провалились.
Вывод напрашивался сам собой: очевидно, Адзисава все-таки имеет тайных союзников в городе.
В Хасиро многие были недовольны безраздельным владычеством семьи Ооба, но горожане понимали и то, что правящая клика дает им возможность заработать на хлеб и оберегает от всякого рода невзгод, поэтому недовольство не выходило за рамки обычного брюзжания. Вряд ли кто-нибудь стал бы рисковать жизнью, чтобы помочь беглому преступнику. Достаточно вспомнить историю борьбы и гибели Сигэёси Оти.
Так считали организаторы охоты, но бесследное исчезновение Адзисавы могло означать только одно: в городе существует очаг сопротивления.
— Замерзла?
Адзисава поплотнее укутал своим плащом дрожащую девочку. Но плащ плохо спасал от зимнего холода, Ёрико все никак не могла согреться.
— Надо терпеть. Завтра мы сможем вернуться домой.
После бегства из «Шлема» Адзисава и Ёрико спрятались в той самой теплице. После захода солнца здесь стало очень холодно, но наружу нельзя было и носа высунуть. Адзисава знал, что на него объявлен розыск и что ищейки Ооба рыщут по всему городу.
Он до сих пор не знал, правильно ли поступил, решившись на бегство. Сейчас он все равно был вынужден бездействовать. Но, с другой стороны, отдайся он в руки полиции, Ооба устроили бы над ним суд Линча. Конец всем колебаниям тогда положила Ёрико, прокравшаяся в бар через служебный вход.
Пожалуй, девочка подтолкнула его к верному решению. Однако с ней он бессилен что-либо предпринять — все наверняка предупреждены, что беглеца сопровождает десятилетняя девочка. А отдать ее некому. В Хасиро не осталось ни одного человека, которому он мог бы довериться. А соваться к Норико или журналисту нечего было и думать.
Адзисава искал выход и не мог его найти. Им постепенно овладевало отчаяние. «Пусть я пропаду, только бы рассчитаться с семейкой Ооба, — думал он, борясь с чувством безысходности. — Надо разоблачить убийц Томоко, а там и смерть не страшна. Неужели нельзя ничего придумать?»
— Папа, я есть хочу, — жалобно прошептала Ёрико. За весь день они почти ничего не ели. От булки, которую успел купить по дороге Адзисава, не осталось ни крошки. Они пытались есть сырые баклажаны, которых в теплице было сколько угодно, но голод от такой еды становился только острей, а больше здесь ничего не росло, остальной урожай уже собрали.
— Потерпи, я куплю тебе чего-нибудь, — упрашивал девочку Адзисава, но выбраться в магазин не решался. Как быть с Ёрико? Этот вопрос мучил его больше всего. Один он как-нибудь продержался бы, с него хватило бы корней и травы.
«Похоже, это всё», — обреченно вздохнул он. Надо было сдаваться властям — тогда по крайней мере Ёрико получит горячую пищу и ляжет в теплую постель.
— Папа, совсем как тогда, правда? — прошептала Ёрико.
— Когда «тогда»? — насторожился Адзисава.
— Когда ты был одет во все зеленое.
— Что?! — Он оцепенел от неожиданности.
— Чего ты так испугался?
Ёрико потянулась, но глаза ее неотрывно смотрели в лицо приемному отцу.
— Ёрико, ты…
— Я помню. Ты был одет во все зеленое, и у тебя было такое же испуганное лицо, как сейчас.
— Ты… ты ошибаешься, детка!
— Нет. Я же вижу, вижу твое лицо.
Память возвращалась к Ёрико. Это была страшная память. Адзисава не знал, что может сейчас произойти.
— Я помню. Тогда у тебя в руке был топор.
— Что ты, что ты!
— Весь в крови. Топор взмахнет — и кровь, взмахнет — и кровь. Я боюсь!!!
У Ёрико как наяву встала перед глазами кошмарная картина, девочка закрыла лицо руками.
— Ёрико, не выдумывай! Это тебе от голода всякие ужасы мерещатся. Вот погоди, папа принесет тебе чего-нибудь вкусного.
На грани отчаяния Адзисава вдруг вспомнил, что есть один дом, где ему, может быть, помогут. Уж там-то враги не додумаются устраивать засаду. Только поверит ли ему тот человек? Но другого выхода все равно не было, и Адзисава решился.
К счастью, не так далеко от теплицы был телефон-автомат. Адзисава осторожно подкрался к нему, одной рукой прижимая к себе девочку, и набрал номер.
Когда на том конце сняли трубку, Адзисава глубоко вздохнул и сказал:
— Это говорит Адзисава.
— Кто-кто?! Адзисава?! Такэси Адзисава?! — ошеломленно переспросил мужской голос.
— Да.
— Что тебе нужно? Где ты?!
— В городе. Мне нужно с вами поговорить.
— О чем мне говорить с тобой, убийца?!
— Я не убийца. Выслушайте меня.
— Где ты? Я сейчас вызову полицию!
— Подождите, не горячитесь. Помните, я говорил вам, что Томоко Оти была моей невестой?
— Ну и что?
— Ваш сын вместе с Наруаки Ообой, вожаком «Бешеных псов», занимались тем, что насиловали девушек.
— Ты врешь!
— Нет, это правда. Причем ваш сын, как он сам выразился, «просто стоял на стреме».
— Я не желаю этого слушать!
— Не вешайте трубку, дайте мне закончить. Томоко Оти тоже стала жертвой Наруаки.
— Что-о?!
— Наруаки убил ее. Ваш сын тоже был на месте преступления.
— Тебе мало убить моего сына, ты еще хочешь очернить его память!
— Ошибаетесь. Я всего лишь искал тех, кто убил мою невесту. Сюндзи знал, что преступление совершил Наруаки Ооба, именно поэтому его заставили замолчать навсегда. А вину за убийство взвалили на меня.
— Ого! Такой наглой лжи мне слышать еще не приходилось!
— Это не ложь. Звоня вам, я иду на огромный риск. Зачем бы я стал подвергать себя такой опасности?
Адзисава почувствовал, что мужчина заколебался.
— В убийстве Томоко вместе с Наруаки участвовал еще один парень, рабочий с автомобильного завода, его зовут Цугава.
— Цугава? — Голос дрогнул. Очевидно, имя было знакомо отцу Кадзами.
— Я понимаю ваше возмущение и гнев, вы потеряли сына. Но, ради бога, не принимайте то, что вам говорят полицейские, за чистую монету. Вы же знаете, что наша полиция безоговорочно подчиняется мэру. А для того, чтобы покрыть грехи своего сынка, Ооба пойдет на что угодно. Если им удастся осудить меня, настоящий убийца Сюндзи никогда не будет найден.
Слова Адзисавы, кажется, подействовали.
— Чем вы можете доказать, что не убивали моего сына? — уже спокойнее спросил отец Кадзами.
— Я попался в очень ловко расставленный капкан. У меня нет доказательств моей невиновности. На следующий день после гибели Сюндзи я должен был вместе с господином Уракавой — это бывший сотрудник «Вестника Хасиро» — и Митико Ямадой, одной из жертв Наруаки, подавать на этого негодяя в суд. Тяжкое преступление и на совести самого мэра — грязные махинации с земельными участками в низине Каппа. Для