась никогда не возвращаться к тете Иде на правах бедной родственницы.
Мейбл умерла после того, как слегла с кашлем. В конце концов, несмотря на ее протесты, вызвали врача. У нее оказалось воспаление легких. И даже тогда тетя Ида жаловалась своим друзьям на высокую плату доктору и цены на лекарства.
Джонси с благодарностью вспомнила внезапное и непривычное противостояние дяди Гарольда своей жене.
– Хватит, Ида! – приказал он.
Высоко держа голову, но все же не так высоко, как дядя Гарольд, тетя Ида пристально посмотрела на него. Она ничего не сказала, но покинула комнату, кипя от возмущения.
Нет, Джонси никогда не вернется к ней иначе, как независимой женщиной. Она больше ни под каким видом не примет благотворительности. Даже от бедного, доброго дяди Гарольда.
Остановившись перед большим желтым домом, она с любовью осмотрела каждую его линию. Он почти принадлежит ей. Она не отдаст его без боя. Расправив плечи, она поднялась по ступенькам. Она даже займется шитьем, если это поможет удержать его.
Лотти стояла на тротуаре перед небольшим каркасным домом, окруженным аккуратным штакетником.
