будет удобнее. Это означало, что он намерен сообщить дочери нечто из ряда вон выходящее. Была середина рабочего дня, а Джуд Райкен никогда не позволял себе радости простого человеческого общения между рассветом и закатом.
Она ждала, пока он начнет, но, кажется, на ее памяти у отца впервые возникли сложности с тем, чтобы выбирать нужные слова. Привычная сдержанность юриста на его лице сменилась растерянностью. Похоже, ему было не до шуток, и Шейла со страхом подумала, что к добру или к худу, но ей предстоит наконец-то увидеть настоящего Джуда Райкена. Она судорожно глотнула.
Ей еще ни разу не удалось заранее угадать, о чем собирался говорить с ней отец, но сейчас она почувствовала, что дело касается чего-то очень личного, не предназначенного для посторонних ушей. Она уставилась на него широко раскрытыми глазами.
– Что-нибудь насчет Натали?
Джуд имел обыкновение соблюдать между собой и собеседником стратегическую дистанцию, но сейчас он подошел очень близко и, положив руки ей на плечи, заглянул глубоко в глаза.
Она хотела отвернуться, вдруг испугавшись, но он зажал ее подбородок между большим и указательным пальцами, повернул ее лицом к себе, и их взгляды встретились.
– Что случилось, папа?
Глаза Джуда Райкена оставались серьезными.
– Ты отвезла сегодня Джордана в аэропорт, не так ли?
Шейла кивнула.
– Вы стали с ним очень близки после того, что случилось.
Она не сразу поняла, к чему он клонит. Вопрос был достоин искушенного юриста. Не конкретный, но с намеком.
– Мы с ним дружны. – Она попыталась поддержать его игру, но Джуд, похоже, был настроен серьезно, и Шейла сдалась. – Думаю, мы были друг другу нужны. – Она снова спрятала глаза. – Слишком тяжело было выносить все это в одиночку.
– Тяжело выносить в одиночку... тебе? – Он снова взял ее за подбородок. – Или ему?
Она хотела ответить, что обоим, но, видимо, ей не надо было ничего отвечать. У Джуда уже был готовый ответ. Шейла сжалась, ожидая, чтобы он поскорее все выложил.
– К чему ты клонишь?
Джуд отпустил ее. Этот символический жест означал, что она должна подумать сама.
– Джордан очень способный парень, – сказал он, – и будет глупо, если он упустит свои возможности.
– С каких пор ты забеспокоился о Джордане Бреннере? – закричала она, не сдержавшись.
– С тех же, что и ты.
Шейла отвернулась. Джуд попал в самую точку. Присяжные могут быть свободны. Она виновна, и остается только просить о снисхождении.
Джуд снова положил руки ей на плечи. Теперь его прикосновение призвано успокоить ее. Он давно не был с ней ласков, и она немного расслабилась. Ей, как никогда, сейчас нужен отец.
– Ты знаешь, Шейла, что я желаю тебе только добра. Когда умерла твоя мама, нам было тяжело обоим. Я очень старался заботиться о тебе.
Шейла посмотрела на его накрахмаленную белую рубашку, стараясь изо всех сил удержаться от слез.
– Ты всегда делал, что мог.
– Нет, не всегда. – Он замолчал, и Шейле показалось, что он думает о той старой истории с Джорданом. – Но я хочу все исправить.
Он обнял ее, крепко прижав к себе, и его жест показался Шейле сердечным и искренним. Отец с ней. И неожиданно она почувствовала огромное облегчение от того, что он на ее стороне. Тому, чью сторону принимал Джуд Райкен, победа была обеспечена.
– Я знаю, как важно для тебя иметь собственную семью, Шейла. – Джуд улыбнулся. Помнишь твой кукольный дом с греческими колоннами?
– Мой плантаторский дом? – Шейла тоже не смогла сдержать улыбку. У нее остались такие теплые, чудесные воспоминания о тех днях. Она любила играть под отцовским письменным столом, когда он работал, чувствуя там себя в безопасности. – Какой только крошечной мебели не было в домике, и еще тоненькие шторки и искусственные цветы. – Она испытующе смотрела на него, силясь угадать, к чему он ведет.
– Ты забыла самое важное.
Сердце у нее застучало, она ждала, чтобы он продолжил.
– Там жил маленький мальчик, так ведь? По-моему, ты называла его...
– Адам, – прошептала она.
– Да, Адам. – Кажется отец и вправду помнил имя. – Адам, – повторил он еще раз.
Кровь 6росилсь ей в голову.
– Ты что, забыл, что у меня не может быть детей?
Когда ей исполнилось четырнадцать, у нее обнаружилось тяжелое гормональное расстройство: она оказалась единственной девочкой в девятом классе, у которой все еще не начались месячные.
