месте.
Что за…
Один из акийя забрался на камень справа от них и сидел в позе ящерицы, опираясь на широко расставленные лапы с поджатыми, словно когти, пальцами.
Рука метнулась к Рейвенсфренду. Акийя слегка наклонил голову, похожие на лампы глаза зафиксировали движение.
— Я сказал, не трогай!
Впервые с того времени, как они встретились, Рингил явственно услышал страх в мягком, мелодичном голосе двенды. Он опустил руку. Акийя снова повернул голову и посмотрел на него в упор. Рингил пошатнулся, словно от удара.
— Только без глупостей, — негромко предупредил Ситлоу. — Никаких резких движений.
Рингил сглотнул и перевел наконец дыхание. Глаз он не отвел, в голове уже ворочались неуклюжие сравнения.
Больше всего акийя напоминал портовую шлюху из кошмара сутенера. Что-то подобное могло родиться в одурманенном фландрином воображении под плеск бьющейся о сваи воды. Длинные волосы, полные груди, бледная в свете чахнущего солнца кожа и гладкое, мускулистое, что неудивительно при жизни в воде, тело. А вот голова как будто состояла из углов. Да и глаза размером с кулак сидели в глазницах, которые больше подошли бы ящерице, чем человеку. Выдающиеся ребристые скулы отделяли верхнюю часть лица от нижней, почти полностью лишенной подбородка и приспособленной исключительно для хватания. Круглый рот казался еще одним, дополнительным глазом.
Поднявшись на валун, акийя съехала на пару футов вниз и висела на стене прямо над ними. За головой у нее Рингил разглядел два длинных, заканчивавшихся плавниками отростка, которые терлись о камень, отыскивая надежную опору.
Он прокашлялся.
— Стой, где стоишь, — шепнул Ситлоу. — Если бы она хотела напасть, уже напала бы.
Цепляясь за трещины и выступы, акийя спустилась еще ниже и теперь висела практически над головой у Рингила, так что при желании до нее можно было даже дотронуться. С собой она принесла запах соли, свежей морской воды и еще какие-то более тонкие ароматы, странным образом напоминавшие те, что издавал двенда. Волосы упали ей на глаза и повисли сетью перед лицом, но акийя откинула их небрежным и удивительно женственным движением руки. Левый глаз на мгновение закрыла мигательная перепонка, округлая нижняя губа сокращалась и расширялась наподобие зрачка. В какой-то момент за ними появились концентрические круги зубов. Появились и опустились. Рингил с усилием сглотнул, стараясь отогнать ощущение беспомощности и уязвимости. В любой миг акийя могла откусить ему голову, причем сделать это с такой же легкостью, с какой мачете срезает верхушку кокосового ореха.
Из глотки существа донеслись те же клацающие, липкие звуки, которые он слышал раньше. Оно посмотрело на двенду, потом на человека, словно сравнивая их.
Краем глаза Рингил заметил, как Ситлоу кивнул.
С быстротой и ловкостью ящерицы акийя повернулась, поднялась по камню, демонстрируя мощные мышцы задней части тела, и исчезла где-то вверху.
Рингил облегченно выдохнул. В груди грохотало сердце.
Пожалуй, оружие все-таки пригодилось бы.
Где-то на холодной, сырой от росы траве, в круге окутанных туманом камней, под незнакомыми звездами…
Обнаженное, белое, как кость, тело стоящего на четвереньках Ситлоу. Он пыхтит и рычит, словно пес, и Рингил снова и снова пронзает его сзади, ухватившись за бедра двенды. Ощущение, что они не одни, что обступившие их камни — молчаливые, возбужденные зрители, заплатившие за право наблюдать зрелище. Дрожа от вожделения, Рингил тянется за членом двенды — вот он, напряженный, пульсирующий, готовый взорваться.
