предела.Жара там пыточна,Но можно взять автобусС прохладным климатом и посетить обительТех призраков, чья плавает пластинкаС конём, с его начинкой вероломнойВ лучах гекзаметрического тела.ГОД МЕТАЛЛИЧЕСКОЙ ЗМЕИЗмея из белого металла,Из платины и серебра, —Ей первой карту наметалаТысячелетия игра.Она полна целебным ядомИ ядом гибельным – составУ них один… Невинным взглядомОна глядит, на хвост привстав, —И держит кольчатая длинностьГоловку страшной красоты,Её змеиную невинность,Её невинную змеиность,Взирающую с высотыНа всё, что здесь для нас настало,Когда пришла её пора — Змеи из белого металла,Из платины и серебра.Мы с ней должны, как йог в пустыне,Делить вселенную свою,Где звёзды чествуют отнынеМеталла белого змею —Событий кольчатую длинность,Которой славится игра,Её змеиная невинность,Её невинная змеиностьИз платины и серебра.* * *Завтра мальчик придёт восьмилетний,Все мы будем его обожать.Он не первый, и он не последний,Кто способен от счастья дрожать,Побеждая на клеточном поле,На газоне, на грунте, в воде,Замирая от страха и болиИ, как бомжик, ночуя везде.Это – Ваня, мой внук перелётный,У него на спине рюкзачок — Мир его, аскетически плотныйИ огромный, как тайны зрачок.Этот мир, путешественный жребий,Он за тридевять тащит земель,И в моём появляется небеРаз в году он на пару недель.Он в моей приземляется ране,В моего униженья стране,Где надежд на моё вымираньеОптимистам хватает вполне.В этих светлых надежд дешевизнеЕсть Большой людоедский секрет…Так насвистывай дырочкой жизниСвой, Поэтка, божественный бред!..* * *Я не из тех, кто ублажает власть,Её ступени вылизав до глади,В надежде прямо в душу ей запастьИ возникать оттуда в шоколаде.Что юбилеи с цацками наград?Что славы писк по спискам из конторы?Что наивысший похорон разряд?Есть нечто более, чем этот ряд, которыйВоистину равняется нулю,Когда с великой благодарностью печалиМои читатели положат по люблюВ ту лодку, на которой я отчалю.ПО ВЫСШЕМУ РАЗРЯДУА мне безразлично, по какому разряду меня похоронят.По высшему было дано мне любви, красоты и отваги.Мой читатель божествен, как звёзды в небесной короне,Как сиреней цветущих и яблонь победные флаги.Никакая контора не ведает искрой Божьей,Ослепительным чудом, которое вопрекиЧудовищному параду бытности толстокожейВозникает из тонкого мира… Остальное всё – пустяки.Остальное всё – по разрядам рутинных мероприятий,Организаций объединённых мнений,Заведений с их мёдом и ядом.Не из тонкого это мира, не из твоих объятий,Любовь моя, облако золотое моего безразличья к разрядам.* * *Снег летает сентября,Воздух серебря…Чистят клумбы в Ботаническом саду,Маргаритки валят в кучки, —Они просятся на ручки,Кой-кого из них домой я приведу.В Ботаническом садуЧистят грамотно среду,Птица там свою еду не покупала, —С райских яблонь тук-тук-тукРайских яблочек сундук,Всем – привет, и возлюбите, что упало!Возлюбите Божий дар,Этот день, воздушный шарНад коляской, где младенец кочевряжится,Старость с книгой под зонтом,В тайном трепете святомВозлюбите, что упало, —Мало не покажется.* * *Вредит куренье моему здоровью,Лет пятьдесят оно уже вредит, —Я знаю, что давно живу в кредит,Но – каждый миг мой озарён любовью.Когда бы не куренье, мне б каюк —В такие я заглядывала бездны…И курева не более полезныЦикута знаменитая и крюк.На склоне дней с цепи я сорвалась,С таким я сладострастьем дым глотаю, —Но разве лучше вонь глотать и грязьВозможностей, чью гадость наблюдаю?!.Куренье убивает, спору нет,И правда то, что мёртвые не курят,Их воздух свеж, их души балагурят,Проветрен их рабочий кабинет.ПЕСЕНКАИзносилось тело,Все его детали, —Что-то отлетело,Что-то подлатали,Кое-что валяетсяГде-то под столом,Оно легко вставляется,Но тут же воспаляется —Вот какой облом!..«Родная Наденька, не знаю, жива ли ты,голубка моя?»Осип МандельштамНадежда Мандельштам была не злой старухой,Обгадившей цветы литературных клумб.Она на этот мир глядела не под мухойИ знала меру зла, как волны знал Колумб.Вернись она в Москву безмолвною золою,Тогда бы, о, тогда б она была добрейВ мозгах клеветников, её считавших злоюЗа правды горький вкус, за то, что нос-еврей.Когда бы в гроб сошли не кости Мандельштама,Когда бы в гроб сойти поэзия могла, —Кого бы грёб вопрос, насколько эта дамаПриятственно добра или исчадье зла?!.Победа доброты над этой «злой женою»Однажды ворвалась и хлынула из труб,Когда «друзья людей», чтоб ей не быть одною,Явились и её арестовали труп.На отпеванье в храм отпущенная с Богом,Она лежала там в блаженстве неземном,Светясь резьбой лица – прощений каталогом,А некто видел злость в лице её резном,Завидуя судьбе в такой крутой обложке,Доставшейся не тем, кто вписан в трафарет,Не тем, кто углядел, что кривоваты ножкиУ девочки, любил которую Поэт.* * *Вот здесь мой дом, он – в русской речи,Иных уж нет, а те – далече,Над головою – облака,Ни потолка, ни стен, ни окон,В просторе я живу глубоком,Питаясь высью, как рекаДождём питается, снегами,Моя строка идёт кругами,Идёт слогами речь реки,Рекою речи воздух пахнет,Вот здесь – мой дом, он весь распахнут,Но тайны плещут плавники.
Рукопись такая
* * *Никак я не доеду до богемы,Никак я до богемы не доеду,Всё не доеду до неё никак!..Возникли с этим жуткие проблемы,Среда – счастливый день, но даже в средуНа том пути – то насморк, то овраг,То вдруг пожар, то непонятно где мы,То гаснет свет и вспыхивает мрак, — Никак я до богемы не доеду,Никак я не доеду до богемы,Всё не доеду до неё никак!..НЕУЗНАВАЕМЫЙ БУЛАТНикем не узнаваемый Булат —Давно ли это видеть повезло мне?..Мы шли бульварами, откапывая клад,Вчера зарытый в «Домике в Коломне».Шёл дождь со снегом, густо шёл народ,По сторонам восторженно не глядя,Не видя, что по снежной каше вбродИдёт себе такой булатский дядя.Его совсем никто не узнавал.Все шли походкой журавлей и цапель.И снег с дождём Булата покрывалХрусталиками, зеркальцами капель.Неузнаванье это под водой,Водой небес, летящей в заморозке, —Вот прелесть вольной жизни молодой!..Он стал совсем булатским, как подростки,Совсем булатским – как давным-давно,За триста лет до узнаваемости адской…И был он весь – булатское виноИз винограда юности булатской.РУССКОЙ АФРИКИ
