– Неужели этих мест так много?
– Достаточно много. – Рассмеявшись, Гил нагнулся вперед и положил руки на стол. – Я предоставлю тебе сокращенный вариант этого списка. Ты заинтриговала меня сразу же. Большинство людей, как только узнают о том, что я губернатор, начинают вести себя со мной по-особому, не так, как они обычно ведут себя с другими. Можно подумать, что я чем-то отличаюсь от остальных людей. А ты ведешь себя со мной так же, как со всеми остальными. Честно говоря, во время нашей первой встречи ты была откровенно груба со мной.
– Я не была груба! Я была занята работой, а ты помешал мне!
– Ты была груба.
– Ну ладно, – согласилась Сьюзи только потому, что ей очень хотелось знать, что он скажет дальше. – Допустим, я была груба.
– Это-то и заинтриговало меня. Большинство людей бросают свою работу и начинают суетиться вокруг меня, пытаясь произвести впечатление, а ты нет. – Гил засмеялся. – Мне это понравилось.
– Значит, я понравилась тебе, потому что была с тобою груба, – недовольно подытожила она. – Что ж, это обнадеживает.
– Но это только первый пункт списка. – Гил взял в руки чашку и сделал еще глоток. – Потом идет секс.
Сьюзи вскинула вверх руку.
– У-ух! Не было никакого секса. По крайней мере сначала.
– Но мысли были. Я спрашивал себя, приятно нам будет заниматься этим или нет. Тебе ведь тоже это было интересно.
– Ни капельки!
Гил нагнулся к Сьюзи и схватил ее за подбородок.
– Ты тоже думала об этом. И на приеме, который ты обслуживала, и в тот день, когда я пришел к тебе домой. Признайся мне! – большим пальцем Гил провел по ее нижней губе. – Ну же, Сьюзи!
Нахмурившись, она отбросила его руку.
– Хорошо, – неохотно согласилась она. – Может быть, и думала, но очень недолго. Могу заверить тебя, что я не проводила бессонных ночей, терзая себя вопросом о нашей сексуальной совместимости.
– А я провел не одну бессонную ночь, думая о тебе.
Удивленная тем, что Гил так легко признался ей в своей страсти, Сьюзи хотела поподробнее расспросить его об этом, но испугалась, что потом он попросит ее рассказать ему о том же.
– Почему ты до сих пор не женат? – спросила она вместо этого.
– Еще не встретил свою половину.
– Тебе уже тридцать шесть лет, и ты до сих пор не встретил ни одной женщины, на которой захотел бы жениться?
– Ни одной, – ответил Гил. В глазах его блестели озорные огоньки.
Сьюзи поджала губы и вопросительно взглянула на него.
– Ходят слухи, что ты не женишься, потому что тебе нравятся мужчины.
– Неужели я похож на гея? У тебя еще остались какие-то сомнения? – поведя бровью, спросил Гил.
Сьюзи прыснула от смеха.
– Едва ли. Но неужели тебя не беспокоит, что они пишут все это?
– С какой стати меня это должно беспокоить? Мне достаточно того, что я знаю, что это неправда.
– Ты-то знаешь, но многие люди легко принимают все, что читают в газетах, на веру.
– Думаю, что это так.
– И это нисколько тебя не беспокоит? – с недоверием спросила она.
– Нет. Почему это должно меня беспокоить?
– Ах, вот как! – закричала она, вскочив со стула. – Средствам массовой информации нельзя позволять печатать ложь о людях, неважно, кто это: ты, я или кто-нибудь другой. – Она подошла к раковине и вылила в нее свой кофе. – Это вторжение в личную жизнь, прямое нарушение прав человека, которые гарантированы Конституцией Соединенных Штатов Америки.
Удивленный ее напором, Гил тоже встал со стула и пошел к раковине. Моя свою чашку, он внимательно наблюдал за Сьюзи.
– Конституция также гарантирует свободу слова и свободу прессы, – сдержанно заметил он.
– Свободу говорить и публиковать ложь? – гневно произнесла Сьюзи. – Я думаю, в Конституции нет такой статьи. – Она повернулась и пошла в другой конец кухни. – Средства массовой информации должны публиковать только правду. Им нельзя позволять печатать сплетни или даже выдумки только для того, чтобы поднять рейтинг и увеличить число читателей.
– Нельзя, – согласился Гил. – И как, по-твоему, мы должны положить этому конец?
– Мы? – Сьюзи начинала выходить из себя. – Я и ты?
– Да. Судя по всему, ты очень хорошо знакома с этой проблемой. Почему бы тебе не направить свой гнев на ее решение?
При мысли о том, что Гил может заподозрить ее в связях с прессой, догадаться о ее конфликте с журналистами, Сьюзи отступила назад.
– Я не могу. Я ничего не понимаю в законах и политике.
– А тебе и не нужно. Все, что тебе понадобится, – это желание изменить существующее положение вещей и мужество отстаивать свою точку зрения.
Отрицательно качая головой, Сьюзи сделала еще один шаг назад.
– Я не могу, – повторила она. – Я даже не знаю, с чего начать. Я работник общественного питания, а не политик.
– А я хозяин ранчо, – парировал Гил. – Ты уже сделала первый шаг, хотя сама этого еще не понимаешь, – уже мягче сказал он. – Ты знаешь, что нужно исправить.
Сьюзи испугалась. Ей показалось, что Гил сейчас же назначит ее председателем комитета по расследованию деятельности средств массовой информации. Она быстренько сделала то, что делала всегда, если оказывалась в неудобной ситуации, – она призвала на помощь сарказм.
– Да, – издевательским тоном произнесла она. – А после того, как приструню средства массовой информации, я возьмусь за реформу системы здравоохранения. Сейчас меня это особенно волнует.
– В нашей системе здравоохранения нужно многое менять, как на местном, так и на национальном уровне.
– Да, ты прав. – Сьюзи притворилась, что зевает, и лениво потянулась. – Однако все эти разговоры о том, как изменить мир, утомили меня, – устало сказала она. – Пойду-ка я, пожалуй, вздремну.
Гил покачал головой.
– Я бы с удовольствием присоединился к тебе, но мне нужно проведать скот. Можешь поехать со мной, если хочешь. Прогулка на лошадях тебе не повредит.
– На лошадях?
– Это единственный способ добраться туда.
Сьюзи вздрогнула.
– Если ты не возражаешь, я останусь здесь и немного посплю. Я не выспалась, – с намеком сказала она.
Гил взял с кухонной стойки ковбойскую шляпу, надел ее и направился к задней двери.
– Что ж, продолжим наш разговор вечером, – сказал он на прощанье.
Сьюзи пыталась уснуть, но ей не удавалось: мучили страхи и воспоминания. Разговор с Гилом о средствах массовой информации взволновал ее. Каждый раз, закрывая глаза, она видела заголовки газет, кричащие о злодеяниях ее отца, слышала непрекращающиеся звонки телефона и душераздирающие всхлипывания матери. Но чаще всего она видела его, своего отца, печально известного проповедника Бобби Уэйна. Возведя к небу руки, он стоял с закрытыми глазами, в своем идеально сшитом костюме, гладко причесанный, и блаженно улыбался. Точно так же он улыбался наивным женщинам, которые сначала охотно приобщались к его пастве, а потом ложились в его постель.
Средства массовой информации взахлеб рассказывали обо всем этом.
Когда слухи о прегрешениях отца вышли за пределы его церкви, репортеры, как свора охотничьих собак,