Чувствуя эту силу, Рингил теряет остатки самоконтроля, слышит собственный рык, видит себя словно бы со стороны и сверху, как бьется он между расщепленных ягодиц Ситлоу, как качает набухший, выскальзывающий член, как тот вырывается из его пальцев, как воет и рвет траву двенда, и как он, Рингил, словно по сигналу трубы, кончает за ним следом.
И оседает, валится вперед, будто падающее в реку горящее здание, обхватив Ситлоу сзади, отчаянно выжимая последние капли в мокрую траву, вжимаясь лицом в широкие белые плечи, смеясь и всхлипывая, и слезы, теперь уже колючие, как льдинки, вонзаются в бледную кожу двенды.
За невысокими холмами, под небом, густо усыпанным звездами, пролегала дорога из черного камня. Дорога, построенная для гигантов. Разбитая, с торчащей между плитами травой, она растянулась на добрых пятнадцать — двадцать ярдов справа и слева от идущих по ней. Время от времени они проходили по каменным мостикам, поднимавшимся выше Восточных ворот в Трилейне. Справа, на склонах холмов, молчаливые, как стражники, застыли хмурые башни. Что-то в их архитектуре показалось Рингилу неправильным. Безликие, плоские, они напоминали детские рисунки зданий и отличались только высотой, как будто их вытянули специально, за пределы всякой разумной человеческой целесообразности.
— В них кто-нибудь живет?
Двенда бросил на башни косой взгляд.
— Нет, если есть иные варианты, — загадочно ответил он. — Не по собственной воле.
— То есть это тюрьмы?
— Можно и так сказать.
Некоторое время вместе с ними по дороге шел Джелим, но Джелим другой, незнакомый. Угрюмый красавчик изменился, заматерел и проникся мудростью, об обретении которой настоящий Джелим не мог и мечтать. Более всего он походил на успешного морского капитана, немало попутешествовавшего, повидавшего свет и еще не потрепанного жизнью. Говорил он легко и с апломбом человека, привыкшего к вниманию, часто улыбался и поразил Рингила открытостью и доверчивостью, свойственными разве что обитателям фантастического мира, существовавшего исключительно на фресках, которыми был расписан потолок в спальне Милакара.
— Как твой отец?
Рингил недоуменно посмотрел на него.
— Эй, не надо так шутить.
— Встретил его на улице пару месяцев назад. Джелим наморщил лоб, припоминая. Да, кажется, в Тервинале. Но ты же знаешь, как это бывает, оба спешили, так что и не поговорили толком. Передавай от меня привет, ладно? Скажи, мне не хватает тех наших долгих споров у камина.
— Конечно. Обязательно.
В какой-то момент Рингил перестать спорить с призраками — бесполезно. Но на сей раз оснований было более чем достаточно. Представить Гингрена ведущим у камина задушевные беседы с Джелимом — такое просто не умещалось в голове. И все же когда Джелим наклонился, взъерошил ему волосы и поцеловал небрежно в шею, как делал прежний Джелим, сердце кольнуло. А когда он, альтернативный Джелим, исчез, не попрощавшись, растворился медленно, крикнув: «Ну-ка, парни, прибавим шагу!», рассмеялся, шагнул в полупрозрачную дымку и пропал, вот тогда что-то случилось, что-то отдалось болью, как в тот раз, когда он впервые столкнулся с двендой в голубом урагане.
Позже сделали привал под громадным мостом, и Ситлоу развел костер с помощью красивой фляги, которую носил на поясе. Что было в ней, неизвестно, но вспыхнуло оно призрачным зеленоватым пламенем, а тепла дало на удивление много, учитывая объем горючего. За спиной у двенды прыгали тени по каменной опоре.
— Что чувствуешь, когда вызываешь бурю? — задумчиво спросил Рингил, глядя на огонь.
— Что чувствуешь? — сонно переспросил Ситлоу. — Ничего особенного. Могущество… просто могущество. Потенциал и волю, чтобы использовать его. В конце концов, это и есть магия.
— Я думал, в магии есть правила.
— Ты думал? — По его губам скользнула лукавая усмешка. — Кто тебе такое сказал? Торговка с рынка
