– Расскажи до конца, – попросила она, достала сигарету и наклонилась к Коэну, чтобы прикурить. – И пожалуйста, пусть кого-нибудь застрелят. Если хочешь, чтобы я не заснула, пожалуйста, весели галерку. Коэн расплылся в улыбке.
– Ты сегодня в хорошей форме. Так на чем я остановился? Ах, да. Неизвестно, королева ли попросила первой или кардинал сам предложил. Но в конце концов он согласился купить для нее ожерелье с уговором, что она выплатит ему всю сумму, конечно тайно, из казны. Конец истории краток и постыден. Развязка ее в том, что еще до того, как королеве удалось надеть это печально известное ожерелье, оно было украдено.
– Кем?
– Любовь моя, никто не знает. Никто никогда этого не выяснил. Но игральная кость уже была брошена, еще до суда и до скандальных статей. Для кардинала пришел конец всему. Он потерял свое состояние, доверие к себе и, что хуже всего, покровительство короля. И все из-за ожерелья, которое королева уже никогда не смогла бы надеть и за которое никто ему не стал бы платить.
Ли ждала продолжения, но Коэн молчал.
– Ну и что ты этим хотел сказать? – спросила она.
– Хелен просила тебя что-то для нее добыть. Возможно, записи данных Шарифи. А возможно, и что- нибудь другое, что, по ее мнению, попадет ей в руки, как только у нее появится эта информация. Если она поручает тебе, то только потому, что она не может запросить об этом Генеральную Ассамблею – или, что еще хуже, потому что она уже запрашивала и получила отрицательный ответ. Будь осторожна, когда будешь платить за ее безделушку. И сделай так, чтобы тебя не застигли врасплох, когда придет пора платить по счетам.
Ли почувствовала, как ее беззаботное состояние улетучивается. Она опустила лицо на руки и принялась разглаживать его холодными онемевшими пальцами.
– Ты советуешь держаться подальше от чего-то мне непонятного, – сказала она. – Как мне это сделать?
– А ты и не можешь, – ответил Коэн. – Голос его звучал по-особенному нежно, хотя, возможно, это был тембр молодого голоса Роланда. – Просто разворачивай корабль до того, как врежешься в берег, вот и все. А пока постарайся узнать состав игроков, что они хотят – и далеко ли они готовы зайти, чтобы получить то, что хотят.
– И это – твой совет? – спросила она, все еще пряча лицо в ладонях. – Я бы лучше на кофейной гуще погадала!
– Но ведь ты всегда можешь подать в отставку, – спокойно ответил Коэн.
Ли оторвала лицо от ладоней и посмотрела на него.
– Ты имеешь в виду сдаться? – Она почувствовала, как кровь прилила к лицу. – Я не сдаюсь.
Коэн положил свою руку на ее и слегка сжал.
– Я и не говорю, что ты должна, – сказал он. – Ты можешь, если дела пойдут плохо. А я помогу. И спрашивай все, что угодно. Все.
Все. В первую очередь, конечно, речь идет о деньгах. А взять их значит стать похожей на любого из его прихлебателей.
– Я сама позабочусь, если до этого дойдет, – сказала она грубовато и тут же солгала сквозь зубы: – К тому же есть и другие возможности: Служба безопасности. Планетная милиция. Но… все же спасибо.
Они посидели немного в молчании, почти не глядя друг на друга, его рука – на ее руке.
– Ты часто здесь бываешь? – спросила Ли, вытащив руку и оглядев зал.
– Иногда.
– Это нелепо, ты понимаешь. И все, кто здесь, нелепы.
– Я знаю.
– Думаю, что ты сейчас скажешь мне, что ты именно поэтому и любишь бывать здесь. Или… как еще ты говорил? Что у меня не хватает реального ощущения абсурда?
Он улыбнулся.
– Я что, действительно такое говорил?
– Тебе просто нравится наблюдать, как другие люди корчат из себя дураков, не так ли?
Она говорила в шутливом тоне, но неожиданно почувствовала острую потребность уязвить его. Он наклонился, откликаясь на эмоции, скрывавшиеся за ее словами.
– Я корчу из себя дурака десять раз в минуту, – сказал он. – И пятьдесят раз в минуту, когда ты со мной. Это называется быть живым, Кэтрин.
– Ну, правильно. Ты просто средний парень, проживающий свою среднюю жизнь. Но только со скоростью обработки данных в миллиарды раз быстрее.
– Что-то вроде этого. Она фыркнула.
– Я не могу расстаться с желанием быть рядом с людьми. Я таким создан.
– Так измени это. Измени свой код. Я бы сделала это. Я бы выбросила Нгуен, Шарифи и всю эту жалкую чепуху в одну секунду, если бы могла.
– Ты так говоришь, потому что знаешь, что не можешь. А теперь успокойся и послушай эту песню. Она очень красива.
На сцене была все та же певица. Она заканчивала цикл горьковато-сладких песен в стиле кантри. Песня была хорошей и могла быть написана вчера или триста лет назад.
